Свирель

Журчание пастушеской свирели,
Растущее с рассветным светом в лад.
Движенье удаляющихся стад.
Дремлю. Так хорошо побыть в постели.
На венчиках цветов, как в колыбели,
Оставил росы огненный закат.
Их самоцветам глаз вчера был рад,
Сейчас они вторично заблестели.
Там холодно. А здесь мне так тепло.
Смыкаются усталые ресницы.
Мне все равно, что будет, что прошло.
Ум потонул. Деревьев вереницы.
Лес. Наводненье. Искрится весло.
Поют в ветвях лазуревые птицы.

Волею рук

Настраиванье скрипок. Ток ручьев,
Себя еще пытующих, неровных,
Но тронувших края надежд верховных,
И сразу доходящих до основ.
Дух пробужден. В нем свет, который нов.
Пробег огней, утонченно-духовных.
Мир возниканья снов беспрекословных
По воле прикасания смычков.
Миг тишины. В огнях застыла зала.
Не дрогнет жезл в приподнятой руке.
Еще сейчас душа была в тоске.
Вот в ней мгновенно притупилось жало,
И с пальцев рук теченье побежало,
И дух плывет в ликующей реке.

Музыка

Кто шепчет через музыку с сердцами,
Что говорит в ней волею с душой?
Мы грезой зачарованы чужой,
И тот чужой – родной, он плачет с нами.
Проходят тени прошлого струнами.
Душа заворожилась глубиной.
Ты тайный – за прозрачною стеной,
Недосяжимо-близко, и с крылами.
Что в музыке? Восторг, нежданность, боль.
Звук с звуком – обручившиеся струи.
Слиянье в Волю сонма разных воль.
О, все живые были в поцелуе.
С очей слепых вдруг отошли чешуи.
Еще побыть в прозрении дозволь.

Предощущение

На уводящих проволоках иней,
Сгущенный, весь изваянный луной.
Чрез окна говорят они со мной,
Те дружные ряды продольных линий.
Я далеко. Над Капри воздух синий.
Волна, играя, говорит с волной,
Горит Везувий. Лава пеленой.
Ветвится дым разливом черных пипий.
Я с вами, пламя, золото и сталь.
Я там, где жерла, срывы гор, изломы.
Во мне всегда поет и кличет даль.
В душе хотят прорваться водоемы.
Бьет полночь. Бледный, сел я за рояль.
И в тишине смотрящей были громы.

Два голоса

Она мне говорит: «Я ласкою объемлю».
И он мне говорит: «Я горячей горю».
Я слушаю его. И ей любовно внемлю.
Обоим им в душе воздвиг по алтарю.
Я в колебании качаюсь и творю.
Душой звенящею я музыку приемлю.
И звон малиновый поет мою зарю.
И океанами рассвет объемлет землю.
Она мне говорит. И женскому я рад.
Но он мне говорит. Я с ним в ином законе.
По влаге пламенной плыву в огнистом стоне.
И вот уж лунный ход размеренных сонат,
Как ветр, отяжелев набатом благовоний,
Вступает в солнечность ликующих симфоний.

Зовы звуков

Звук арфы – серебристо-голубой.
Всклик скрипки – блеск алмаза хрусталистый.
Виолончели – мед густой и мглистый.
Рой красных струй, исторгнутый трубой.
Свирель – лазурь, разъятая борьбой,
Кристалл разбитый, утра ход росистый.
Колоколец ужалы – сон сквозистый.
Рояль – волна с волною в перебой.
Но как среди плодов душисто манго,
Струя истомно-пряный аромат,
Мне хочется всегда уйти назад –
Туда, где был, где сини воды Ганга,
И дальше, до лиан, в яванский сад,
К тоске ручьистой звуков гамеланга.

Мертвые звезды

Сердца к сердцам и к безднам кличут бездны,
В ночи без слов к звезде поет звезда.
И зов дойдет, но, может быть, тогда,
Когда звезда – лишь гроб себя железный.
Прекрасен полог ночи многозвездный,
Но жизнь творит лишь там, где есть вода.
Когда ж она иссохла навсегда,
Звезда – лишь знак изящно-бесполезный.
Там русла рек, где влага не течет.
Там бродят лишь бесплотнейшие тени,
Без жажды, без любви, без вожделений.
И нет цветов там, чтоб собрать с них мед.
Нет больше тайн. И чарой песнопений
Душа там в плен другую не возьмет.

Люби

«Люби!» – поют шуршащие березы,
Когда на них сережки расцвели.
«Люби!» – поет сирень в цветной пыли.
«Люби! Люби!» – поют, пылая, розы.
Страшись безлюбья. И беги угрозы
Бесстрастия. Твой полдень вмиг – вдали.
Твою зарю теченья зорь сожгли.
Люби любовь. Люби огонь и грезы.
Кто не любил, не выполнил закон,
Которым в мире движутся созвездья,
Которым так прекрасен небосклон.
Он в каждом часе слышит мертвый звон.
Ему никак не избежать возмездья.
Кто любит, счастлив. Пусть хоть распят он.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: