Для верной оценки всего дела и последующих затем событий, необходимо заметить, что в зимнее месяцы сообщения по Каспийскому морю делаются весьма медленными и затруднительными, а к стороне Мангишлака иногда и совсем невозможными; петровская гавань и тюб-караганская бухта (форта Александровского) иногда замерзают, и сообщения с Мангишлаком производятся или сухим путем на Красноводск и далее на Баку, как это было в зиму 1871 г., или же посредством срочных шкун общества «Кавказ и Меркурий», один раз в месяц, между Баку и незамерзающим заливом Александр-бай, как это предположено было в 1873 году. В ожидании со дня на день, что петровская гавань замерзнет, войскам, предназначенным к отправлению в Чекишляр, приказано было на всякий случай быть готовыми к походу в Баку, для отправления оттуда, а не из Петровска, в красноводский отряд. С первых же чисел февраля, когда на Каспийском море шла усиленная деятельность по снаряжению красноводского отряда, море было постоянно в сильном волнении; ветры, то юго-восточные, то северо-западные, стояли весьма крепкие; зыбь ходила огромная; при каждом выступлении из порта судна, обстоятельства были весьма неблагоприятные для плавания. Так, шкуна «Д. Милютин», назначенная с продовольствием в Киндерли, вышла из Баку в ночь 3 февраля, пришла в Петровск только 8 февраля, а оттуда едва выбралась 12 числа и прибыла Киндерли 16, т. е. чрез 8 дней после назначенного ей срока (8 февраля); казенный пароход «Урал», назначенный к 15 февраля к Карабугазскому проливу, вышел из Баку 8 февраля и, не дойдя до Карабугаза, вернулся 12 числа в Баку; лучшая из 70-ти-сильных шкун общества «Кавказ и Меркурий», шведской постройки, «Шах Иран», проборовшись с морем 24 часа, вернулась с ротами Ширванского полка, назначенными в красноводский отряд, в Баку[39]. Можно по одному этому представить себе, как должны были усложняться все распоряжения кавказского начальства и как трудно было подчинить их точному расчету. Часто случалось, что, послав на восточный берег Каспийского моря какое либо распоряжение, кавказское начальство, иногда по месяцу, находилось в полной неизвестности не только об исполнении распоряжения, но даже о самом получении его.

По отъезде Филипова, князь Святополк-Мирский, — весьма долгое время оставаясь без всяких известий с восточного берега Каспийского моря, находился в невозможности принять какие-либо новые меры по снаряжению отряда и своевременно сообщить необходимые разрешения или указания. В Тифлисе знали только, что все старания Маркозова приобрести верблюдов наймом или покупкою остаются безуспешны и что 22 февраля у Карабугазского пролива ни Ломакина, ни верблюдов не было[40]. Наконец, 27 февраля от Маркозова были разом получены известия, что по сведению, сообщенному ему от начальника мангишлакского отряда с нарочным туркменом, на Мангишлаке вспыхнуло восстание между адаевцами, вследствие которого верблюдов оттуда не будет, и что войска красноводского отряда, перейдя Атрек, успели добыть только 430 верблюдов[41].

Обстоятельствами этими, на сколько могло судить, по приведенным отрывочным сведениям, кавказское начальство, все дело было поставлено, таким образом, в самое критическое положение и даже, как казалось ему, угрожало окончиться катастрофою. Красноводский отряд, лишенный перевозочных средств, находился в невозможности выступить и оказать какое либо содействие другим направленным в Хиву отрядам. Восстание на Мангишлаке могло распространиться между оренбургскими киргизами, затруднить движение оренбургского отряда и даже задержать его в пути, или, необходимостью прикрытия тыла и флангов, ослабить отряд настолько, чтобы воспрепятствовать и ему исполнить возложенную на него задачу, Наконец, туркестанский отряд, без содействия других войск с левого берега Аму-дарьи, мог быть задержан на переправе чрез эту реку, а вследствие всего этого хивинская экспедиция могла и на этот раз окончиться полною неудачею, Сообразив все это и приняв во внимание, что посылка отряда войск на Мангишлак во всяком случае необходима для подавления там восстания, что отряд этот, в случае надобности, может обеспечить фланг оренбургского отряда, а тем самым и движение его к Хиве, при благоприятных же обстоятельствах, хотя частью своего состава, присоединится к оренбургским войскам и достаточно усилить их для решительного содействия успеху хивинской экспедиции, — князь Святополк-Мирский признал необходимым, в самый день получения упомянутого известия, по телеграфу испросить у главнокомандующего разрешение на сформирование мангишлакского отряда от 6 до 8 рот, с конницею при артиллерии для направления его к Хиве в связи с оренбургскими войсками. Разрешение это последовало на другой же день. «Предоставляется вам на Мангишлаке и красноводском отряде, телеграфировал великий князь помощнику своему, сделать все, что по обстоятельствам сами признаете нужным и возможным; особенно постарайтесь разъяснить и внушить Маркозову, что он должен двинуться в поход не иначе, как вполне обеспечив отряд перевозочными средствами и довольствием; потому должен силу отряда в точности соразмерить с числом верблюдов, которых удастся собрать, уменьшив, сколько надо, численность войск против предположения»[42].

Таковы были причины, послужившие к сформированию мангишлакского отряда, причины, как видно из изложенного, основанные на телеграммах Маркозова. По одной из них в Тифлисе заключили, что переход чрез Атрек был сделан исключительно с целью добыть верблюдов, что для этого весь отряд переходил чрез реку[43], но успел добыть лишь самые ничтожные средства, которые не позволят красноводскому отряду двинуться в поход, а по другой, сообщавшей о событиях на Мангишлаке в преувеличенном и извращенном виде — что на Мангишлаке произошло всеобщее восстание, которое все продолжается. На самом же деле переход чрез Атрек был сделан по инициативе начальника небольшой колонны, высланной из Чекишляра верст за 90 вверх по реке, а движение на Мангишлаке, имевшее совершенно частный характер, скоро прекратилось и порядок был восстановлен, о чем в донесении Ломакина было ясно сказано. Хотя, таким образом, основания, послужившие к сформированию отряда, и были ошибочны, но последующие события вполне оправдали сделанные распоряжения.

Для сбора верблюдов красноводскому отряду, Ломакин, 21 января, выступить из форта Александровского с ротою, двумя орудиями и двумя сотнями кавалерии[44]. Всего в отряде было 378 человек и 263 лошади. Довольствия поднято на 40 дней.

Прибыв к колодцам Тарталы, в горах Каратау, 23 января, Ломакин счел своевременным объявить киргизам приказание о доставке 2,500 верблюдов, в добавок к тем 500, которые уже были ими выставлены в форте, для поднятия тяжестей отряда в настоящий поход. После долгого совещания в отдельной кибитке, киргизы объявили Ломакину, что они готовы выполнить требование начальства и немедленно же приступят к сбору верблюдов. Они предлагали даже собрать до 9,000 животных, но начальник отряда отклонил это предложение: «Соберем сначала 3,000 верблюдов, а там — что Богу и царю будет угодно», сказал он им. В кибитку Ломакина собрались самые влиятельные люди на Мангишлаке. Здесь были, между прочим, Кафар Караджигитов, брат Капаура Калбина, одного из главных виновников мятежа 1870 года, чрезвычайно энергическая личность; Самалык Томпиев, племянник Калбина и большой приятель Кафара. тоже участник киргизского восстания 1870 года; Ермамбет Туров, управлявший джеминеевским отделением; Исергеб и другие. Кругом кибитки стояли проводники и верблюдовожатые, привлеченные любопытством. Кафар Караджигитов считался, и не без основания, преданнейшим нам человеком; он заведовал бузачинским наибством. По объявлении Ломакиным цели своего прихода, Кафар Караджигитов сказал довольно витиеватую речь, которая дышала бесконечною преданностью русским. «Если бы великому государю понадобилось для похода на Хиву не 8,000 верблюдов, но половина нашего состояния, говорил он, то и тогда бы мы охотно отдали все, ибо видим желание правительства оградить нас от нападения хивинцев». Речь эта, по-видимому, понравилась киргизам, которые подтвердили ее словом «аминь». Произведя затем раскладку, сколько каждое отделение должно было выставить верблюдов, Ломакин обратился к Самалыку Томпиеву с следующими словами: «Я возлагаю на тебя собрать на Бузачи 1,000 верблюдов. Ты этим можешь загладить прежнюю свою вину и возвратить себе прежнюю должность и те награды, которые тебе вышли, но не выдаются за прежнее твое поведение. От тебя зависит многое, так как ты влияешь на целом полуострове. Чтобы успешнее шло дело, я назначаю на Бузачи сотню подполковника Квинитадзе»[45]. Самалык отвечал, что точным исполнением настоящего поручения он постарается загладить свою вину и заслужить милость начальства. Затем киргизы были отпущены, но, не смотря на поздний час ночи, долго еще беседовали в своих кибитках.