Командир части Крысов».

И подобных писем было отправлено в те дни немало. Мы, политработники, внимательно следили за их прохождением, всячески популяризировали сам факт отправки такого письма. И естественно, знакомили воинов с ответами на них, если они поступали.

Сразу скажу, что жена красноармейца Скокова ответила нам. К сожалению, этого письма Марии Васильевны у меня не сохранилось. Потому-то и воспроизведу здесь другой ответ, который прислала мать красноармейца Шиленкова. Обращаясь к командиру, она писала:

«Я получила Ваше сообщение о награждении моего сына. Приношу Вам искреннюю благодарность за внимание ко мне. Да, у меня теперь есть все основания гордиться своим сыном, а также остальными героями Отечественной войны, не жалеющими сил и жизней для спасения Родины от гитлеровских банд...»

Письмо заканчивалось обращением к сослуживцам сына и в дальнейшем жестоко мстить фашистским захватчикам за горе, причиненное нашему народу.

Такие ответы служили отличнейшим пропагандистским материалом. Мы всегда оглашали их как на митингах, так и в беседах с личным составом подразделений.

* * *

Между тем войска нашей армии, преследуя отходящего противника, вышли к важному административному центру и крупному железнодорожному узлу — городу Шяуляй. 27 июля генерал Я. Г. Крейзер доложил в штаб фронта: «Во взаимодействии с 3-м мехкорпусом генерала Обухова, дивизиями генералов Бобракова и Толстова, а также комдивом 87 сд 1-го гвардейского корпуса полковником Куляко ведем бой на юго-восточной окраине города Шяуляй...»

А удержать этот город враг стремился во что бы то ни стало. Он укрепил все подступы к нему, превратил каждый квартал, каждый дом в довольно серьезные очаги сопротивления. Подтянул и резервы.

Нам же важно было сохранить боевой порыв своих войск, развить успех, достигнутый еще в боях под Паневежисом. [112] Потому-то все части и соединения и облетел страстный призыв: «Даешь Шяуляй! Устроим фашистам второй Крым!» Он звучал в устной пропаганде, пламенел на страницах газет и листовок.

И вот наши передовые батальоны ворвались-таки на улицы города. При поддержке артиллерии и танков они захватывали все новые и новые дома, выкуривая из них вражеских автоматчиков. Все смешалось в гуле орудийной пальбы, реве моторов, пулеметном стрекоте. Где наши, где гитлеровцы — порой и не разобрать. Сражение шло за отдельные строения, даже этажи, перекрестки улиц, узловые пункты города.

...Одна из рот 267-й стрелковой дивизии вынуждена была залечь перед небольшой площадью, встреченная плотным пулеметным огнем из окон приземистого, толстостенного здания. В дополнение ко всему откуда-то из-за домов по ней начали бить вражеские минометы. И хотя мины рвались несколько в стороне, осколки все равно долетали до залегших бойцов. А вот раза два выстрелило и полевое орудие, снаряды врезались в стену ближнего дома, осыпав наших воинов кирпичной крошкой и осколками оконного стекла.

В этих условиях командир роты связался со штабом батальона, вызывая на подмогу танки.

— А пока они подтягиваются, будем действовать самостоятельно, — сказал он. И приказал: — Костюка ко мне!

Григорий Костюк, парторг роты, только что оставшийся за командира взвода, отправленного в лазарет, подполз к ротному.

— Бронебойщики в строю? — спросил его тот.

— Два расчета есть...

— Хорошо. Берите их и вместе со взводом обходите площадь справа по примыкающим улицам. Во что бы то ни стало уничтожить пулеметные точки в доме!

Парторг, держась ближе к стенам домов, повел взвод и расчеты ПТР в обход площади. Фашисты, видимо, не ожидали этого маневра, сосредоточив все свое внимание только на площади. Это-то и дало нашим воинам возможность беспрепятственно преодолеть наиболее опасный участок и выйти к приземистому особняку с тыла.

И тут враг заметил их. Раздались пулеметные очереди, пули зацокали по булыжному тротуару, высекая из [113] него искры. Но бронебойщики тоже были начеку. По оконным проемам ударили противотанковые ружья. И в ту же секунду бойцы, увлекаемые парторгом, ворвались в дом.

Гитлеровцы сопротивлялись отчаянно. Но не помогло и это. Взвод Григория Костюка почти без потерь овладел домом. А тут в атаку поднялась уже вся рота. Преодолев площадь, она устремилась дальше, к центру города.

Не менее отважно действовал в Шяуляе и командир саперного взвода лейтенант И. Миненков. В один из моментов наши танки неожиданно наткнулись на минное поле. Смертоносные «сюрпризы» были заложены фашистами прямо под камни мостовой. Срочно вызвали саперов.

— Прикройте-ка нас огоньком! — попросил танкистов Миненков и первым пополз к заминированному участку.

За ним двинулись остальные саперы взвода.

Ударили танковые орудия. Под их прикрытием миненковцы начали спешно извлекать из-под камней мины. Путь танкам был расчищен в считанные минуты. Боевые машины возобновили атаку.

Позже танкисты говорили Миненкову:

— Ну и ловок же ты, лейтенант! И смелости тебе не занимать. С тобой и до Берлина дойти можно!

— А мы и дойдем! — твердо заверил Миненков.

В другом районе города враг применил против наших танков зенитную артиллерию. И тогда на помощь танкистам пришел взвод под командованием младшего лейтенанта Л. Борискина. Совершив дерзкий маневр, он вышел в тыл к зенитчикам. В коротком бою смельчаки уничтожили гранатами прислугу орудий и открыли путь своим танкам.

А вот какой подвиг совершил другой парторг роты — Николай Зюзин. С группой бойцов он захватил зенитное орудие врага и, развернув его, открыл огонь по фашистским пулеметам, что били из подвалов ближнего здания. Это-то и предопределило успех наступающей роты.

27 июля Шяуляй был полностью очищен от противника. С его освобождением перед советскими войсками открылся прямой путь к Балтийскому морю. [114]

Прямой, но нелегкий. Враг еще располагал довольно значительными силами. К тому же в случае дальнейшего продвижения наших частей и соединений на запад над их флангами неизбежно нависли бы армии гитлеровской группы «Север». Риск был слишком велик.

В этой обстановке Ставка Верховного Главнокомандующего приказала повернуть фронт нашего наступления почти на 90 градусов. Теперь удар наносился в северном направлении. Цель — выйти к Рижскому заливу и тем самым отрезать группу вражеских армий «Север» от Восточной Пруссии.

Но вначале нужно было освободить Елгаву. Этот город, как и Шяуляй, представлял собой важный железнодорожный узел. И было очевидно, что фашисты постараются всеми силами удержать его.

Командиры, штабы, партийно-политический аппарат 51-й армии очень тщательно подготовились к боям за Елгаву. И хотя времени в нашем распоряжении было крайне мало, использовали для работы с людьми буквально каждую минуту, так как хорошо понимали, что от их настроя будет во многом зависеть стремительность продвижения наших частей и соединений.

Кстати сказать, в ходе подготовки к взятию Елгавы мы неожиданно столкнулись с довольно своеобразной проблемой. Суть ее состояла в том, что в этом городе имелось немало древних архитектурных памятников, которые конечно же нужно было сберечь от разрушений и пожаров. Среди них — знаменитый дворец, построенный еще в 1733 году по проекту русского зодчего Растрелли. Немалую ценность представляли и здания университетского городка, другие старинные сооружения.

Но как сделать так, чтобы одновременно и врага выбить из Елгавы, и эти ценности сохранить? Правильно ли поймут бойцы наше требование быть особенно осмотрительными и осторожными в период жестоких схваток с врагом у стен старинных архитектурных сооружений? Не получится ли так, что какой-нибудь лихой артиллерист, напротив, посмотрит эдак с усмешкой на дворец да и скажет: «Нечего жалеть какие-то там княжеские палаты». Да и бабахнет прямой наводкой по лепным украшениям. Ведь в горячке боя при виде крови и смерти чувства к прекрасному притупляются, немудрено и потерять над собой контроль. [115]

Рассудив так, мы тут же направились в те подразделения, которым предстояло действовать в районах дворцовой застройки. Провели с бойцами и командирами разъяснительные беседы.