Впереди возникает указатель — кооператив «Ангодакандура».

Шри Ланка — аграрная страна, каждые шесть человек из десяти заняты крестьянским трудом. Однако еще недавно одни семьи вообще не имели земли, а другие владели сотнями, даже тысячами акров. Что оставалось делать беднякам? Арендовать крохотные участки и попадать в пожизненную кабалу к помещикам.

Но постепенно стала проводиться аграрная реформа, ограничивающая частные владения. Появились кооперативы.

В «Ангодакандуре» сто пятьдесят человек, в основном молодежь. Многие раньше не имели работы.

Первое время было трудным. У джунглей приходилось отвоевывать каждый метр земли, вырубая кустарники и деревья. Потом долгие месяцы почву обрабатывали мотыгами и лопатами. В один злосчастный день дикие животные вытоптали часть посева. В довершение всех бед пересох ручей, и люди остались без воды. Те, кто был послабее духом, не выдержали и уехали.

Теперь легче. Вырыли колодцы с чистой питьевой водой, построили хранилища для риса и овощей. Пока, правда, неважно с техникой.

Площадь фермы — четыреста акров. Землю кооператив арендует у государства, а урожай распределяет между членами хозяйства в зависимости от числа трудодней. Ухоженный скот, глинобитные побеленные домики под соломенными крышами — во всем чувствуется хозяйская рука людей, которые получили возможность трудиться на себя. Здесь выращивают овощи, ананасы, цитрусовые. И манго, тот самый фрукт, который Маяковский назвал «шарж на банан, с большой волосатой косточкой».

Особенно много земли отведено под рис. Он для ланкийца — что хлеб для русского; без него обед не обед. В газете «Сан», выходящей в Коломбо, мне попалась статья, которая начиналась так: «Если бы на Олимпийских играх проводились соревнования по съеданию риса, цейлонцы, без сомнения, завоевали бы все медали». Рис едят утром, днем, вечером.

Тем не менее риса не хватает. И тут опять приходится недобрым словом помянуть колонизаторов. На первых порах они жадно набрасывались на все, что им попадалось. Сменяя друг друга, рубили эбеновое дерево, вывозили тик и палисандр, уничтожали какао, арековую пальму, кардамон. Но затем сообразили, что так, глядишь, скоро ничего не останется. И тогда англичане — разумеется, руками цейлонцев — взялись за возделывание чая, каучука и кокосовой пальмы. Остров был превращен в гигантскую плантацию трех культур.

Мало?

Зато выгодно!

Но, конечно, не для страны, продовольственная база которой была, по существу, сведена на нет.

Англичане запрещали островитянам разбивать новые участки под рис. На их взгляд, он только отнимал часть земли.

Еще больше захирели рисовые поля во вторую мировую войну, когда на Цейлон завезли сальвинию аурикулята. Это быстрорастущее южноамериканское растение, похожее на плющ, должно было покрыть зеленым покровом озера и реки и лишить вражеских летчиков возможности ориентироваться на местности. Такой хитрый план пришел в голову британским военачальникам, вспомнившим историю с другой «американкой» — элодеей канадской. Случайно попав в Англию, она вскоре превратилась в серьезное препятствие для судоходства на Темзе.

Сальвиния, как и ее «землячка», размножалась с колоссальной скоростью. Но когда война кончилась, превратилась в опасного врага: укореняясь во влажной почве, она мешает посадкам риса. Сальвинию пытались использовать как корм для свиней, однако животные отказались есть невкусное малопитательное растение…

Хотя за годы независимости производство риса увеличилось вдвое, Шри Ланка все еще покупает этот продукт за границей. В результате проедаются и без того скудные запасы иностранной валюты. Миллионы уходят и на ввоз других продуктов — рыбы, муки. Кроме того, над чаем, каучуком и кокосовой пальмой висит дамоклов меч — беспрерывно меняющиеся цены на мировом рынке. Как только происходит снижение цен, в стране усиливается финансовый кризис.

Я был на ферме «Ангодакандура» в те дни, когда отмечался Тхай Понгал — праздник первого дня уборки риса.

По обычаю, ко всему, что движется: будь то трактор, повозка или… корова — привязали маленькие снопы риса. Люди оделись по-праздничному и собрались во дворе столовой, где священнодействовал повар: готовил блюдо из нового урожая. Когда рис закипел, он добавил в него молоко, треакл (сладкий сок кокосовой пальмы), украсил фруктами, сладостями и торжественно водрузил в центр стола. Началась праздничная трапеза.

Не забыли и буйволов, которые, запряженные в плуги, прошли несчетное число миль по чавкающей грязи, пока не вспахали плугами почву настолько, что она стала годна для посадки риса. В Тхай Понгал буйволов купали и чистили, кормили свежескошенной травой.

В этот день необходимо соблюдать ритуал, иначе в деревне не будет достатка. И крестьяне строго придерживались обычаев.

Еще в Коломбо мне рассказывали о Пейрисе, одном из крупнейших знатоков жизни веддов — аборигенов Шри Ланки. И добравшись до Махиянганы — селения в ста сорока километрах от столицы, я поспешил к нему. Первая встреча разочаровала: сухопарый, невысокий мужчина в клетчатой ковбойке; несмотря на бороду, ему не дашь больше тридцати пяти. А я-то представлял себе богатыря в летах, с лицом, изуродованным шрамами, в наброшенной на плечи леопардовой шкуре!

Но сколько уже раз я убеждался, что внешность обманчива! Пейрис оказался умным и знающим человеком, надежным спутником в нелегком путешествии.

Когда проезжаешь мимо джунглей Шри Ланки в машине, они кажутся обыкновенным лесом, скажем, нашей средней полосой. Но пройдешь по ним минут десять — и становится трудно дышать, пот заливает глаза, ноги — как ватные. Скоро Коломбо с его тридцатиградусной жарой и высокой влажностью вспоминаешь как райский уголок.

Проводник уверенно прокладывает дорогу, время от времени повторяя :

— Держитесь, мы уже близко.

Эти слова я слышал четыре часа подряд.

Наконец среди густой зелени появились хижины. Ни стен, ни окон — крыша из листьев кокосовой пальмы да подпирающие ее столбы. Самая большая хижина принадлежит вождю. Его имя Апиуэле. Он вышел навстречу с топором на плече. Вид у Апиуэле довольно грозный, хотя рост его от силы полтора метра. Впрочем, он выше всех в племени, не случайно веддов окрестили «ланкийскими пигмеями».

Апиуэле с нескрываемым удовольствием принял подарки: сигареты, конфеты, бетель. Особенно обрадовался бетелю и сразу отправил его в рот. Через полминуты губы и зубы вождя стали ярко-красными.

Апиуэле можно дать лет сорок. Но когда я справился о его возрасте, вождь, не раздумывая, ответил:

— Восемьдесят.

— Преувеличивает, — вмешался в разговор проводник. И пояснил: — Ведды сплошь и рядом не знают, сколько им лет.

Из трудов некоторых антропологов явствует, что во времена наших пращуров ведды заселяли всю Азию и даже Африку. Впрочем, кое-кто из ученых считает эту теорию маловероятной. Однако ни у кого не вызывает сомнений: они — первые обитатели острова. Название их народа переводится как «лесные люди». Аборигены занимались охотой, собирали ягоды и коренья — в общем, жили тем, что давал им лес.

В V веке до нашей эры на Цейлон прибыли первые пришельцы. Это был бенгальский принц Виджая со своими воинами. Как утверждает «Махавамса», принц был невероятно честолюбив и жесток. Даже его отец — правитель Северо-Индийского королевства — не смог ужиться с Виджаей и изгнал его. После долгих странствий корабль принца пристал к берегам Цейлона. Виджая объявил себя королем (первым королем в истории страны). По его приказу «лесных людей» стали вытеснять в засушливые голодные районы. И, несмотря на то что новоявленный властелин взял себе в жены дочь вождя веддов, его отношение к аборигенам не изменилось. Спустя несколько лет он прогнал супругу и женился на принцессе из Индии.

Виджая и его воины именовали себя «синха», что на санскрите значит «лев». Поэтому они нарекли остров «Сингаладвина», то есть «Львиный остров». Отсюда и пошло «Силон» (по-русски мы произносим «Цейлон»), а также наименование нации — сингалы. И хотя лев здесь никогда не водился, он изображен на государственном гербе и государственном флаге республики.