Оглушительный грохот смятой стали и треск разбитых стекол.

Несмотря на шок, я видела, что он, сидевший рядом со мною, головой ударился о крышу автомобиля и вылетел на дорогу — дверца была сорвана.

Я бросилась к нему. И по сей день мне кажется, будто он пришел в себя сразу. Хотя позже он с трудом вспоминал этот эпизод. Или вспоминал неточно.

Милиционер прочел мне его показания, и меня поразило его утверждение, будто «альфа-ромео» была темно-зеленой, ведь она была ярко-красной!

В больницу его приняли с диагнозом: fractura baseos cranii[7]

* * *

Подняв палец, Мариан прервала меня. Тише! Мускулы у нее на лице напряглись.

Кажется, он проснулся.

Мгновенно оказываюсь у двери и заглядываю в щелку. Затылком ощущаю горячее дыхание Мариан.

В комнате темно — шторы закрывают окна. Я скорее чувствую, чем вижу, что глаза у него открыты.

На цыпочках подхожу к постели. Мариан — с другой стороны.

Так и есть.

Он неподвижно лежит на спине. И его большие темные глаза широко раскрыты. Ему хочется говорить, но слышно лишь невнятное бормотанье.

Сейчас все пройдет, не беспокойся! — говорю я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Видишь, кто приехал к нам в гости? — я улыбнулась и указала на Мариан. Целую неделю она пробудет у нас. Я отдам ей твою комнату, разрешаешь?

Он молча благодарит меня.

Белые руки Мариан — на его скрюченных пальцах. Тревожный взгляд ее — на напряженных мускулах его лица. Когда она поворачивается ко мне, я вижу в ее глазах слезы.

Нет, Мариан, неправда, он не безнадежен. Пойми, если мы хотим ему помочь, мы сами должны верить! Мариан, прошу тебя, перестань!

Мариан послушно отошла к окну и громко всхлипнула.

Да? Я повернулась снова к нему, к его глазам, которые хотят что-то сказать мне. Да?

Но я не могу ждать ответа, которого не будет. Я сама должна говорить, чтоб он не подумал, будто мне его жаль. Я должна что-то придумать. Что-то хорошее. Ох, как же я могла забыть, ты знаешь, Яра с детьми в Любляне!

И прихожу в себя, заметив, как вспыхивают его глаза. В них зажигаются огоньки.

И боюсь, как бы он не догадался, почему они в городе. Впрочем, он не догадается. Он радуется своим детям. Ждет не дождется, когда их увидит.

Он медленно, с усилием повернул голову к стене.

Его всегда успокаивало, когда я слегка массировала ему затылок. Так хорошо? Совсем хорошо? Доброй ночи, дорогой мой, спи! До свиданья!

Мариан удивленно глядит на меня.

Ты не считаешь, что лучше остаться в больнице? — спрашивает она и беспомощно разводит руками — где-нибудь здесь устроимся?

Нет. Ничего не случится. Пошли?

А когда я отпирала дверь квартиры — телефонный звонок. Пронзительный и зловещий.

Да, слушаю. Кто? Ах, это ты? Я с облегчением перевела дух и рукой прикрыла трубку, чтобы объяснить Мариан, кто это. Не из больницы. Брацо и Сека едут сюда.

А ты перепугалась? — весело спросила я ее, глядя на смертельно побледневшее лицо Мариан.

Мариан знает, что Брацо и Сека очень близкие нам люди. Она знает и ценит всех наших добрых друзей. Я хочу сказать, тех, кто еще остался.

Впрочем, для быстро развивающегося общества потребления стало характерным, что яркая личность, с определившимися культурными запросами и трудовыми навыками, оказывается подчас одинокой.

Иногда и молодые люди с трудом находят себя. Они суетятся и топают ногами. Где наше место, кричат, что нам делать? Кидаются из стороны в сторону.

Потом, может быть, успокаиваются. Утихают и приспосабливаются. Или не желают приспосабливаться и уезжают. Или даже превращаются в хиппи и на всю жизнь остаются младенцами. Или же…

А наших сверстников общество давно уже оттеснило в тупик и там о них позабыло. Мы общаемся, обсуждаем разные проблемы и удивляемся, что никому не нужен наш мозг. И мы продолжаем работать, хотя знаем, что многие подлинные ценности обесценены. Остались пустые фразы…

Я протестую. Я не терплю малодушия. Если ты знаешь верную дорогу, иди по ней. Всего общества не изменишь, а свое окружение можешь…

Если у тебя есть мечты, осуществляй их! (Что со мной происходит? Почему я кричу на них, ведь они не глухие! Хороша хозяйка!)

В комнате вдруг воцарилось тягостное молчание. Взгляд Мариан за толстыми линзами очков буквально остекленел. Она слабо улыбалась и время от времени втягивала носом воздух.

Брацо сидел опустив голову, глядя на свои руки, вертевшие зажигалку.

Сека отвернулась к книжной полке и копалась в книгах. Будто они ее сейчас интересуют больше всего.

Ну почему я так себя веду? Почему пустяк вывел меня из себя и сдали нервы? Или мне так его не хватает? Нам всем его не хватает. Если бы он был с нами, он нашел бы ласковое слово и всех успокоил. А я по-прежнему нетерпима к людям!

Считай! — приказываю я себе.

Считаю, хотя толку никакого. Через тонкую стену слышу нервные шаги Мариан. Будь я одна дома, я бы разревелась в полный голос… А сейчас я прислушиваюсь к сухому покашливанию и всхлипам, долетающим из соседней комнаты. Мариан не на шутку встревожена. Она считает, что болезнь — следствие той автомобильной катастрофы, но она не права! Я хорошо помню все, что было потом.

1959:

После катастрофы он вернулся из больницы всего на несколько дней. Только чтобы собраться в санаторий.

Сперва сопротивлялся. Не нужно, спорил, зачем?

Ведь это пойдет тебе на пользу!

А ты? Ты поедешь со мной?

Я тебя буду навещать!

Медики — трудные больные. Да еще эти его многочисленные неотложные дела.

Перед самым отъездом мы чуть не поссорились.

Зачем ты суешь в чемодан столько бумаг? — спросила я.

Он растерянно посмотрел на меня, как застигнутый врасплох школьник. Потом решительно захлопнул крышку чемодана и уселся на него.

Послушай, взмолилась я. Ведь ты знаешь, твоя первейшая обязанность — отдыхать. Затем…

…затем я должен буду делать зарядку, плавать, гулять и так далее!

Это хорошо, что ты знаешь, ответила я. Вот поэтому и не бери с собой никакой работы, лечись!

Ты немного уступишь, и мы договоримся, ладно?

Ладно.

Мне редко удавалось настоять на своем. Я всегда ему уступала. Да к тому же мы торопились.

В результате он веял с собой корректуру журнала «Туберкулез» и письма, которые ждали ответа.

Работа не шла у него, хотя он и пробовал что-то сделать. Часто я заставала его за письменным столом.

Почему ты не на воздухе? Ты не слишком много работаешь?

Ну что ты! Это мне только помогает позабыть о своих неприятностях. Слушай, а я тебе показывал письмо Джоса? Меня опять приглашает Всемирная Организация Здравоохранения. Надо ехать в конце июля. Что скажешь?

Не знаю, что тебе сказать, ответила я и спрятала письмо, даже не прочитав его.

Не будешь читать? — разочарованно спросил он.

Разумеется, прочту, только дома, в спокойной обстановке, ведь особой спешки нет?

Ему, очевидно, не хватало терпения, потому что уже на другой день я получила от него письмо.

Погода ужасная, сетовал он. Льет как из ведра! А у меня в комнатке слишком тихо и мирно. Мне очень тревожно, и все действует на нервы. Только и думаю, принимать женевское предложение или нет. Сам не знаю, могу ли я брать на себя новые обязательства. А как ты считаешь? Эти сомнения меня буквально съедают. Ты уже решила? Если да, то поговори с секретарем факультета, ладно? Скоро приедешь? Приезжай! Вчера все было просто и ясно. Когда ты рядом, я верю в себя. Но если тебя нет… Вот сейчас, например, я разорван на мелкие лоскутки, которые порхают по комнате. Тебе смешно?

Включил радио. Моя родина. Гениальная музыка! Не можешь себе представить, как меня трогает! Или я сейчас слишком обостренно все воспринимаю?

вернуться

7

Перелом основания черепа (лат.).


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: