Попирая все международные конвенции, гитлеровцы применили в ночь на 24-е мая 1942 года против подземного гарнизона газы. Погибли сотни людей, в том числе женщины и дети. Командир полка Ягунов передал в эфир радиограмму:

«Всем, всем, всем! Всем народам Советского Союза! Мы, защитники обороны города Керчи, задыхаемся от газов, умираем, но в плен не сдаёмся».

Но и газы не сломили народных мстителей. В ночь на 6-е июля они заняли посёлок Аджимушкай, почти полностью уничтожили немецкий батальон, расквартированный там, а командира батальона майора Рихтера взяли в плен.

Немцы ежедневно, кроме воскресенья, с 10 до 16 часов нагнетали в катакомбы отравляющие газы. Хотя в подземелье были оборудованные газоубежища, всё равно люди гибли. Связь с внешним миром почти прервалась. К сентябрю 1942 года в катакомбах оставалось в живых менее 300 человек. В конце октября они решили пробиться к партизанам, укрывавшимся в горных лесах. Но не пробились, почти все погибли в ночном рукопашном бою с фашистами.

Подземный гарнизон сражался с врагом 170 дней и ночей.

Мне довелось встретить и проводить в Крымские горы, к партизанам, последних защитников Севастополя. Надеюсь, этой ночью кое-кому из них пожму руки…

Я предложила Темир-шейху прогуляться. Мы вышли и направились через степь к аэродрому, до которого было полкилометра. Увидели в стороне, на дороге, медленно идущую колонну в сопровождении пограничников.

— Кто это? — заинтересовалась я. — Пленные?

— Нет, это бывшие люди. Полицаи, старосты. Предатели, в общем.

Их было человек сто. Мы подошли поближе. Судьба словно для контраста столкнула меня с живыми «бывшими людьми» сразу после того, как я услышала потрясающий рассказ о людях настоящих, погибших в неравной схватке с жестоким врагом.

В колонне были люди разных национальностей и возрастов. На нас они почти не обратили внимания, лишь один, молодой, заросший чёрной щетиной, злобно посмотрел на Темир-шейха и погрозил ему кулаком.

— Знакомый? — удивилась я.

— Да, полицай, провокатор, которого я опознал и разоблачил. Один из тех, кто по приказу гестапо выдавал себя за партизана. Приходили в деревни, грабили, насиловали, чтобы восстановить жителей против настоящих партизан. Убивали сбитых советских лётчиков, разведчиков, раненых. Гнусные типы.

— И откуда такие берутся?

— Сброд: бывшее кулачьё, уголовники. Поверили, что немцы отдадут им в личное пользование земли, виноградники. Само собой: каждый предатель рассчитывает получить вознаграждение.

— Наивные люди. Плантаторы. Весь мир знает, что немцы ринулись на восток, чтобы захватить чужие земли и поработить всех не арийцев. А эти…

— Нам этого не понять.

— Конечно. Я не могу понять даже, как могли поверить в победу Гитлера сами немцы! Ведь достаточно взглянуть на карту — на территории Советского Союза можно поместить 60 Германий — или вспомнить историю, годы интервенции, например.

— Аллах лишил их разума, — улыбнулся Темир-шейх.

Колонна скрылась за холмом. Как будто её и не было — только пыль над дорогой.

Ночь выдалась жаркой и душной. Самолёт болтало, поэтому во время полёта мы почти не разговаривали. Лишь когда пролетали над цепью холмов, поросших лесом, вблизи горного массива, Темир-шейх сказал:

— Где-то здесь крупный склад боеприпасов. Немцы начали их вывозить на автомашинах в Севастополь. Партизаны обещали уточнить координаты. Но могут не успеть.

На всякий случай я отметила это место на карте, запомнила ориентиры — перекрёсток дорог, высокое вишнёвое дерево.

В точно назначенное время под нами вспыхнули две жёлтые ракеты. По цвету я определила — ракеты немецкие. Всё продумано — такой сигнал не привлечёт внимания врага.

Темир-шейх вылез на крыло, похлопал меня по плечу, крикнул:

— Спасибо, дочка! До скорой встречи!

Я помахала ему рукой, подумала: «Не знаю даже его фамилии. В Крыму не задержимся, в Севастополе вряд ли придётся побывать, мы не пехотинцы, улетим неизвестно куда и третьей встречи не будет».

Но я ошиблась. Со «святым человеком» я встретилась после войны в Казани. Его фамилия — Гайнанов. Он работал в Казанском аэропорту. Умер в 1968 году.

В ту ночь, возвращаясь на аэродром, я приглушила мотор и сделала несколько кругов над тем местом, где, по словам Темир-шейха, находился немецкий склад боеприпасов. Разглядела на лесной дороге несколько автомашин, идущих в южном направлении. «Надо произвести тщательную разведку, — решила я. — Разбросать САБы и обнаружить склад».

Доложив Бершанской о выполнении задания, я поделилась с ней своими соображениями.

— Да, разведка необходима, — согласилась она. — Заодно захватите листовки.

— Сколько мы уже раскидали этих листовок! — заметила я. — Счёту нет.

— Есть, — возразила Бершанская. — Над Крымом — больше миллиона.

«Ого, бумаги не жалеем. По пять листовок на каждого гитлеровца. На хорошее дело не жалко. Фашисты, сложившие оружие, сохраняют жизнь не только себе, плевать нам на них, но и нашим солдатам».

И вот мы с Валей летим на разведку.

— Мамочка моя, какая болтанка, — жалуется она. — Бока будут болеть.

— Неженка…

Перелетели линию фронта, Валя избавилась от листовок. Снова жалоба:

— Дышать нечем. Искупаться бы сейчас в море.

Я вспомнила купание Лейлы в Азовском море, когда она увидела в воде женскую руку, и поёжилась.

— До нашего квадрата восемь минут, — предупредила Валя.

— Ищи автомашины. Учти, они могут быть замаскированы. Смотри во все глаза.

Валя бросила САБ, и мы сразу увидели колонну из десятка автомашин, ничем не замаскированных. Людей не видно, успели укрыться. Склад, по-видимому, где-то рядом. Ни прожекторов, ни зениток. Всё это хозяйство, конечно, отправлено в Севастополь.

— Брось одну бомбу на головную машину, — сказала я. — Если она нагружена боеприпасами, и склад рядом, вторая бомба может и не понадобится.

Валя ударила точно, но машина оказалась пустой.

— Бросай САБы по одному, будем высматривать склад. Он где-то здесь.

Яркий свет высветил склоны холмов, дорогу, небольшое озеро, вишнёвое дерево… Склада мы не обнаружили.

— Ещё одна машина, — сказала Валя.

— Где? — встрепенулась я.

— Курс 120. Чуть вправо. Ещё…

— Вижу. Бей.

Я разгадала хитрость немцев: колонна стоит в стороне, к складу машины подъезжают по одиночке. Видимо, так оно и было: внизу раздался двойной взрыв, машина, нагружённая боеприпасами, взлетела на воздух. Но где же главная цель?

— Склад где-то тут, запомни место, прилетим ещё раз, — сказала я. — Эта машина, видимо, успела отъехать…

Мы вернулись с новым запасом САБов и двумя «сотками».

Вишнёвое цветущее дерево, залитое светом бомбы и луны, казалось каким-то сказочным видением.

«Спешить некуда, — рассудила я. — Склад не иголка, обнаружим».

— «Мессер» слева! — крикнула Валя. — Мамочка моя…

Огненная трасса пересекла наш курс, я нырнула под неё и едва не врезалась в белоснежную крону вишни. Стала кружить вокруг дерева, меняя высоту. Немец бил короткими очередями, атакуя нас с разных сторон. Вишнёвое дерево, вздрагивая, пучками сбрасывало белые лепестки на землю. В голове вихрем проносились мысли: «Заметили сразу. Ждали. Думали, не обнаружим, улетим. Сама напросилась. Склад близко…»

— Стреляют из двух автоматов, — уже спокойнее доложила Валя. — Автоматчики к югу от дерева, между холмами. Там склад! Вижу склад! — в её голосе звучало торжество, об истребителе она словно забыла.

Но я помнила. И приняла решение: направить самолёт на автоматчиков. Склада я не заметила, но он там, между двумя холмами. Сверху его не видно, замаскирован. Уже светает. Ещё один круг, последний…

И тут произошло невероятное: «мессер» круто развернулся и врезался в лесистый склон холма. «Потерял ориентировку», — мелькнула злорадная мысль. По инерции я продолжала кружить вокруг дерева.

— «ЛАГГи»! — крикнула Валя. — Девять штук!

Немец, видимо, заметил их раньше и потерял от страха не ориентировку, а голову. Истребители, набирая высоту, с грохотом пронеслись над нами и исчезли в предутренней мгле.