Фото 2

Фото 3

Фото 4

Фото 5

Фото 6

Фото 7

Фото 8

Фото 9

Фото 10

Фото 11

Фото 12

Фото 13

Фото 14

Фото 15

Фото 16

Фото 17

Памятник Роману Ратову был по-ставлен при жизни, но уже без него: мраморный пилот, пристегнутый мраморным ремнем к мраморному креслу, в горькой задумчивости смотрел как бы из невообразимой дали Вечного рейса.

Массивный монумент высился над улицей. Он разделял встречные потоки машин и будто хотел остановить мчащихся людей, предупредить их, что нет в мире сил, которые позволили бы человечеству, наперекор природе, вырваться из своей земной колыбели в просторы Вселенной…

Роман Ратов был еще жив, но воплощенная в мрамор память о нем говорила: никогда уже не вернется он на Землю…

Решетчатое стометровое зеркало радиотелескопа под Москвой было повернуто к той части неба, где летел обреченный корабль.

А перед тонкой чувствительной аппаратурой радиотелескопа стоял сын Романа Ратова Арсений, который мечтал лететь с отцом, но из-за огромного своего роста, тяжести (и близорукости к тому же) был отведен комиссией. И вот теперь, став радиоастрономом, он все же приобщился к космосу, слыша далекие его голоса, а в их числе самый дорогой ему, едва слышный из-за помех голос отца.

Из прошлых сообщений было известно, что в пути от корабля, направлявшегося к Марсу, оторвался и исчез в космосе один из реактивных двигателей управления. Без него кораблю не вернуться на Землю. Но экипаж его может жить долго – установка для получения искусственной пищи способна действовать много лет. Все это время космонавты будут лететь к звездам, достичь которых при жизни не смогут…

Об этом и думал Арсений Ратов, дежуря у радиотелескопа в ожидании хоть одного еще послания отца. Время от времени он слал их, но сигналы становились все менее слышными. Потому и включились в связь с кораблем Вечного рейса радиоастрономы, в числе которых и был Арсений Ратов.

Поднявшись со стула, огромный, тяжелый, он стоял по стойке «смирно» и с замиранием сердца слушал исчезающий голос отца.

Роман Ратов, против воли своей покидая на неуправляемом корабле Солнечную систему, пересекал пояс астероидов между орбитами Марса и Юпитера. И он сообщил о своих наблюдениях малой планеты Веста, крупном осколке когда-то существовавшей планеты Фаэтон. Как и другие планетные обломки, она двигалась в кольце астероидов, на прежней планетной орбите.

Роман Ратов спешил передать, что рассмотрел на Весте песчаную пустыню, четкую линию исчезнувшего моря и геометрически правильную россыпь скал.

– Очень похоже… на руины города, – доносился сквозь треск помех еле слышный голос.

Как завещание отца, сжав кулаки, выслушал Арсений Ратов предупреждение человечеству о том, что взрыв сверхмощного ядерного устройства в состоянии вызвать цепную реакцию превращения всего водорода морей в гелий, вызвать термоядерный взрыв океанов планеты.

Именно так объяснил Роман Ратов, почему не разлетелись обломки планеты, которая, как он предположил, сначала лишь треснула под влиянием сил, вызволенных взрывом наружной водяной оболочки, а уже потом развалилась на части из-за тяготения Юпитера и Марса. Говоря все это, он думал о Земле, он не хотел ей подобной судьбы…

Арсений Ратов мог бы успокоить отца сообщением, что земная цивилизация вскоре после отлета его корабля миновала опасный период развития – за океаном трудящиеся массы уничтожили последний оплот капитализма и вошли в Объединенный мир, но… связь с кораблем была теперь лишь односторонней. Участники Вечного рейса уже не слышали Земли.

Все время, пока звучал далекий голос, Арсений Ратов окаменело стоял возле аппарата и неотрывно смотрел в окно на гигантскую чашу радиотелескопа. Он мысленно представлял себе бездействующую кабину управления и в ней – отца, продолжавшего жить тревогами Земли.

Рядом с Арсением стоял его друг Костя Званцев, тоже радиоастроном. Оба они давно поняли, что нельзя послать вдогонку за Романом Ратовым спасательную экспедицию. По старинной поговорке, легче было попасть через море в летящую пулю пулей, чем найти пылинку в безмерных просторах Вселенной.

Арсений тяжело переживал свое несчастье. Он не мог оплакивать живого отца, но и не мог надеяться на встречу с ним когда-либо. Постоянная дума о Вечном рейсе сделала Арсения самоуглубленным, замкнутым. Даже говорить он стал кратко и скупо. Он знал мечту отца – отправиться в звездный рейс – и поклялся выполнить то, что не привелось осуществить Роману Ратову. Костя понимал это и был уверен, что Арсений не способен бесплодно горевать. Он сразу почувствовал, что после радиограммы отца о Весте друг его что-то задумал.

В комнату вошел профессор Игнатий Семенович Шилов, руководитель радиообсерватории. Он был прям и высок, хотя и не так широк в плечах, как Арсений. Седую голову профессор слегка откидывал назад, словно пытался рассмотреть что-то выше собеседников. Костя Званцев, неистощимый остряк, подшучивал над ним, припоминая из истории Древней Руси надменного князя Андрея Боголюбского, который, оказывается, не мог сгибать шеи из-за сросшихся позвонков.

– Арсений Романович, – печально начал Шилов глубоким, грудным голосом, – снова приняли сигнал отца? Глубочайшее соболезнование. Имя его не будет забыто.