- Так ты был в Италии! – воскликнула я.

- Был! И король Прованса в моём исполнении был принят на «ура»! – и он низким, могучим басом акапельно на незнакомом языке гулко вывел несколько моментов из оперы.

Иван Николаевич тут же поморщился, и это не укрылось не только от меня.

- У вас зубы болят? – деловито осведомился дедушка, резко оборвав пение, - тогда стоит обратиться к дантисту.

- Извиняюсь, - смутился Иван Николаевич, а дедушка потянул ему руку для пожатия, а я вспомнила про манеры.

- Знакомьтесь, - воскликнула я, - это Олег Антонович, мой дедушка. Это Иван Николаевич, мой свёкр, а это Анфиса Сергеевна, бабушка Макса по матери.

- Рад, очень рад, - дедушка галантно поцеловал руку Анфисе Сергеевне, а Иван Николаевич окончательно смутился.

- Ещё раз извините, - проговорил он.

- Если зубы болят, не за что извиняться! – фыркнул дед.

- Деда, перестань! – воскликнула я, - Иван Николаевич ненавидит оперу всем сердцем! Сам же всё прекрасно понял!

- Ладно, ладно, - дед со смехом поднял руки вверх, - сдаюсь, черноглазка, мы оба повели себя неучтиво.

- Как дела, деда? – деловито спросила я, - кофе будешь?

- Само собой, - прогрохотал он, усевшись на стул, а я стала наливать ему кофе, - а дела ничего, если не считать подпорченного Марьяной настроения! Не понимаю, как у меня, и у тихой и интеллигентной Аннушки могла родиться такая ведьма?

- Так вы отец Марьяны? – заинтересовалась Анфиса Сергеевна.

- У неё же отчество – Георгиевна, - бестактно вырвалось у Ивана Николаевича.

- Верно, - загрохотал дедушка, - но это давняя история. У нас с покойной Аннушкой гремел роман, весьма бурный, в институте, а потом костёр страсти затух. Но она оказалась беременной, и мы, хоть и не желали этого, собирались пожениться. Так требовали её родители. Но тут ей сделал предложение Гоша Фишман, который давно был в неё влюблён, и сказал, что будет только рад ребёнку. Сам он в детстве переболел свинкой, поэтому детей иметь не мог. Аннушка тоже ему симпатизировала, ответила взаимностью, и они, поженившись, улетели в Америку. Дочь я увидел лишь в десятилетнем возрасте, и с тех пор она ведёт со мной войну.

- Но почему? – не поняла Анфиса Сергеевна.

- Считает, что я предал её мать, - улыбнулся дед, - что я должен был быть хотя бы просто рядом, быть рядом с ними. И я сам понимаю, что виноват, поскольку почувствовал облегчение, когда они уехали. Через пять лет я женился на Гинтарэ, эта женщина буквально свела меня с ума, а Марьяна, увидев мою жену и моё чувство к ней, безумно разозлилась. По её мнению, на свете нет никого лучше, чем её мать.

- Да, она обворожительна, - вздохнула я, вспомнив красавицу Гинтарэ. Она всегда светилась каким-то незримым солнечным светом, заполняя всё пространство вокруг себя.

Картинные кудри, вьющиеся от природы изящными завитками, цвета спелой пшеницы или золотого песка, точного сравнения не подобрать. Прекрасные, золотистые глаза в коричневую крапинку, белоснежная кожа и розоватые губы. Лёгкая и изящная, как все танцовщицы, она не ходила, а порхала, словно бабочка.

И до сих пор, хоть она уже немолода, по ней не скажешь, что ей под семьдесят. Она по-прежнему энергична и весела, твёрдой рукой ведёт домашнее хозяйство, и в опере больше не поёт, она была мастером оперы-балета, а это очень сложно, танцевать вальс на носках и петь одновременно.

Теперь же, аккомпанируя себя на рояле, исполняет внукам небольшие пьески.

Гинтарэ нравилось жить здесь, но, когда дедушка окончательно разругался с моей матерью, он подхватил жену с детьми и унёсся в Литву. У них там просторный дом, отделанный с отменным вкусом. У меня там живут две тёти, и два дяди, причём дочери дедушки от Гинтарэ близнецы.

Родив двоих сыновей, они захотели ещё и дочку, а родились две, Миллэй и Аушра, и обе переняли прекрасную внешность матери.

Когда моя бабушка и дедушка Георгий вернулись из Америки, они решили построить дом. У них была просторная квартира, но бабушка любила природу. Наверное, от неё я унаследовала любовь к природе. Нет, сначала её унаследовала моя мать, а потом и я.

Отношения с отцом моей матери бабушка и её муж сохранили прекрасные, а потом даже стали жить двумя семьями.

Бабушка с дедушкой Георгием и моей матерью, дедушка с Гинтарэ и двумя их сыновьями, Антоном и Арсением.

А потом моя мама вышла замуж.

Дом был большой, на три этажа, и три семьи спокойно сосуществовали вместе. Потом бабушка с дедушкой Георгием попали в автокатастрофу, но дедушка и Гинтарэ продолжали жить в этом доме. Теперь в том доме остались лишь мама с отцом, да тётя Аля, моя няня. До этого с ними жила Ася с семьёй, но потом, став женой Рената, уехала.

- Ау, черноглазка! – вырвал меня из воспоминаний громовой голос дедушки, - ты куда улетела?

- Так, в воспоминания ударилась, - хмыкнула я, - как мои дяди и тёти? Как Гинтарэ?

- По-прежнему замечательно, - воскликнул дед, - всё такая же бойкая, всё такая же прекрасная. К несчастью, никто из наших детей не ударился в музыкальную среду, даже внуки, и те, даже слуха не имеют. Жаль, конечно, что дар утрачен, я этим очень опечален.

- Нет, дедуль, не утрачен, - улыбнулась я, - он пошёл по другой стороне.

- Ты это о чём? – поперхнулся дедушка, но сказать я не успела, из гостиной раздался звон, топот ножек, и на кухню вбежала Василинка. Её чёрные кудряшки развивались, а Василинка держалась за длинную шерсть Жеки.

Василинка не удержалась на собаке, свалилась на пол, и разразилась весёлым смехом.

- Василюша, - бросилась я к дочери, но та уже успела вскочить, и с любопытством уставилась на дедушку.

- Ещё одна черноглазка! – загрохотал дед, вскакивая, и подхватил Василинку на руки, - что за красавица!

- Меня зовут Василиса, - строго сказала моя маленькая дочка, - а вы кто?

- А я твой прадедушка, - весело воскликнул дед, - какая прелестная девчушка! Викуль, сколько ей годков?

- Пять будет в сентябре, - сказала я, а дед поперхнулся.

- Так она... – он запнулся, и я поняла его без слов.

- Да, деда, - кивнула я, - от Димы. А у нас с Максом двое, Лиза и Лёня, двойняшки.

- Само очарование, - восхищался дед, держа Василинку на руках.

- Дед, я тебе о ней пыталась сказать, - улыбнулась я, - у неё абсолютный слух, а голос, словно серебряный. Нуцико Вахтанговна полагает, что у неё будет колоратурное сопрано, хотя ещё рано об этом судить. Но она с ней активно занимается.

- Это же потрясающе, - гремел дед.

Да, он был доволен. Потом он познакомился младшими, остался с ними играть, а я полетела на передачу, правда, дав перед этим Анфисе Сергеевне ценные указания. Я попросила её сварить кислые щи и вишнёвый кисель.

- С чего бы это? – удивилась она.

- Для дедушки, - пояснила я, улыбаясь, а сама умчалась на телепередачу.

Около телецентра маячили два охранника, они мгновенно преградили мне дорогу.

- Я Эвива Миленич, - сказала я, - гость телепередачи.

- Не знаем такую, - сонно отреагировали охранники, но не успела я возмутиться, как из дверей выскочила тёмненькая девушка и бросилась ко мне.

- Эвива, наконец-то! – воскликнула она, а потом накинулась на охранников, - совсем идиоты? Я же вам дала чёткие инструкции!

- Запутались мы малость, - один из охранников почесал в затылке, я закатила глаза, а девушка, покрывшись от злости пятнами, увлекла меня внутрь здания.

- Уж извините, - бормотала она, - Пашка с Венькой полные кретины! Вот что с людьми делают излишние физические нагрузки! Я Оксана, редактор по гостям.

- Очень приятно, - благовоспитанно сказала я, - рада познакомиться. А что хоть за передача?

- Генрих Вениаминович разве не разъяснил? – удивилась Оксана.

- Нет, не успел, - улыбнулась я, - он знает, как я люблю физией по телевизору светить, поэтому сообщает мне об этом в последний момент. Чтобы я не могла отбрыкаться от этого! Моего начальника, похоже, моя карьера волнует больше, чем меня.