А сейчас и Гена, и все мы на пороге: он – квартиры Архи­па Архиповича, мы – той области Страны Литературии, которая даже для нее, где к чудесам не привыкать, слишком уж необыкновенна.

Гена. Архип Архипыч! Что это вы такое делаете?

Профессор. Письмо читаю. А почему это простое заня­тие так тебя удивило?

Гена. Так ведь на письма же у нас Шерлок Холмс с докто­ром Уотсоном отвечают. Что ж вы им и это не передали?

Профессор. Из жалости.

Гена. К кому это? К ним, что ли?

Профессор. Да нет... Впрочем, хватит задавать пустые вопросы. Возьми-ка лучше да и прочти вслух.

Гена. Пожа-алуйста... Трудно, что ли? Значит, так: «Здрав­ствуйте, Архип Архипович и Гена! У меня к вам просьба. Я не­давно прочитала книгу Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране Чудес» и слушала по радио отрывки из другой его книги, «Алиса в Зазеркалье». Эти сказки мне очень понравились, я много смеялась, а потом подумала: что же хотел сказать автор? К со­жалению, я так и не нашла ответа. Книги веселые, но не может быть, чтобы Льюис Кэрролл написал их только для смеха. На­верное, в этой куче бессмыслиц все же есть какой-то смысл. Или я ошибаюсь? Надя Мальченко, город Пермь»... Все. Ну, и кого же вы тут пожалели?

Профессор. Тебя... Ну да, кого же еще? Я, увы, уже слишком взрослый человек, чтобы свободно чувствовать себя в Стране Чудес. А ты... Неужели ты согласился бы уступить это удовольствие Холмсу с Уотсоном? В общем, собирайся. Думаю, уж ты-то отыщешь там ответ на вопрос Нади Мальченко.

Гена (он в этом совсем не уверен). Вы считаете? Только я, вообще-то, не так уж хорошо эту Страну помню. Я Кэрролла давно читал.

Профессор. Не беда! Дорогу тебе там кто-нибудь да укажет – не пустыня, слава богу... Да, и прихвати с собой вот это!

Гена. А что это за коробочка?

Профессор(несколько уязвленно). Это тебе, дружок, не коробочка, а дистанционное управление нашей машиной. Если с тобой стрясется что-нибудь уж слишком... гм... чудесное, наж­ми кнопку – и вмиг очутишься рядом со мной.

Гена. Ну, ладно... Попробуем.

Профессор. То-то. Итак, настраиваю машину. Льюис Кэрролл. «Алиса в Стране Чудес»... То есть виноват: на этот раз – «Гена в Стране Чудес»!

И – абсолютная тишина. Гена совершенно один.

Гена. Надо же – никого... А Архип Архипыч еще говорит: не пустыня. Как же не пустыня, когда... Ой! Что это в воздухе такое? Улыбка? Честное слово, улыбка! Только кто улыбается, не... (Раздается негромкое «мяу».) Смотрите, кот! Кот прямо из воздуха возникает и еще улыбается, зараза! (Снова «мяу!», но уже обиженное и сердитое.) Ой, извините! Это я нечаянно. Ска­жите, пожалуйста, как это у вас получается?

Кот. Мяу! Потому что я Чеширский кот.

Гена. Чеширский? Понятно. То есть, наоборот, ничего не понятно.

Кот. Ну, если тебе так уж хочется и если ты не будешь на­зывать меня всякими нечаянными словами, я объясню. Видишь ли, ученые утверждают – а ученые знают все-все на свете, даже то, чего нельзя и не нужно знать, – что некогда в Чешире... Это такое местечко в Англии... Словом, там продавали сыр в виде улыбающейся кошачьей головы. Ясно?

Гена. Насчет сыра ясно. А насчет вашей улыбки не очень...

Кот. Мяу! Какой недалекий мяуальчик! Скажи, если ты съешь этот сыр, можешь ли ты утверждать, что при этом съел и улыбку?

Гена. Улыбку? Нет.

Кот. Ну, вот! Значит, улыбка может существовать отдельно. Как у мяу... как у меня: она появляется прежде, чем возникну я сам, и остается после того, как я исчезну. Сейчас я начну исче­зать, и ты это увидишь.

Гена. Постойте, постойте! Не исчезайте! Скажите, пожа­луйста, что, у вас тут всюду так пустынно? И тихо?

Кот. Тихо? Пустынно? У нас? Мяу, какая чушь! Протри глаза! Ты возле самого домика Герцогини. Вон ее кухарка варит суп с перцем... (Гена отчаянно чихает. Кот – удовлетворенно.) Я же сказал: с перцем. А сама Герцогиня в это время...

Но, кажется, незачем и продолжать. Что-то со стуком и зво­ном – «бац!» – разбивается о стену.

Гена. Эй! Это что такое? Чуть мне в голову не попали! А поосторожнее нельзя?

Кот(безмятежно). Не обращай внимяуания. Просто кухарка у Герцогини очень злая, а перец еще злее...

Гена. Апчхи!

Кот. Вот видишь?.. И поэтому она все время чем-то швы­ряется от злости: то тарелкой, то чашкой, то блюдом... («Бац! Бац! Бац!») А сама герцогиня в это время нянчит ребенка.

И тут начинается... То есть, что именно начинается, трудно даже сказать. Ревет-заливается младенец. Стараясь его перекричать, поет (если это можно назвать пением) колы­бельную (если ее можно назвать колыбельной) Герцогиня (если только бывают такие герцогини). «Бац! Бац! Бац!» – это бесится кухарка. Да еще нашим Геной овладело непрерыв­ное чихание.

Герцогиня.

Гена (выкрикивает между приступами чихания). Да пере­станьте вы... чхи!.. швыряться! Я вам, вам... чхи!.. говорю! («Уа-а!Уа-а!Уа-а!» – это младенец. «Бац! Бац! Бац» – кухарка.) Ну вот, вы же своей тарелкой сейчас чуть-чуть ребенку нос не расквасили! Чхи!..

Герцогиня (очень многозначительно). Если бы никто не совал своего носа в чужие дела, мир завертелся бы куда быстрей, чем сейчас.

Гена(справившись наконец с чихом). Во-первых, никуда я его не сую. А во-вторых, чего ж было бы хорошего, если бы Земля быстрее вращаться стала? Ночь бы с днем перемешалась, вот и все! Если хотите знать, то от вращения...

Герцогиня. Кстати, об отвращении. Таких отвратитель­ных мальчишек, как ты, надо казнить.

Гена. Самих вас надо... (Младенец, кажется, лопнет от вопля). Да что же это вы с ребенком-то творите? Разве же так баюкают? Вы из него всю душу вытрясете!

Герцогиня. Как обращаться с моим малюткой, я знаю лучше всех на свете! (Опять запевает.)

Гена(пытаясь перекричать и песню, и «бац! бац!», и «уа! уа!»). Говорю вам, перестаньте его трясти!

Герцогиня. Ах, вот как? Ну, если ты это умеешь лучше меня, тогда и нянчись с ним. На! А я приглашена на крокет к ко­ролеве. Но берегись, если он начнет у тебя вести себя по-свин­ски!

Гена. Ну и идите! И пожалуйста! У меня-то ему все-таки спокойнее будет... (Младенец кричит безостановочно.) Эй, слу­шай, не ори! Ну, чего хочешь? Песенку, что ли, тебе спеть? Баю-баюшки-баю, не ложися на краю... Как там дальше-то? Ну, и влип же я! Что мне с ним теперь делать? Хоть бы конфетка с собой была... (Просительно.) Слышишь? Ну, не ори же!..

В голосе его столько самой настоящей мольбы, что неудиви­тельно: младенец вдруг послушался. Но как? Орать-то он перестал, зато захрюкал. Самым что ни на есть натурально-свинским образом: «хрю-хрю-хрю!»