Он идет в гостиницу. Ключ от номера висит за спиной администратора — значит, можно хоть немного побыть в одиночестве. Бессонная ночь в скором поезде и бесцельное хождение по городу в течение дня берут свое. Он думает, что не мешало бы поужинать, но лучше прилечь на полчасика. Всего на полчасика…

Просыпается он от шума воды в туалете и с ужасом убеждается, что уже утро.

— Доброе утро! — приветствует он незнакомца.

Тот что-то бурчит ему в ответ, вытирая лицо. Процедура эта продолжается чересчур долго, но в конце концов незнакомец вешает полотенце рядом с умывальником и искоса глядит на Вишека. Блондин, острые черты загорелого лица. «Мать честная, наверняка немец! — ужасается Ирка. — Ну и влип же я!»

— Раннее утро, а уже так жарко, да?

— Гм…

«Что-то слишком много ты на себя берешь, дубина стоеросовая!» — ругает мысленно незнакомца Вишек.

— Интересно, как будет днем. В ответ ни слова.

— Как думаете, не сбрызнет ли нас дождичком? А надо бы…

— Это уж точно, — произносит незнакомец без акцента.

«Но это еще ничего не значит, — рассуждает Ирка. — У этих судетских немцев бывают не только чешские имена, но и чешские отец или мать. Сколько же ему лет? Похоже, он с четырнадцатого или с пятнадцатого года, как и я. Но кто он такой, черт побери? Можно, конечно, смыться по-английски. Подождать, пока он уйдет, собрать вещи, а внизу сказать, что хочу заплатить заранее, чтобы завтра не терять времени…»

Незнакомец открывает рюкзак. Интересно, чем это он у него набит? И Ирка решает, что пора идти ва-банк.

— Вы в армии служили? — спрашивает он.

— Служил.

— А где?

— В Терезине, — отвечает сосед запинаясь.

— Я тоже, — роняет как бы невзначай Ирка и чувствует холодок в животе.

«Если этот парень сейчас скажет, что служил в сорок второй, значит, он шпионит за мной», — загадывает Ирка и задает следующий вопрос:

— В какой части?

— В сорок второй.

«Господи! Ну, теперь пути назад нет. Вперед, только вперед!»

— А вы, случайно, не в тридцать седьмом призывались?

— Случайно, в тридцать седьмом.

Вишек садится на койке.

— А какое у вас звание?

— Десатник.

— У меня тоже. Как же могло случиться, что мы незнакомы?

Сосед не спешит с ответом. Он низко склоняется над рюкзаком, почти влезая в него с головой. Вишек видит, как у него краснеют уши. Страх проходит. Нет, он, видно, не из тех. Незнакомец поднимает голову, и Ирка перехватывает его взгляд, полный отчаяния. «Он боится меня!» — осеняет Ирку. Он встает, подтягивает трусы и спрашивает:

— Послушайте, а вы не помните кого-нибудь из сержантской школы?

— Бенду, Либала и…

«Все правильно, — с удовлетворением думает Вишек. — А теперь держись…»

— И куда же вы собрались?

Тот, кого он принял было за судетского немца, краснеет и с трудом выдавливает из себя:

— В горы… на прогулку…

— Не может быть! А что вы ищите в рюкзаке?

— Карту.

— Зачем вам карта, если там каждая тропка обозначена. Вы, верно, стремитесь попасть за границу.

— Нет-нет… Что вы этим хотите сказать? У меня отпуск…

Ирка улыбается:

— Я тоже иду туда, парень.

Сосед упорно молчит.

— Поговорим серьезно, — продолжает Ирка. — На меня, видно, какое-то затмение нашло: я принял вас за немца. Думал, вы шпионите за мной. Но как только заметил, что вы умеете краснеть, понял, что это не так. Теперь мы вроде бы поменялись ролями: вы боитесь меня. — Ирка подходит к соседу поближе: — Честное слово, я говорю правду. У нас одна цель. Да иначе и быть не могло, ведь мы — солдаты.

Сосед хватает Вишека за руку. Он прямо сияет от счастья:

— Ну и заставил же ты меня понервничать!

Потом они обсуждают создавшееся положение. Ирка припоминает адрес, который сообщил ему приятель, тоже собиравшийся уйти за границу: некий Парма, Острава, Цинкл, 4. Они разыскивают Парму и договариваются с ним. Время поджимает, деньги кончаются, да и Острава не тот город, где нужно задерживаться тем, кто с трудом может доказать, что приехал сюда полазить по горам.

Парма находит им хорошего проводника, и вот они уже отправляются в путь.

— Вы должны следовать за мной на расстоянии ста шагов, — объясняет он им.

Поначалу все идет хорошо. Они минуют Остраву, Гержманице, проходят по тополиной аллее и сворачивают налево, на полевую дорогу. Стоп!

— Теперь внимание! Через восемьдесят метров граница. Видите ложбинку? — указывает рукой проводник. — Там стоит зеленая скамейка, ее отсюда плохо видно: она за кустами крыжовника. Это пост эсэсовцев.

Тяжелые тучи, которые начали собираться сразу после обеда, пронзает вдруг молния. Гремит гром, и вот уже потоки дождя обрушиваются на путников.

— Другой дороги нет?

— Есть, но эта самая надежная. Вперед, ребята! Ни пуха ни пера! — И проводник поворачивает обратно к тополиной аллее.

— Ну что ж, я пойду первым, — предлагает Вишек.

Блондин не возражает. Напоследок они оглядываются назад. В конце тополиной аллеи виднеется брошенный кем-то мотоцикл. Позже Вишек узнает, что мотоцикл этот оставил один десатник призыва 1935 года, который открыто прикатил сюда по маршруту, указанному Пармой, а остаток пути до границы пробежал, положившись на авось.

Ирка Вишек идет впереди.

— Пока льет дождь, мы в безопасности, — приговаривает он, не спуская глаз с зеленой скамейки, спрятавшейся в зарослях крыжовника.

Вода слева, вода справа. Скамейка увеличивается в их воображении до гигантских размеров. Оглянувшись, Вишек видит, что блондин идет буквально в метре от него, не сводя глаз с его пяток. «Балбес какой-то, а не солдат. Неужели не понимает, что так нас в два счета подстрелят?» — сердится Ирка, но вслух ничего не говорит. Пока льет, они в безопасности. Но только пока льет…

До скамейки еще пятнадцать шагов. Где же она, наконец? А что, если вот сейчас раздастся окрик «Стой!»? Пистолет Ирка снял с предохранителя еще под тополями и сжимает его в руке, пряча под пальто. До скамейки десять шагов. Сейчас или… Палец лежит на спусковом крючке. Нет, все тихо. До скамейки пять шагов…

Скамейка пуста. И вокруг ни души. А что, если эсэсовцы нападут сзади? Или сбоку? Неожиданно из-за пелены дождя выплывает пограничный столб с красной табличкой. На табличке польский орел и надпись: «Речь Посполита Полска».

Двадцать шагов, пятьдесят, сто… Вокруг никого. Еще пятьдесят шагов… Дождь льет как из ведра. Размокшая дорога, а на ней груды щебня. Здесь можно передохнуть. Ирка опирается о ствол дерева и садится на корточки. Щелкает предохранителем и засовывает пистолет в карман промокших брюк. Достает коробку спичек, находит на ней сухое место и закуривает, спрятав в кулак, сначала одну сигарету, потом другую.

— Держи, перекурим.

— Ты считаешь, что мы уже в Польше? — интересуется блондин. Голос у него такой же, как утром в гостинице.

— Ну, ты даешь! Ты что, не видел табличку на пограничном столбе?

— Какую табличку? На каком столбе?

Оказывается, он не видел не только табличку. Он не видел ни мотоцикла, ни зеленой скамейки. Он не видел ничего, кроме пяток Вишека. Он вообще не смотрел по сторонам, потому что в противном случае боялся не дойти.

— Эх ты, солдат! Я же тебе говорил, что идти нужно на расстоянии десяти шагов. Тогда, если бы начали стрелять, попасть в нас было бы труднее. Понятно?

— Понятно, но мне было так страшно… В жизни так не боялся… Я больше не буду себя так вести, Ирка. И пусть это останется между нами…

— И все-таки распускаться не стоит. Это же невероятно глупо, понимаешь?

— Понимаю.

— Ну ладно, пошли к гостинице.

Ливень кончается так же неожиданно, как и начался. Когда они подходят к первым домикам поселка, ребятишки уже с криками бегают по лужам.

— Черт возьми, куда же теперь? — спрашивает Вишек. — Посмотри-ка, мы ведь топаем на Грушов — туда, откуда пришли! Кругом! Направление — Богумин!

Теперь все идет как надо. Вскоре они опять видят табличку с польским орлом. Вот и таможенная служба. Может, попытаться? Все равно где-нибудь их, промокших и грязных, задержат. А может, лучше обратиться за помощью к местным жителям? Были бы деньги, а так… В конце концов, пока они не в Богумине, таможенников бояться нечего.