Здесь есть что-нибудь любопытное? — обращается она ко мне, пытаясь перевести разговор на другое.

Но я продолжаю развивать свою идею и принимаюсь рассказывать им о Маке, хотя его историю они хорошо знают.

Нельзя сравнивать, возражает Брацо. Его-то чтили всегда… Член комитета…

Разумеется, за границей его ценили, а дома не очень. И признание его трудов за рубежом не доставляло ему особенной радости…

Дома? Да ведь дома у нас все иначе, мы друг другу мешаем!

Молодежь напирает, это верно! И нужно освобождать место молодому поколению. Оно не может ждать!

Но разве во время войны существовала проблема поколений? Разве молодые и старые не стояли тогда плечом к плечу во имя единой цели!

Это было тогда!

Это было тогда, когда мы работали от зари до зари, и не оставалось времени думать о себе…

1946:

В Белграде много разрушенных домов. Нужно было расчищать дворы, улицы.

Зачем ты-то пришел? — сердилась я на него. Оставь это нам, неужели у тебя нет другого дела?

А он гордо шел рядом со мной в рабочей одежде, с лопатой на плече и весело посматривал на меня.

Почему ты не отвечаешь?

Назло тебе. Ведь такая работа — активный отдых. Жаль только, что не удается устраивать его почаще!

Я не бог весть как ловко управлялась с лопатой. Копала скорее символически. А взглянув украдкой в его сторону, поняла, что у него дело спорится. Точно он в жизни ничем иным и не занимался!

Если человек хочет идти вперед, он должен уметь избавляться от хлама, смеялся он.

И на обратном пути пел вместе со всеми… Эх, партизаны… та-ра-ра-ра… та-ра-та-та…

А слов не знаешь?

Напиши мне, я забыл! Та-ра-та-та!

В столовой перед нами ставят тарелки с мучной похлебкой. От усталости ложка дрожит у меня в руке.

Ему хоть бы что. Ложкой он орудует так же ловко, как лопатой. И я восхищаюсь, глядя на его руки.

Отличная похлебка, а? Delicious![13]

Delicious! Тем же тоном, каким хвалил отменнейшие блюда в нью-йоркском отеле.

Эта похлебка после полного трудового дня в бригаде стоит всех банкетов мира!

И тогда никто не интересовался твоим возрастом. Никто не смотрел косо, когда ты выкладывался на работе, отдавал все свои силы. Тогда каждому находили место. Ставили туда, где он был нужнее… А сегодня… если представляется случай, тут же избавляются.

Ты преувеличиваешь. Ведь и сегодня никто не вынуждает тебя уходить на пенсию.

Конечно. Все только добра желают. Видят, что ты устал, нуждаешься в отдыхе! Устал от суматохи. Реорганизация за реорганизацией, а возможностей работать все меньше и меньше. И вдруг ты чувствуешь, что ты в пустоте, вертишься вхолостую…

Не надо так громко!

Раньше, ты понимаешь, речь шла о том, чтобы давать, а сейчас только о том, чтобы брать, вот в чем дело. Но я опять раскричалась. Волнуюсь. Что он там делает, этот врач, почему его нет?

Наконец-то! Мне стало легче, когда врач вышел, и я накинулась на него с вопросами, Ну что? Когда мы начнем…

Посмотрим, понаблюдаем! Надо набраться терпения, успокаивает он меня.

Что еще сказать? Годы, болезнь. Прогрессирующий атеросклероз. Конечно, имеют место некоторые изменения. Колебания в ту и другую сторону. Чудес, однако, не бывает. Поживем — увидим. И знаете, как раз сейчас у меня несколько случаев еще более трагических, чем этот. Юная жизнь, например, которую съедает рак…

И вот уже странно изменившимся голосом доктор рассказывает нам о женщине, своей родственнице, которой осталось жить считанные дни. У нее муж и двое детей. Эх, да что говорить, он махнул рукой и встал.

Я не решаюсь больше расспрашивать его.

У двери он вдруг оглянулся на меня — если быть объективным, состояние его немного лучше — и ободряюще улыбнулся.

Если быть объективным, состояние его немного лучше!

Я уцепилась за эти слова и теперь полна новых надежд. Пусть во мне теплится хоть крохотный огонек надежды, пусть он тускло мерцает! Я защищу этот огонек ладонями. Прикрою от ветра, но огню нужен кислород — иначе он погаснет.

Нельзя позволить ему уйти, нам так много еще нужно сказать друг другу!

Тише!

Сека приложила палец к губам: зовет?

Ты меня звал? Ну вот видишь, дело идет на поправку!

Кто там с тобой?

А Брацо и Сека уже возле постели. И делают вид, будто не замечают, что у него остались одни глаза. Будто и не замечают, что он протянул им стиснутый кулак вместо раскрытой ладони.

Опять эти мячики ускакали? Где же они? Ага, вот они! Как это мы здорово придумали. Давайте и мы поиграем.

Сека зажгла лампочку в изголовье, мячик, летая, отбрасывает тени на потолок и стены.

* * *

Ура! — кинулась я к Дарье, вошедшей как раз в эту минуту.

Она всегда рядом, если нужна помощь. Она тоже врач. Друг-врач или врач-друг, как угодно. Но сейчас она — врач-пессимист…

А ты не обратила внимания, что я тебя встречаю возгласом «ура»? Победоносным «ура»? И не знаешь почему? Ну, потерпи немного, и тебе все станет ясно!

В чем дело?

Я жду сестру Шпелу. Вот и она! Теперь иди, сама увидишь!

Потому что он чувствует себя лучше. Доктор сказал, что объективно… ты понимаешь?

И пока мы помогаем ему встать с постели, я все говорю и говорю. Конечно, он пока не может ходить один! Мы с сестрой руками передвигаем ему ноги. Для начала неплохо. А главное, лед тронулся, так или нет? Вижу, как Дарья посмеивается надо мной, а мне что, главное, он опять сидит в кресле.

Там кто-то пришел, слышишь? Дарья, посмотри, пожалуйста!

Это Владо! Как удачно!

Лицо Владо светилось счастьем.

И он тоже сияет, хотя слегка и подшучивает над своей немощью. Дело идет на лад, только вот шагать еще сам не могу!

Подожди, ведь ты впервые встал сам. А потом увидишь. С каждым днем тебе будет лучше и лучше!

Надеюсь… А где тетя Мици?

Я не могу удержаться от смеха. Ведь это у него по ассоциации с креслом, подмигнула я Владо, у тетки он всегда сидел в кресле и пил кофе!

И вот, точно по волшебству, секунду спустя в дверях появляется тетя.

Они обнялись.

Я тебя вызвал магической силой, смеется он. Я ведь говорил тебе, что все мои желания непременно сбываются! Сейчас мне очень захотелось увидеть тебя, угостить кофе.

Какая удивительная неделя! Лихорадочные усилия, и что ни день, новые надежды. Новые лекарства, ванны, массажи, а после полудня прогулка к креслу.

Еще шаг вперед. Завтра выйдет на веранду. А может, попробовать сделать это сегодня?

Немного ветрено, ну да ничего! Вот так, в коляске, с одеялом на коленях и в берете, совсем неплохо.

Тебе хорошо?

Очень. Голос его дрожит от волнения. Ведь он уже не надеялся выйти на свежий воздух.

И темнеющие на горизонте горы, очевидно, вызывают у него в памяти события давно минувших лет…

Когда мы были на Комне?

Давно… десять лет назад.

1959:

Мы поднимались не спеша, шаг за шагом.

Оба мальчика впереди. Я иду за Фране. Кажется, мне в два раза легче взбираться, если я иду по его следам. Он точно подтягивает меня кверху. Фране идет большими шагами, не останавливаясь. По-альпинистски.

За нами Брина и он. Они все время разговаривают, то и дело останавливаются. И рассуждают, что это там виднеется далеко внизу в долине. Чей-то дом?

Уже поздно вечером добрались мы до горной хижины.

В сенях сняли обувь, надели туфли.

Как ты себя чувствуешь?

Великолепно! Я просто не верил, что смогу сюда добраться!..

* * *

Принеси мне, пожалуйста, темные очки, солнце слепит! Спасибо. Вот теперь прекрасно все вижу! Знаешь, а мне казалось, будто это пальмы на берегу!

вернуться

13

Восхитительно! (англ.)


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: