Он

Он проточил и пробуравил горы.
Разрезал исполинский материк,
И корабельный караван возник
Там, где лесные ширились просторы.
Он звезды разместил в ряды и хоры.
Он мысль свою, как мчащийся двойник,
Пошлет в пространство искрой, искра – крик,
Чрез океан ведет переговоры.
Задачи нет, которую бы он
Не разрешил повторностью усилья.
Он захотел – и он имеет крылья.
До Марса досягнуть – надменный сон.
И сбудется. Но в безднах изобилья
Он должен гнаться до конца времен

Она покоится

Она покоится. Две белых чаши – груди.
Два неба голубых – закрытые глаза.
Ее ли в том вина, что в высях бирюза
То дремлет в тишине, то в грозном рдеет гуде.
Через нее в борьбе с богами равны люди.
И станет сказкою, свой миг прожив, гроза,
Бессмертным жемчугом – минутная слеза.
И дикая резня – в напевном будет чуде.
Она покоится. До нежного бедра
Точеная рука чуть льнет в изгибе стройном.
Ей суждено пребыть видением спокойным, –
В веках оправданной, вне зла и вне добра.
Она покоится меж звезд, где дышит мера,
И в несмолкающих гекзаметрах Гомера.

Она

Когда пред нею старцы, стражи лона,
Склонились друг до друга, говоря:
«Смотрите, розоперстая заря!» –
Она возникла в мире вне закона.
Как сладкий звук, превыше вихрей стона,
Как царская добыча для царя,
Как песнь весны, как пламя алтаря,
Как лунный серп в опале небосклона.
Как миг любви, что сам себе закон,
Как звон оков законченного плена,
Как в ливне быстрых радуг перемена.
Как в сне веков единый верный сон,
Дочь лебедя, волны вскипевшей пена,
Грань торжества, звезда средь жен, Елена.

Путь к ковчегу

Ты мне сказала: Видишь дождь бегущий?
Но над дождем семирасцветный мост.
Там реки красок. Духи там и кущи.
Кователи рубинов, снов и звезд.
«Беги. Наш путь к ковчегу прям и прост.
Хоть прикоснись. Я встречу лаской ждущей.
Ах, птицы райской так уклончив хвост,
А крылья райской – взгляд любви берущей.
Я побежал. Спешил. Устал. Продрог.
Но был мгновенье в семицветном храме,
На пресеченьи десяти дорог.
Домой пришел лишь с мокрыми руками.
Но ты сказала: Сделал все, что мог» –
И целовала алыми губами.

Бог Приключенья

Бог Приключенья, меж богов богатый,
Повел меня в безвестную страну.
Там лето за собой ведет весну,
И снова лето, зной и ароматы.
Как ожерелье, горные там скаты.
Струит рубин живую пелену,
И сердолик, мягча, зовет ко сну,
А пробуждают яркие гранаты.
Когда в опал ударишь бирюзой,
Играет конь грозы, звенит уздечка,
И серебром течет из тучек речка.
Блистает в чаше розы, за грозой,
Алмаз. Зовется ангельской слезой.
Ее тебе принес я для колечка.

Поясок

Чтобы всегда мечте она светила,
Соткал я ткань ей из лучей луны,
Сорвал цветок с опасной крутизны,
И он, курясь, служил ей как кадило.
Когда в луне еще взрастала сила
И с ней взрастал разбег морской волны,
Из пены сплел я нежность пелены,
Она ее как перевязь носила.
Когда ж растаял этот поясок,
Вольнее стали падать складки платья,
Столь сделалось естественным объятье,
Как до цветка прильнувший мотылек.
Что дальше, вам хотел бы рассказать я,
Но не велит она сгущать намек.

Заревая

Пред тем как здесь твое возникло тело,
В утробе, где зиждительная мгла,
Та женщина, что мать тебе была,
Лишь яблоки пурпуровые ела.
И ты глядишь всегда светло и смело,
Не зная чары ни добра, ни зла.
Высокая, румяна и бела –
С какого-то иного ты предела.
Ты – яблоня, в которой по листам
Еще не пробежало слово гнева.
К тебе еще не приближалась Ева.
И ветки не сломал твоей,
Ты вся еще с цветами в разговоре,
И пьет твой рот пурпуровые зори.

Цветок любви

Непостижимое владеет мглой ночной,
Я слышу, как сейчас на голубой планете,
Где были мы с тобой как маленькие дети,
Расцвел цветок любви, взращенный тишиной.
Ты наклоняешься воздушно надо мной,
Твои глаза горят в благословенном свете,
Запутались вдвоем мы в ласковые сети,
Сорвавшийся ручей о камень бьет волной.
Мы свиделись с тобой как будто бы впервые,
Но где-то раньше я с тобою был вдвоем,
Над своевольным тем играющим ручьем, –
Который оросил расцветы голубые.
И будешь ты гореть в сознании моем,
И буду я тебе шептать слова живые.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: