Я летучий корсар. Я скиталец морей.
Видит в бурю мой призрачный взгляд.
Много встретилось мне на пути кораблей,
Ни один не вернулся назад.
Я не ведаю сна. Я не знаю утех.
Вижу небо да синюю гладь.
Я не знаю, за чей неотпущенный грех
Осуждён я лишь гибель вещать.
Кто на море рождён, кто любимец удач,
Только глянут — и дрогнут они,
Коль зажгутся на высях темнеющих мачт
Надо мной голубые огни.
Словно звон похорон, мой протяжный призыв
Прозвучит над холмами зыбей.
И домчит к берегам равнодушный прилив
Только щепы изломанных рей.
И, вскипая, волна будет бить о борта
Молчаливые трупы пловцов,
Но никто не расскажет из них никогда
Про подводный таинственный кров.
Я не помню о них. Мой корабль окрылён
И неведомой силой стремим.
Дни за днями идут, как тоскующий сон,
Ночь за ночью, как тающий дым.
День и ночь у руля. День и ночь у руля
Я стою, подневольный палач.
Только мне никогда не раздастся: «Земля!»
С высоты фосфорических мачт.
Я кондотьер, беспечный и красивый,
Готов на всё, рублю всегда с плеча.
Есть в урне жребий хоть один счастливый? —
Его достану остриём меча.
Мне мил узор расцвеченных нарядов,
Их слишком пышный и тяжёлый блеск.
Люблю идти среди враждебных взглядов,
Чтоб плащ горел от шитых арабеск.
Я люб чужим и жёнам, и невестам,
Мне весело на козни их глядеть,
И вдруг потом как бы случайным жестом
Порвать хитро раскинутую сеть.
В кругу врагов мой облик прост и ясен.
Та простота — мой самый лучший щит,
Но задремли, удар мой не напрасен,
И враг у ног поверженным лежит
[82].
Я всё прощу, легко поверю чуду,
Вчера язвившим дружеским устам,
Но ни одной обиды не забуду
И каждому сторицею воздам.
За всё плачу. С отеческой любовью
Судьба не даст мне всё, чем я богат,
Плачу за всё иль золотом, иль кровью
Друзьям втройне, врагам во много крат.
Я кондотьер. И мне бросают плату
И говорят: «Ты нанят, ты в плену!»
Но кто купил, не сетуй на расплату,
Я на тебя же шпагу поверну.
Смеюсь над всем… И сам Святейший Папа
Меня смутить анафемой не мог.
Но мне жалка больная птичья лапа
И придорожный сломанный цветок.
Глушь темноствольная сосен.
Тишь и янтарная мгла.
Цепью мелькающих вёсен
Жизнь прошумела, прошла.
В мире скитается Лихо,
Рыщет Лукавый без сна.
Странника на берег тихий
Скоро домчала волна.
Годы идут. И поныне
В мир запечатана дверь.
Любы Царице-Пустыне
Равно и схимник, и зверь.
Злоба растает, смирится
В радости розовых зорь.
Белка по келье резвится,
Бродит заботливый хорь.
Утро придёт. Над откосом
Стану я, руки воздев.
С хором лесным стоголосым
Древний сольётся напев.
Сосны — народ преклоненный,
Небо — лазоревый храм.
Солнце — светильник нетленный
[83],
Пар над рекой — фимиам.
Вечер… И с радостью новой
Мерю я пройденный путь.
Знаю, в колоде дубовой
Время навеки уснуть.
Глушь темноствольная сосен.
Жёлтая каплет смола.
Только бы Вечная Осень,
Смерть, не забыла, пришла.
