чудовищной силой привычки. Или дуростью, которую мне было неохота даже

оправдывать либо отрицать. Живем и живем. Мы продолжали с прохладцей совершать

наши рассечения автомагистралей, старательно выводя улыбки на фотографиях.

Посещали дни рождения мам, пап, бабушек и дедушек, пятиюродных крестных и

застоявшихся седьмых вод на киселе. Иногда мы с Б. даже покупали выпить и сидели

вдвоем, разговаривая. Каждый о своем, впрочем.

Не зная, куда себя приткнуть, я встречалась со всевозможными старыми знакомыми,

товарищами из Альма Матер, в частности, с одной подругой, мы сидели в кафе, и я

пожалела, что не поставила эпиграфом к «125 RUS» сентенцию: «Этот роман был написан

чернилами кальмара». Потом опять шла домой и читала «Смерть Банни Манро»

господина Кейва. Мой муж не переносил Кейва, считал его не-музыкантом. Тем больше

песен The Bad Seeds я перегоняла себе в плеер. Я читала «Traumdeutung»5 Фрейда и

4 Нем. «Боль и Страх»

5 Нем. «Толкование сновидений»

записывала в блокнот свои сны, где, помимо сцены с неудавшейся утопленницей, меня

одолевала ожившая в шкафу свадебная фата, она кидалась на меня вампирским поцелуем

булавочек-заколочек, с помощью которых мне когда-то удалось водрузить ее себе на

голову, покрышку автомобильной царицы вместо короны ферзя.

Я спросила Б., как тот относится к моему выбору профессии, к тому, что моя

деятельность будет сопряжена с некоей степенью опасности, к тому, что меня часто не

будет дома. Муж сказал: «Главное, чтобы тебе нравилось, К.».

Глава 3.

Гора

«I’ve been to Hollywood,

I’ve been to Redwood,

I’d crossed the ocean for the heart of gold.

I’ve been in my mind –

It’s such a fine line,

That keeps me searching for the heart of gold.» 6

(Нил Янг, «The heart of gold»)

Давайте теперь поговорим о нашем географическом положении. Я просто не смогу без

пунктов А, Б и пунктов всех букв далее. Итак, у нас есть Большой Город. В центре города

суровой готической глыбой высится Кафедральный Собор. Его шпиль виден практически

с любого места в Большом Городе, за исключением серых спальных районов с

панельными многоэтажками и окраинных трущоб. Грозный каменный крест с огромной

высоты неусыпно следит за давно уже потерявшейся в суете сует и погрязшей в

низменных хлопотах пастве. Кафедральный Собор – наша главная гордость, его печатают

на открытках, магнитиках для туристов и почтовых марках.

Выехав из Большого Города, мы уже издали на горизонте заприметим земляного

старшего двойника Кафедрального Собора – Гору. Гора крепко въелась корнями в самые

глубокие тектонические плиты, она никогда не давала глупым автомобилистам сбиться с

пути – исполинский маяк закрывал собой солнце, отбрасывая гигантскую тень на долгие

километры вперед. К востоку от Горы находился аэропорт, который монополизировала

авиакомпания «Schmerz und Angst», где я отныне и решила работать. На западе от Горы

была наша с Б. дача, Грозовой перевал. Именно там, по дороге с дачи в аэропорт,

проезжая мимо Горы, мы так кошмарно поругались в апреле.

Мы ссорились с Б. из-за любого пустяка: из-за итогов Второй Мировой, или из-за того,

что кто-то назвал клюв воробья пастью. Жарче всего мы ругались на тему искусства. Кто

же из нас двоих более велик и значим – этот вопрос стоял между нами даже не ребром, а

глухонемым топором, крепостной стеной, вырытым рвом и страшными монстрами,

охраняющими неприступный замок. Мы исступленно скандалили три года нашей

совместной жизни, и после каждого приступа гнева так же неистово зализывали друг

другу нанесенные в домашних боях раны, покупали дорогие подарки и клялись в вечной

любви и верности. Обещали каждодневно мять спинку. Но что-то надломилось с той

6 Англ. «Я побывал в Голливуде,

Я побывал в парке «Красный лес»,

Я пересек бы океан ради золотого сердца.

Я был внутри своего сознания –

Это такая тонкая линия,

Это заставляет меня продолжать искать золотое сердце.»

ужасной поездки перед отпуском. Надломилось настолько, что я больше не могла даже

видеть нашу дачу, здоровый особняк, окруженный яблоневыми деревьями. Уже в конце

мая Б. заехал на дачу навестить родителей, я же решила побродить по окрестностям и

тропинка сама привела меня к подножью Горы. Широколиственный шум, хвойный

шелест, редкий треск ветвей – все изначально природное пугало и завораживало меня. В

голове крутилась строчка из песни про поиски золотого сердца, оригинал был написан

Нилом Янгом, но мне куда больше по душе пришлась кавер-версия моей любимой Тори

Эймос, визуального прототипа Миры. Ну, той самой Миры, которую я выдумала для

романа «125 RUS», той Миры, которая была призвана в этот мир защищать меня и

оберегать от всего дурного с плазменной пушкой наперевес. А Миры на самом деле не

существовало, никто меня не спасал и не собирался, я знаю, я-то уже побывала в своем

сознании – это такая тонкая линия. Это заставляет продолжать поиски золотого сердца.

Гора давила на меня. Давай, иди вперед, норовистые самолетики ждут тебя, эй! Давай,

ты будешь летать в дальние дали и совсем перестанешь бывать дома – тогда вы с Б.

наконец-то перестанете ссориться, будете номинально сохранять статус мужа и жены, но

совсем не видеть друг друга, а где разлука, там и тоска, а значит, никакой рутины,

Кристабель, а значит, никаких споров и разногласий, вы раз и навсегда перестанете

ругаться, ты побываешь в других странах, побываешь в Голливуде и в парке «Красный

лес», одна, за облаками, на железных крыльях, мощнейших двигателях, разрезающих

часовые пояса и отталкивающих за ненадобностью земное притяжение, а оно – самое

бескомпромиссное, Кристабель, ты побываешь в своем сознании – это такая тонкая

линия…

Вот что мне поведала Гора. Потом я вернулась на участок, села в машину, и мы с Б.

вернулись домой, в Большой Город по главной магистрали (она всего одна – от Горы до

самого Кафедрального Собора), раскрашенной рекламными плакатами, зазывными

перемигивающимися витринами и сумасбродными порывами майского вечернего ветра,

гоняющего птиц и собирающего причудливые конструкции из мусора возле автобусных и

троллейбусных остановок. Большой Город радушно принимал нас обратно, заключал в

цепкие объятия, жег наш бензин, мы ехали домой, в самый центр, на улицу имени

Ротшильда, помню, как все завидовали одной фотографии: на ней мы с Б. стоим на

балконе. Люди завидовали не лучезарным счастливым лицам, а тому, что с балкона

открывалась чудесная панорама на центр мегаполиса – шпиль Собора покровительственно

высился за нашими спинами на фото.

* * *

Двенадцатого июня я приступила к работе в авиакомпании «Schmerz und Angst». Ее

владельцы и основатели, Хельга Шмерц и Герберт Ангст, по фамилиям которых и была

названа фирма, и с которыми мне позднее доведется познакомиться лично, начали свою

карьеру с того, что служили обыкновенными бортпроводниками. Они так подружились в