Горстка солдат медленно продвигается вперед. Они падают, прячутся за мелкими кочками, ползут и опять поднимаются. Отдышаться можно только в окопах, к которым, кто знает благодаря какой случайности, вышли. Дьявольская передряга, сущий ад!

По-прежнему моросит, туман рассеивается, и взгляду постепенно открывается опустошенная местность.

Он растерянно озирается по сторонам, не зная, что делать.

Нигде ни души.

Его товарищи тараканами расползлись по окопам, и оттуда доносится неясный гул голосов.

Ему показалось, что стрелять стали реже, и он решил осмотреться.

Значит, вон там. В той стороне проходит линия русских. Там противник. Какой он? Как выглядит?

Вдруг снова посыпались пули, и он упал на дно окопа. Он в самом деле видел вражеского солдата или ему только показалось?

Он ждал. А когда выстрелы стихли, осторожно приподнял голову… в этот момент пуля его и настигла.

Путь через Галицию, писал он, невольно отбросил меня почти на полстолетия назад. И я посмеялся над зеленым гимназистом, которого ранило в первый же день, едва он высунул нос из окопа!

Собственно говоря, я вернулся к действительности лишь на вокзале в возрожденной Варшаве. И поразился. Когда только удалось полякам поднять свой город из руин? Он такой же, каким был прежде!

Вопросами здравоохранения здесь главным образом занимаются женщины. Сегодня одна из них отвезла меня в министерство, где состоялось первое заседание. И оно прошло успешно, несмотря на обилие языков, на которых мы разговаривали. Истинный Вавилон.

На обратном пути мы осмотрели одну из клиник. Больные преподнесли мне большой букет красных гвоздик. Посылаю тебе несколько лепестков!

Во второй половине дня я увидел группу по прививкам за работой. Организация дела меня вполне удовлетворяет, и замечаний у меня нет. Я побывал также в школе, где делают прививки детям и где нас очень тепло встречали.

В гостинице у меня просторный номер с ванной, но я здесь почти не бываю. У меня всегда времени в обрез. А если б мне и удалось его выкроить, я предпочел бы побродить по городу. Но пока не выходит. Осматриваю больницы, институты и так далее. Женщины-коллеги неутомимы!

Особенно мне нравятся в Польше города. Повсюду зелень, газоны и сады… жаль, что у себя дома мы уделяем озеленению городов мало внимания!

…Только что вернулся из Люблина, расположенного на равнине. А вокруг сосновые леса, вспаханные поля…

Под Люблином осматривал институт вакцин, там вырабатывают противодифтеритную сыворотку.

В Люблине существует также институт, где готовят сыворотку против тбц и поливакцину. Производство очень простое, но результаты отличные. После обеда совершили небольшую экскурсию в старый город, который, подобно Варшаве, полностью восстановлен. Я любовался ренессансной архитектурой и с удовольствием осмотрел необычайно богатый музей, расположенный в древней цитадели.

…Очень доволен поездкой в Польшу. Удалось собрать много интересных материалов. Исключительно любопытен Институт туберкулеза. Все девяносто его врачей живут в небольших временных помещениях, но клинический тракт на удивление просторный и превосходно оборудованный!

Сегодня возвращаюсь в Женеву.

Не обошлось без осложнений. В результате неправильно оформленных билетов пришлось сделать пересадку в Вене. Воспользовался случаем и выпил чашку кофе в том самом кафе, где несколько лет назад нам было так хорошо.

Я отлично помню то время. Он сообщил мне с Цейлона, что конгресс состоится в Вене.

Найди возможность и приезжай хотя бы на несколько дней.

Когда поезд вошел в вокзал, я висела в окошке и сразу заметила его. Эгей, здесь я, здесь!

А потом мы пешком гуляли по Вене, и он взял на себя роль гида. По этим улицам он бродил еще в студенческие годы.

Телеграмма из Женевы. По дороге в Грецию смогу побыть дома. Разумеется, как всегда, недолго! Ровно столько, чтобы встретиться и попрощаться.

Время мы использовали максимально. Навестили родных и друзей, повидали много людей, с которыми ему нужно было встретиться. Всюду были вместе, но никогда не оставались одни.

…Уже поздно.

Убираю бумаги, подхожу к дверям его комнаты. Затаив дыхание, напряженно вслушиваюсь. Ничего не слышно. Заглянуть? Спит? Дремлет? Ждать его сына? А он придет? Да, непременно. Как бы ни был занят, он всегда найдет время заскочить к отцу.

Он часто мне рассказывал о своем младшем, способном, но физически слаборазвитом мальчике.

Идет! Я узнаю его по быстрой, летящей походке. Только походка осталась прежней. Во всем остальном он очень изменился. Похудел, лицо бледное, осунувшееся. Точно сам слабел вместе с отцом.

Ну как дела? — Тревожный взгляд в мою сторону.

Пойдем поглядим!

Мы приоткрыли дверь и осторожно, на цыпочках, подошли к постели.

В свете ночника он выглядел еще более бледным.

Спит, говорю я, но почему стонет?

Юноша протягивает руку к запястью больного. И взгляд его застывает на секундной стрелке.

Я тоже смотрю на эти часы и вдруг осознаю, что прошло целых два часа с тех пор, как мы с сестрой перевернули его.

Ему тяжело лежать в одном положении, объясняю я. Давай сами переложим?

Он обнял отца и крепко, но нежно прижал его к себе, а я массировала ему спину и расправляла простыни. Не должно быть ни единой складки, ни одной морщинки.

Ну вот, все в порядке. Сейчас явятся сестры готовить его ко сну. Пошли?

Опатия, санаторий. Он жил в комнате с балконом, откуда открывался великолепный вид на побережье.

Он любил сидеть здесь, наслаждаясь морем и солнцем. Или лежал в шезлонге с книгой. И ждал меня.

Я приезжала по обыкновению сразу после обеда, ставила машину и свистела.

Потом мы выходим на прогулку. Идем по тропинке вдоль берега, здесь он обычно гуляет с главным инженером. Его трость в правой руке отбивает такт: раз, два — тук, раз, два — тук.

А почему бы не провести один из международных семинаров по борьбе с туберкулезом именно в Опатии? Эта идея целиком захватила его, и он готов отдать ей свои последние силы.

А ты справишься?

Не волнуйся, все будет хорошо! Мариан мне поможет, она приедет сюда на неделю раньше.

Я возражаю, однако недостаточно решительно. Может быть, он прав! Для человека нет ничего хуже, чем ощущение своей ненужности обществу. Это ранит даже молодых, абсолютно здоровых. И они порой готовы пойти на что угодно, только бы их заметили, обратили на них внимание.

Тогда он впервые сказал, что принимает первитин, прелюдин, сама не знаю, что еще!

Владо молчит. Широко раскрытыми глазами смотрит мимо меня куда-то во тьму.

Знаешь, на Цейлоне нет большего мученика, чем одинокий слон. Слон, которого отвергло стадо. Ты понимаешь?

Снова суббота. Конец рабочей недели. Раньше, когда он был дома, он всегда придумывал, как провести свободный день.

Ну-ка поглядим, сегодня, кажется, суббота?

Завтра будет суббота, сегодня пятница.

Ах, завтра! Значит, есть время позвонить в Загреб и пригласить Франьо и Фанику, не возражаешь?

И отвезти их завтра в Шкофью Локу в музей, если они еще там не были.

Были.

Да? Ну, что ж. Тогда отвезем их на Любель. Там они наверняка никогда не бывали.

А потом по канатной дороге на Зеленицу, и…

И гигантский слалом!

Ничего прекраснее быть не может!

И когда мы на следующий день повезли друзей на Любель, он не забыл о Зеленице.