- Конфетка моя, ну, ты же не страус, и не частное лицо, чтобы голову в песок зарывать. Ты сыщик, пусть и любитель, а, значит, должна продумывать все варианты. Нельзя, чтобы эмоции взяли над тобой верх, иначе это затуманит твоё сознание, не даст мыслить здраво.
- Где ты этого нахватался? – рассмеялась я, - сильно смахивает на криминалистическую психологию.
- Так оно и есть, - кивнул он, - так, почитал на досуге любопытные книжки.
- Дашь мне почитать? – спросила я, не отрывая взгляда от дороги.
- Что? Заинтересовалась? – хмыкнул он.
- Ага, - с довольным видом кивнула я, - просвящаться никогда не поздно.
- Это верно, - усмехнулся Дима, рассмеявшись, - а насчёт МГИМО? Поступаешь?
- Поступаю, - кивнула я, - а что делать? А то эти кретины из ассоциации журналистов могут крепко мне имидж подпортить. И какого лешего им надо?
- Ева, счастье моё, не куксись, - ухмыльнулся Дима, - не хотел тебе говорить, но это дело рук Архангельцева.
- Что? – дико вскричала я, - что ты сказал?
- Это не я сказал, а один человечек из этой ассоциации. Ты что думаешь, этот прохвост когда-нибудь уймётся? Как бы, не так! Пока до ручки не дойдёт, не успокоится, или, пока кто-нибудь его не успокоит.
- Отличная перспективка, - проворчала я, - вот скот-то! А знаешь, Дим!
- Что! – повернулся он ко мне.
- Мало мне двух высших, - улыбнулась я, - поступаю заочно на факультет международной журналистики, как и решила, заочно в МГУ на факультет юридической психологии, и очно в Европе, тоже на факультет психологии.
- Круто! – расхохотался Дима, - по-нормальному мы не можем! Нам надо сразу три института, один хлеще другого! Ты это, спокойнее, радость моя. Притормози.
- Нет, а чего? – возмутилась я, - там, глядишь, книжку какую напишу по психологии.
- Это, конечно, замечательно, - скривился Дима, - но надо же понятие иметь! Как ты всё успеешь?
- Успею как-нибудь, - вздохнула я.
- Вот ненормальная! – возмутился он, и вдруг странно замер в кресле пассажира.
- Что-то не так? – удивлённо спросила я.
- Да нет, милая, - протянул он, - всё именно так, именно так, как надо. Слушай, а ты не хочешь поступить в Гарвард?
- Куда? – оторопела я.
- В Гарвард, - он повернулся ко мне. Я ошеломлённо косилась на него, стараясь не упускать из виду дорогу, и, в тоже время, пытаясь понять: издевается он надо мной в своей обычной шутовской манере или это он говорит всерьёз.
Гарвард? Он что, совсем спятил? Какой Гарвард? Он бы ещё Оксфорд или Кембридж предложил!
- Дим, это сумасшествие, - обрела я, наконец, дар речи, - как ты это себе представляешь? Там жить надо... А мне что ж, семью бросать?
- Ты и так её бросишь, если уйдёшь ко мне. Будем жить на несколько стран, будешь учиться, карьеру делать, детей рожать...
- Вот теперь ты взваливаешь на мои хрупкие плечи слишком многое, - вздохнула я, - и потом, кто ж меня туда примет? В Гарвард-то!
- Не беспокойся, любовь моя, примет, - каменная маска вдруг слетела с его лица, уступив место безмятежности, - я позабочусь об этом.
- Дим, - с тоской произнесла я, - это же глупость. Зачем всё это?
- Ладно, оставим пока этот разговор, - вздохнул он, - но, уговорить тебя, надежды не оставляю.
- Зря, - засмеялась я, - это, знаешь ли, глупо. Я поступаю в один из самых лучших университетов России, который имеет международные связи.
- И меня это изрядно напрягает, - вдруг признался Дима, - а если тебя отправят делать репортажи в «горячие точки»? Как-то некомфортно, знаешь ли. Почему бы тебе не поступить в МГУ? Генрих посодействует.
- Так ты обо мне переживаешь, - улыбнулась я, - милый, ну, что ты! Я всё буду делать с умом. Тем более, я и так постоянно во что-то влипаю, будто мне историй мало. И вообще... Представь, что будет, если я в Америке влипну во что-нибудь? Проблем будет необоримо! Английский я знаю, факт, но зачем же доводить до абсурда?
- Просто это нужно мне, - вдруг тихо сказал Дима, а потом махнул рукой, - позже разберёмся. Если мне удастся приподнять завесу тайны, тогда ты всё поймёшь.
- Надеюсь, - проворчала я, - а то я уже ничего не понимаю! Закружил мне голову, а потом чего-то хочет! Сначала объясни! А потом поговорим! Надеюсь, мы с тобой договорились?
- Договорились, - кивнул он, а я прибавила скорости.
Во дворик мы почти влетели, но, въехав в гараж, увидели, что «Порше» отсутствует. Кто, интересно, уехал?
Оказалось, уехали все. Записка, написанная Максом, и прикреплённая магнитиком к холодильнику, сообщала, что они ушли на пляж. Что ж, пусть жарятся.
В кастрюльке я нашла ещё тёплую овсянку, а в плетёной корзинке булочки, источающие упоительный аромат.
Из любопытства я открыла один из ящиков, и ахнула, увидев ровные ряды коробок.
- Корнфлекс? – удивлённо спросила я, посмотрев на Диму.
- Просто я предупредил домработницу, что мы приедем, вот она и запаслась, понятия не имея о наших предпочтениях на завтрак.
- Ясно, - улыбнулась я, - наверняка наши предпочтения были для неё в диковинку, - и взяла коробку с шоколадными «колёсиками».
Вскрыв, я взяла парочку и отправила в рот. А ничего, вкусно.
- Ещё как в диковинку, - усмехнулся Дима, - и что это мы едим? А как же здоровый образ жизни?
- Уймись, - засмеялась я, захрустев новой порцией корнфлекса, - полезного в них мало, всё иссушили и прессом выдавили, но и не особо вредные.
- Однако Василинку ты вряд ли кормить ими станешь, - усмехнулся Дима.
- Верно, - кивнула я, - не стану, да она и не станет. Ира, когда Василинка поесть попросила, дала ей хлопья с молоком, а та есть не стала. Пришлось Ире варить кашу.
- Даже странно, - засмеялся Дима, - дети от этого тащатся. Современная молодёжь супов и вторых блюд не признаёт, в том числе и кашу, им подавай крекеры дурацкие, чипсы, орешки, пресловутый корнфлекс...
- Это, с каких пор, ты себя в старики записал? – хохотнула я.
- Так ведь мне не четырнадцать же, - фыркнул он, положил себе каши, и уселся за стол.
- Но и не шестьдесят! – я поставила на стол свою тарелку с кашей, достала апельсиновый сок, ноздреватый деревенский хлеб, сливочное масло, и бекон. Включила кофеварку, и переместила на стол булочки.
Они пахли корицей, и были ещё тёплые. Мы с удовольствием в тишине позавтракали.
Это мой привычный завтрак – овсянка с соком и кофе с парой бутербродов, но я сегодня проглотила ещё и две булочки.
Внутри оказалась какая-то интересная начинка, судя по всему, маковая, но примешивался ещё какой-то посторонний привкус.
Может, семечки... Но их колупать замучаешься!
- Слушай, попробуй, я никак не могу определить составляющие выпечки, - я протянула ему булочку, - мак вроде и что-то ещё.
Дима не стал брать новую булочку, откусил от моей.
- Маковое тесто с миндалём, - тут же распознал он, - явно Нуцико пекла. В детстве я их обожал. Она их делала целыми рулетами, а тут что-то с мелочёвкой взялась возиться.
- Любопытное кондитерское изделие, - пробормотала я.
Потом Дима поехал по делам, ему позвонили, а я решила поиграть на рояле. Давно я не играла.
Инструмент тут был совершенно шикарный. Хорошо настроенный, и, когда мои пальцы коснулись клавиш, комнату наполнили красивые звуки.
Я с удовольствием играла, исполнила несколько пьесок, а потом вдруг начала играть мелодию, которая давно витала в моей голове. Раньше я не пробовала писать музыку, и для меня это в новинку, но сейчас я решила попробовать.
Классической музыки в мире несчётное количество, но, сколько ещё не написано, и я, словно завороженная, следовала за своей мелодией. А мелодия вдруг полилась, словно серебристый ручей.
Лёгкая, звонкая, изящная...
Мои пальцы порхали по клавишам, я прерывалась, чтобы записать ноты... Специального нотного листка у меня не было, поэтому записала их на обычном, тетрадном листе.
Потом я вновь и вновь проигрывала её, изыскивая изъяны, а потом, устав от этой мелодии, взялась за другую, более грустную.