19 июня Севастопольский комитет РСДРП выпустил листовку «Ко всем», в которой призвал матросов и солдат города поддержать потемкинцев в борьбе за свободу. Местная буржуазия начала покидать Севастополь {424}.

Вечером того же дня во дворе флотских казарм собралось около 500 революционно настроенных матросов. Еще не зная об уходе «Потемкина» в Румынию, они решили захватить оружие, вывести из казарм несколько экипажей, посадить их на «Екатерину» и «Синоп», а затем идти в Одессу. Другие матросы должны были вместе с солдатами гарнизона захватить Севастополь. Но командованию удалось узнать о подготовке восстания. Утром 20 июня матросов под предлогом смотра вывели из казарм и, пока они находились на дворе, увезли оружие. Войска оцепили казармы и арестовали около двух тысяч человек. Оставшиеся на свободе революционеры решили отложить восстание до установления контакта с матросами на кораблях и получения сведений о местонахождении «Потемкина», поскольку стало известно о его уходе из Одессы {425}.

Вице- адмирал Г. П. Чухнин ввиду угрозы новых попыток восстания обратился к командующему Одесским округом с просьбой прислать в Севастополь артиллерийскую бригаду или «хотя бы одну батарею»{426}.

Председатель военно-морского суда Севастопольского порта генерал-лейтенант И. П. Андреев докладывал в морское министерство о полной ненадежности даже специально подобранных караульных матросов, охранявших здание суда. Кроме того, он особо отметил революционное настроение севастопольского пролетариата. «Портовые рабочие, - писал он, - которыми населена Корабельная слободка, хотя и не восстали еще, но так волнуются, что, по словам сведущих лиц, малейшего недоразумения достаточно, чтобы возникли беспорядки, сопровождаемые насилием всех видов» {427}.

Николай II каждый день получал все новые тревожные известия о «Потемкине», Одессе, Севастополе… Царь был поражен и разгневан неспособностью командования армии и флота справиться с революционным движением. 20 июня на телеграфном сообщении о восстании команды «Прута» он написал: «Объявить Кригеру в приказе от моего имени строжайший выговор за безобразное состояние дисциплины на судах этой [152] дивизии» {428}. Но «строжайшими выговорами» остановить революцию было невозможно!

Вечером 20 июня начались волнения на броненосце «Синоп». Их поводом послужили воровство судового офицера-ревизора, из-за чего многим матросам не хватило ужина, и недоброкачественность пищи. Матросы требовали предоставить им возможность самим закупать провизию. С большим трудом офицеры смогли успокоить команду. Ночью социал-демократы распространили прокламацию, в которой разъясняли недостаточность одних только экономических требований и призвали к восстанию. Утром 21 июня командир корабля капитан первого ранга М. Г. Афонасьев приказал списать на берег десять человек, заподозренных в революционной агитации. Возмущенные матросы с криком: «Не отдадим товарищей на гибель!» - выбежали на бак. Но офицерам все же удалось отправить неблагонадежных на берег.

Среди членов команды не оказалось опытных руководителей, способных правильно организовать коллективный протест и превратить инцидент в вооруженное восстание. На другой день на «Синоп» явился контр-адмирал И. П. Тихменев с батальоном пехоты и, угрожая расстрелом каждого десятого, потребовал выдать зачинщиков. Предатели выдали 16 человек {429}. Выступление на «Синопе» было подавлено.

Положение в Севастополе оставалось напряженным. 21 июня жандармский подполковник А. П. Бельский телеграфировал в Петербург, что матросы стараются задержать отъезд уволенных в запас и в отпуск, «настроение флотских команд вызывающее, тревожное». Кроме того, он сообщил о высылке из Севастополя рабочих, находившихся в начале восстания на «Потемкине», так как их рассказы «производят нежелательное влияние» {430}.

На следующий день вице-адмирал Г. П. Чухнин послал телеграмму управляющему морским министерством с просьбой ввиду полной ненадежности караульных из числа матросов немедленно прислать в Севастополь еще два батальона солдат специально для охраны арестованных моряков{431}.

Без разрешения вице-адмирала была запрещена продажа оружия и боеприпасов в магазинах Севастополя. Частным лодкам не разрешалось ночью подплывать к военным кораблям ближе чем на сто сажен {432}. [153]

23 июня Г. П. Чухнин обратился к командиру отдельного корпуса жандармов с просьбой как можно скорее увеличить численность севастопольской жандармерии. В морское министерство Чухнин сообщил: «Броненосцы «Екатерина» и «Синоп» совершенно ненадежны. На всех судах есть партии человек 50-60, которые держат в руках команду, большинство пассивно трусливо, но легко возбуждается и присоединяется к бунтовщикам. Офицеры потеряли авторитет и власть, нельзя ни за что ручаться… Необходимо увеличить войска для ареста»{433}.

23 и 24 июня «Централка» и Севастопольский комитет РСДРП выпустили две листовки, обращенные к матросам и солдатам. В них разъяснялись задачи и цели борьбы потемкинцев и содержались призывы переходить на сторону революции под лозунгами РСДРП {434}.

24 июня Г. П. Чухнин вновь направил телеграмму в Одессу С. В. Каханову, умоляя его прислать в Севастополь казаков. Каханов ответил, что свободных частей у него нет, но обещал прислать при первой возможности {435}.

Даже известие о сдаче «Потемкина» и отъезд на родину трех тысяч демобилизованных и уволенных в отпуск матросов не смогли полностью успокоить бурливший Севастополь. Г. П. Чухнин приказал перевести в армию 1100 политически неблагонадежных матросов. Но оказалось, что и этой меры недостаточно. Пример «Потемкина» оказал огромное влияние на моряков. «Черноморский флот в настоящем его составе, - писал 1 июля и.о. прокурора симферопольского окружного суда В. В. Новицкий прокурору одесской судебной палаты А. И. Поллану, - представляет грустное зрелище: высшее начальство растерялось и буквально не знает, что делать, младшие офицеры бранят начальство и всю вину за происшедшее сваливают на него, матросы сознают, что они господа положения, что их боятся, и ведут себя вызывающе. Одним словом, полное разложение флота, чреватое в будущем грозными событиями» {436}.

«Положение было очень опасно, - телеграфировал позднее Г. П. Чухнин Николаю II, - все опасались общего бунта». По мнению вице-адмирала, только своевременные аресты и высылка из Севастополя политически неблагонадежных матросов смогли предотвратить восстание эскадры{437}. [154]

Уволенные во временный отпуск и в запас матросы привозили с собой на родину свободолюбивый дух «Потемкина», вели революционную пропаганду и агитацию. Местным властям пришлось просить вице-адмирала Г. П. Чухнина убрать этих матросов из сел и деревень «как подбивающих крестьян к беспорядкам» {438}.

После завершения потемкинского восстания «Централка» и Севастопольский комитет РСДРП выпустили специальную листовку «Товарищи, не унывайте!», в которой призывали моряков не падать духом и готовиться к новому восстанию. «За нас сама жизнь, она толкает нас на борьбу с самодержавием, - говорилось в листовке. - Никаким царям не совладать с разбушевавшимся океаном справедливого народного гнева… Наше правительство не первый раз подавляет революционное движение части народа… Не приходите в отчаяние! Далеко не все потеряно. Быстро сомкнем наши разрозненные ряды и плечом к плечу с восстающим пролетариатом поведем освободительную борьбу. На бой же, товарищи! На славный, кровавый бой за народное благо! Долой ненавистного нам царя! Да здравствует народная свобода! Да здравствует социализм!» {439}

Восстание на «Потемкине» всколыхнуло весь Черноморский флот. Приведенные материалы показывают резкое ускорение революционизирования самых широких масс черноморцев и свидетельствуют о реальности осуществления общего плана «Централки». Революционные моряки пытались организовать восстание в поддержку потемкинцев. Но недостаточный уровень партийного руководства и ошибки в конспирации наряду с принятыми командованием мерами не позволили сделать этого. Июньские события в Севастополе показали значение крепкой сети партийных организаций для подготовки военных восстаний.