Было трудно… Хорошо, что выросла на Севере, хорошо, что мать воспитала в труде: это во многом помогло.

Кузов мерно раскачивался, наклоняясь на буграх. Галя то прижималась к дверце, то приваливалась к плечу Кузьмы Андреевича.

Он с заботой поглядывал на начальника. В уголках губ усталые складки. Что-то ей снится? Может быть, видит во сне асфальтовое шоссе, про которое недавно говорила Доброву, видит заводы и города, что вырастут здесь, подле их находок?

Как она обрадовалась, когда осмотрела последнюю вырытую ими яму!

Кузьма Андреевич спрыгнул тогда к ней вниз. Галя рассказывала ему, он слушал, не все понимая… Эх, непременно будет он учиться на геолога! Сорок лет не так уж много. А то что он механик, так это только на пользу будет. В Арктике люди непременно должны друг друга заменять. Вот Ваня, он еще зеленый, а помочь сейчас некому…

Галя привалилась плечом к Кузьме Андреевичу. Машина накренилась влево. Добров быстро вывернул руль, перехватывая баранку. Но кузов кренился все больше, машина остановилась, забуксовала. Галя проснулась.

– Замечтался! – в сердцах воскликнул Кузьма Андреевич.

Ваня забарабанил в стенку кабины.

Галя распахнула дверцу и легко выпрыгнула на траву. Под ногами захлюпало.

Левое переднее колесо по самую ось ушло в топь.

Галя забежала за кузов, столкнулась с Ваней. Он стоял над левой гусеницей, почти по колено в воде.

– Не газуй, не газуй! – кричал Ваня. – Еще глубже гусеница уходит…

С трудом вытаскивая сапоги, Галя обошла машину. Добров выглянул из кабины.

– Назад, полегоньку, – спокойно скомандовала Галя.

– Вы бы сели в кабину, Галина Николаевна, – предложил Ваня, – а то вода зальет еще в голенища…

Галя улыбнулась.

– Берите лопату, Ваня.

Трещал мотор, крутились колеса, летели комья липкой грязи.

Забрызганные, измазанные, Галя и Ваня тщетно старались помочь мотору. Машина ушла в топь по самый кузов.

– Вот ведь какое дело, – сокрушенно говорил Добров, осматривая увязшие гусеницы, – а ведь когда-нибудь будут здесь асфальтовые дороги, непременно будут…

– Не вовремя о мостовых вспомнили, Кузьма Андреевич, – вздохнул Ваня.

Галя нахмурилась:

– Неужели придется ждать, когда подмерзнет? Мы не можем терять времени.

– А вот и вовремя о мостовых вспомнил, – резонно возразил Ване Добров и обернулся к Гале: – Вскроем верхний слой с бугра. До мерзлоты и полуметра не будет. Начнем мостить мерзлыми «кирпичами»…

Ваня покраснел и полез в кузов за ломом и второй лопатой.

– Галина Николаевна! Мы сами… Зачем вы лопату берете? – протестовал он.

Галя работала упорно, наравне с мужчинами.

На северном склоне бугра сняли оттаявший слой земли, докопались до вечной мерзлоты и, с трудом вырубая куски грунта, стали переносить их в вырытую гусеницами колею.

Через три часа Добров снова сел за руль, включил мотор. Кузов затрясся, машина дрогнула. Завертелись колеса сначала в одну, потом в другую сторону. Полетели мерзлые комья. И вдруг что-то хряснуло, мотор завыл, как от боли. Колеса остановились.

Побледневший Добров выскочил из кабины. Лопатой прорыв себе ход, полез под кузов.

Галя и Ваня молча стояли, наблюдая за ним.

Весь мокрый, перепачканный, он наконец выбрался из-под кузова и поднялся на ноги.

– Так что, Галина Николаевна, – сказал он, – плохое дело… Карданный вал полетел… Теперь все.

Галя отвернулась, чтобы спутники не видели ее лица.

Положение казалось ей отчаянным. Что скажет она подчиненным, которые ждут ее решения? Во всем виновата она. Надо было возвращаться, как только рация выбыла из строя. Но это значило бы на год отложить завершение поисковых работ. Имела ли она право рисковать? Но разве это был уж такой большой риск? Разве на фронте они посчитали бы такую поездку за риск? На фронте они и пешком…

Галя быстро повернулась к Доброву.

– Как вы думаете, Кузьма Андреевич, – спросила она спокойным голосом, – сколько километров осталось до базы?

Добров не смел смотреть в глаза начальнику.

– Больше двухсот, Галина Николаевна, – сказал он, понуря голову.

– Ваня, готовьте продукты в дорогу. Пойдем пешком, – решительно заявила Галя.

– Пешком? – оторопело переспросил Ваня.

Они пошли.

Застрявшая машина с крытым кузовом, беспомощно накренившаяся, долго была видна путникам.

Ваня часто оглядывался. Галя не оглянулась ни разу. Она шла первой. У нее был такой же рюкзак, как и у мужчин.

Поникший Добров шагал за ней.

Идти было трудно. Обманчивый зеленый ковер местами был непроходим. Бесконечные речушки, озерки и болотца встречались на пути.

Галя неутомимо шла вперед. У нее был мужской, упругий шаг. Высокая, в ватных штанах, она походила на тонкого юношу.

Привалы были короткими. Отдыхали на вершинах бугров, где было не так сыро.

На следующий день солнце скрылось. По небу поползли размочаленные тучи. Тундра стала серой.

Путники не останавливаясь шли вперед.

Повалил снег. Он таял на земле, но порошил глаза, заползал за ворот. Поднялся сильный ветер.

«Больше двухсот километров! – с ужасом думала Галя. – За первые сутки мы едва прошли пятнадцать. Ведь все время приходилось вытаскивать увязшие ноги. Что ждет нас впереди? Труднее всего держать себя в руках, подавать пример. Хватит ли у меня сил?

Главное, чтобы шаг был спокойным, уверенным. Не показывать усталости!..»

Вдруг Галя радостно вскрикнула. Обернувшись к спутникам, она указала рукой на ближайшую гряду.

Олень!

Животное стояло, как бы всматриваясь в приближающихся людей. Через мгновение оно помчалось вниз по склону. На гряде появлялись все новые и новые олени и скатывались следом за первым. Они мчались вскачь, а их рога, параллельные земле, словно плыли над ней.

Оленье стадо! Близко люди!

Путники прибавили шагу. Олени проносились мимо них. Это были небольшие животные, ростом едва по грудь человеку.

Галя остановилась.

– Нарты! – крикнул Ваня.

С гряды быстро спускалась оленья упряжка – шесть оленей веером. Сидевший на нартах ненец правил длинным шестом.

Путники замахали руками. Нарты остановились. Ненец в оленьей кухлянке сошел на землю.

– Очень здравствуй, – сказал он, обращаясь к Доброву. – Почему пешком тундра ходить?

Узкие глаза на морщинистом лице приветливо щурились.

– Машина поломалась, – ответил Добров.

– Ай-ай-ай! – закачал головой ненец. – Плохой дела… Поедем наш чум. Угощать будем. Скажи жена, пусть мешок кладет.

– Это не жена, – сказал Добров. – Это начальник.

– Начальник? – удивился ненец, недоверчиво оглядывая Галину Николаевну.

Оленям трудно было везти четверых. Старый ненец решил идти пешком и передал длинный шест Доброву. Тот отрицательно покачал головой.

– Рулевое управление не по мне.

– Я умею, – сказала Галя. – Давайте сюда хорей.

Ненец взглянул на нее с уважением.

Через час путники сидели в чуме у председателя оленеводческого колхоза.

– Ай-ай-ай! – сокрушенно качал головой старик, слушая гостей. – Радио поломал, машина поломал…

– Мы очень просим, – говорила Галя, – доставить нас до ближайшего места, где есть радио. Мы дадим о себе знать, вызовем помощь…

– Ай-ай-ай! Очень много километров… Однако ваш радио совсем плохой?

– Совсем плохой, – подтвердил Ваня. – Вот я – радист, а ничего поправить не мог.

– Ты поправить не мог? – переспросил старик.

Откинув меховой полог чума, вошла женщина. Старик засуетился.

– Оленя резал, – говорил он. – Мясо кушать будем. Сырой мясо будешь кушать?

Обратившись к женщине, старик сказал ей несколько слов и пояснил гостям: сейчас она один нужный человек звать будет.

– Позвольте мне сварить оленину, – попросила Галя. – Я очень хорошо умею готовить.

– Зачем портить хороший мясо? Как хочешь… Ты мой гость, – пожал плечами старик.

Галина Николаевна вышла следом за женщиной.

– Не жена? – недоверчиво переспросил старик. – Один женщина тундра ходит… Начальник? Почему стряпать хочет?..