Две девушки, общавшиеся между собой, и мужчина в возрасте. Последний ужасно стеснялся, и что-то бормотал себе под нос, рассматривая бельё.

- Добрый день, - вежливо сказала мне продавщица, - вы хотите что-то конкретное?

- Да, - кивнула я, - мне нужно бельё. Очень дорогое, и очень красивое.

- Особый случай? К празднику? – она явно имела в виду день влюблённых, который будет послезавтра.

- Да, - кивнула я, - цвет, красное с чёрным, чулочки, и кимоно.

- Могу предложить вот это, - она вынула комплекты, и сняла с вешалки кимоно.

Фрида и Арина вертелись неподалёку, пока я покупала бельё, а потом подошли ко мне.

- Какая красота, - вздохнула Арина.

- Да, - вздохнула Фрида, - жаль, что я ещё маленькая.

- Ничего, - улыбнулась я, - у тебя ещё всё впереди. Пойдёмте, я себе одно платье выбрала, зацените.

И я примерила элегантное, узкое, суженое книзу платье, с рукавами три четверти, и горловиной « кармен », алое платье, и алые туфли на тонкой шпильке, и узкими носами.

Девочки признали, что платье изумительное, мы ещё прошвырнулись по магазину, и сели в машину.

Все уже были в сборе.

Я загнала машину в гараж, забрала покупки, и в гостиной застали маман, папу, Октябрину Михайловну, Сашу, нашу няню. Лиза сидела на руках у маман, Леня у папы. А Василинка, под присмотром Нуцико Вахтанговны, ловко играла на рояле.

Только Иван Николаевич сидел с недовольным видом.

- Что случилось? – прошептала я.

- « ЦСКа » играет, - вздохнул он, - а твоя мать заставляет Баха слушать.

- Это не Бах, - улыбнулась я, - а Чайковский.

- Да какая разница, - махнул рукой мой свёкр, - эта музыка вся на одно лицо.

- Вот уж не скажите, - возмутилась я, - там нет ни единой одинаковой ноты.

- И чего с тобой спорить? – поджал губы Иван Николаевич.

- Это, чего с вами спорить, - улыбнулась я, - наслаждайтесь классикой, - а сама пошла на кухню.

Заглянула в холодильник, взяла пару рыбных котлет, жареную семгу, и кусок шоколадного рулета.

Налила себе чашку кофе, взяла апельсиновый сок, и пошла к

себе.

Как мне заставить Ивана Николаевича полюбить классику?

Боюсь, что никак. Ему это не прививали с детства, и теперь уже вряд ли возможно что-либо сделать.

Я юркнула с едой через боковую лестницу на второй этаж, вынула тетрадь, и уткнулась в стихи.

Странно, но я стала ощущать, что мастерство приходит. Со временем, но приходит. На ум приходят слова, которые раньше находились в глубине мозга, и теперь они выливаются на страницы.

Но, главное, что есть возможность, и, что получается.

Рядом есть люди, которые могут объяснить, и помочь. Раньше я считала, что вынашивать идею по десять лет, а потом написать пять страниц, это убого и бесталанно, а теперь понимаю, что оно действительно должно прийти само.

Если пишешь рассказ, нужно писать лёгким, литературным языком, языком интеллигента. Но ещё нужно увлечь читателя.

Нужно уметь компоновать рассказы, то есть, составлять, и тогда всё получится.

И в стихах. Если используешь повествовательный стиль, то стихотворение может быть и длинным, а если « рисуешь » картинку, то не больше шесть – семи строф. Главное, не размазывать.

Но настоящий поэт почувствует, где стоит оборвать, а где продолжить. И я научилась чувствовать. Мне бы ещё и технику освоить.

Внезапно зазвонил телефон, и я взяла с тумбочки мобильник.

- Ты где пропал, милый? – спросила я.

- Извини, малыш, но, боюсь, день влюблённых ты проведёшь в одиночестве, - сказал Макс.

- Почему? – удивилась я.

- Меня отправили в Петербург на пять дней, я уже в поезде. Ты не сердишься? Извини.

- Ничего, ладно, - вздохнула я, - посижу дома, или займусь статьёй. Или рассказами. Вообщем, найду занятие.

- Давай. Не скучай, я послезавтра позвоню, - и он отключился, а я возликовала. Зато целый день проведу с Димой!

Выберу сейчас отель. И я сделала запрос на лучшие отели Москвы.

Платит всё равно Дима, а я оттянуться хочу в роскошном отеле. « Мариотт » на Тверской, пожалуй, самое то будет.

Я спрыгнула с кровати, и, выглянув в коридор, умчалась в ванную.

- Добрый день, - ответили мне, - администратор отеля « Мариотт », слушаю вас.

- Добрый день, - сказала я, - можно забронировать у вас номер?

- Да, конечно, - ответила девушка, - на какое число?

- На четырнадцатое.

- Четырнадцатое? Послезавтра? Извините, девушка, но все номера заняты, кроме одного. Люкса для молодожёнов. И стоит он соответственно.

- Вот его и давайте, - воскликнула я, - там атрибутика соответствующая. И пусть в номер привезут самых лучших закусок.

- Хорошо, - ответила девушка, - шампанское и вино прямо в номере. На кого оформлять?

- Северский Дмитрий Глебович.

- Отлично, - сказала девушка, - мы ждём вас, до свидания, - и она отключилась, а я набрала Диму.

- Привет, моя сладкая карамелька, - ответил он.

- Я забронировала для нас номер, - сказала я, - жду тебя послезавтра, отель « Мариотт », номер зарегистрирован на тебя.

- Ни фига себе! – засмеялся Дима, - « Мариотт »!

- Что, денег жаль стало? – свирепо осведомилась я, - к твоему сведению, был свободен только номер для новобрачных!

- Да я не о том, - весело воскликнул Дима, - я только что звонил туда, хотел заказать люкс для новобрачных, но мне ответили, что все номера заняты. Ты оказалась оперативней. Уже не дождусь послезавтра, моя сладкая карамелька, - и он отключился.

Довольная, я плюхнулась на кровать, и опять занялась стихами.

Через полчаса в комнату заглянула маман, безо всякого предупреждения ворвалась.

- Чем занимаешься? – спросила она, плюхнувшись на кресло.

- Бизнес-план разрабатываю, - ответила я, отодвинув тетрадь.

- В рукописную? – вздёрнула брови маменька.

- Какая тебе разница? – я пожала плечами.

- Интересно, - хвать, и она схватила тетрадку. Я рванула, чтобы

отнять, но не удержала равновесия, и свалилась с кровати,

ударившись бедром.

- Вот это да! – вскричала маменька, перелистывая страницы, - ты пишешь стихи?

- Имею полное право! – воскликнула я, усевшись по-турецки на полу, и скрестив руки на груди.

- Да имеешь, имеешь, - изумлённо протянула маман, - и давно ты этим увлекаешься?

- Недавно, - пробурчала я.

- Это же изумительно! – вскричала маман, - мои подружки будут в восторге!

- Не смей никому говорить! – в панике выкрикнула я.

- Это ещё почему? – удивилась она.

- Все будут смотреть на меня, как на диковенное существо, - воскликнула я.

- С какой стати?

- С такой! Скажут, а посвяти нам стихотворение!

- Что ж в этом сложного? – дёрнула плечом маман.

- Легко говорить! – пробормотала я, - знаешь, почему поэта считают заносчивым существом? Ну, не заносчивым, а, хотя бы, странным.

- Понятия не имею, - ответила маменька.

- А я тебе скажу, - свирепо воскликнула я, - у поэта обнажённая душа, утончённая. И подойдёшь к нему, и скажешь, начеркай мне осанну, а потом обидишься, когда он откажет. Осанну написать просто, только чувств там не будет. Не будет инаковидения. Это же одни сплошные чувства, эмоции, ощущения, и красивые слова, суженые по качеству, и высокие по смыслу.

- Не понять мне тебя, - хмыкнула маменька, - и, по-моему, дело ещё и в Матвее.

- Ну, при чём тут Максим? – вздохнула я.

- Думаю, он терпеть не может стихи, - авторитетно заявила она.

- С чего ты взяла?

- Печёнкой чую, - засмеялась маменька, - ты его с трудом на балет вытаскиваешь. Ты боишься, что он будет смеяться.

- Он не смеётся надо мной! – со злостью воскликнула я.

- О, судя по твоей реакции, точно смеётся.

- Мам, прекрати!

- Да ладно тебе! Я же тебе добра желаю. И Дима бы, кстати,

понял, и не стал бы смеяться над твоими увлечениями.

- Я знаю, - кивнула я, - он в курсе, и не думает смеяться. Говорит, что стихи, это очень романтично. Он меня, как никто, понимает. А Максим, да, будет смеяться, я в этом уверена. А тут ещё и Иван Николаевич!