Тихо. Лишь наша одинокая машина своим урчанием да фырканьем нарушала тишину. Немного не по себе было в такой обстановке. Хотелось, чтобы машина шла бесшумно.

Нам показалось, что не три, а все шесть километров проехали, а села все нет. Но видим впереди просвет. Наконец лес кончился.

— Теперь, девчата, держись! Время нагонять станем, — предупредил Тимошенко.

Он переключил скорость, разогнал машину и… стоп! Резкий тормоз, крутой поворот под прямой угол. Мы с Шурой еле удержались — чуть не перемахнули через борт.

— Ребята, вы что фокусы устраиваете?

Тимошенко вышел и осмотрелся. Присвистнул.

— Полюбуйтесь, девчата, какой фокус лежит. Молитесь, что живы остались.

Почти под колесами машины значился бугорок, припорошенный снегом. А дальше еще и еще. Поле было усеяно противотанковыми минами. Ребята, не стесняясь, выругались.

— Что будем делать? — задал вопрос Сапрыкин.

— Давай посмотрим. Может, проберемся, — обнадеживающе ответил Тимошенко.

Обследовав дорогу, он провел нас вперед. Вернулся и сел за руль. Снова осматривал дорогу, провожал нас и медленно полз на машине за Сапрыкиным, указывающим направление.

Сколько времени продолжалось такое передвижение, не имели представления. А пройдя еще немного, ужасно растерялись: перед нами оказалось еще одно препятствие — широкая и длинная канава. Но не противотанковый ров и не траншея. Как провести машину? Неужели придется возвращаться? Да и как развернуться теперь? — мучили вопросы.

— Когда-то здесь ездили. Правда, только на лошади. Проезжая часть завалена сучьями. Может, там мин и нет, — делает вывод Тимошенко.

— Кто его знает, когда ездили? Снегу-то немного, да похоже, что давненько лежит, а следов не видно.

Тимошенко осторожно стал разгребать сучья… К счастью, ничего подозрительного не оказалось. Ребята, подтянув машину до препятствия, стали разгружать из кузова ящики и длинные, широкие доски, без чего шоферы не отправляются в путь.

На сучья параллельно они положили две доски в ширину колес, на них поставили ящики с мылом, сверху снова доски.

— Девчата, вы смело можете идти по этому мостику, если даже внизу окажутся мины, — обрадовал Тимошенко. И, как бы подтверждая свои слова, сам прошел первым. А рост его и вес были значительно солиднее по сравнению с нашими. Но так он доказал безопасность прохода только для человека. А ведь здесь должна пройти машина.

Перейдя канаву, Тимошенко осмотрелся по сторонам. Еще прошел метров двести. А вернувшись, радостно сообщил:

— Друзья, дальше мин, кажется, уже нет.

— Ну, девушки-матушки, убегайте подальше. Если что — не поминайте лихом, — предупредил Сапрыкин.

— Давайте лучше без предисловий, — возмутилась Шура.

Как и через все поле, машину медленно вел Тимошенко.

Сапрыкин шел впереди, заглядывая под колеса, следил, чтобы не свернули с мостика.

Мы с замиранием сердца смотрели за действиями ребят.

Видим, как они, благополучно перебравшись, укладывают в кузов доски и ящики.

— Ух, наконец-то все позади!

Неожиданно впереди, за косогором, услышали шум проходящей машины.

— Ура! — закричали мы, не сговариваясь.

— Ребята, рядом большая дорога!

Когда подошла машина, Тимошенко, открыв дверцу кабины и вытирая со лба пот, признался:

— Шура и Люба, если бы не вы, нам с Сапрыкиным было бы несдобровать. Это мы с вами ехали осторожно. А одни рванули бы так, что первая же мина подняла нас в воздух. Спасибо вам! Получается так, что вы спасли нам жизнь.

— Вот видите, а вы брать нас с собой не хотели, — упрекнула Шура. — А благодарность вашу принимаем.

Я высказала свои мысли: почему все же встретившийся мужчина направил нас по этой дороге? Если он местный, то не мог не знать о заминированном поле, где давно никто не проходил. Да и деревни-то близко не оказалось.

— Кто его знает. Может, полицай какой тут окопался. Или совсем посторонний. Наугад брякнул и пошел.

— Но главной спасительницей оказалась она, — кивнул на луну Тимошенко. — Представляете, если бы ехали в темную ночь? Да и снежок, хотя и скупенький, с ним посветлее было. Ну ладно, друзья, раз живы — поехали дальше.

— Давайте сначала перекусим, — предложила Шура. — Ужасно есть захотела.

— Пожалуй, теперь и подкрепиться не мешает. Энергии потратили немало, — соглашается Сапрыкин.

Пожевали хлеб с салом.

— Запить бы еще чем-то, — произносит Сапрыкин, — может, снегом.

— Нет. Потерпите, — остановил Тимошенко. — Найдем же где-то деревню. Напьемся и дорогу узнаем, чтобы не плутать больше по минным полям.

Спустились по косогору. Проехали по большой дороге еще не менее трех километров и услышали лай собак. Потом разглядели притаившуюся в ночи деревушку. Ни огонька, ни искорки в тихих затемненных окнах. Но нам почудилось, будто с пением полуночного петуха звучит и музыка. Галлюцинация?!

Шура посмотрела на меня с удивлением, а потом встала и повернулась туда, откуда доносился звук гармошки. На противоположном конце села шло какое-то гуляние.

Нам было жарко от волнения, когда шли по минному полю. А забравшись в кузов, на ветерок, замерзли. И теперь так захотелось оказаться в одной из этих хат и отогреться!

Вот во дворе шумят люди. Машина остановилась. Мы поспешили в дом.

— Пожалуйста, милости просим за стол. Дорогими гостеньками будете, — приглашал маленький седенький старичок. — У нас вот сын женится. Отвоевался. Фашисты руку у него отняли. Вы уж простите нас. Идет война, а без свадьбы все же нехорошо. Решили всем селом, — долго оправдывался хозяин.

— Ничего, ничего, папаша, продолжайте, — успокоил Тимошенко.

За столом сидели жених и невеста, окруженные женским обществом. Жених в гимнастерке с заткнутым за ремень левым пустым рукавом. Невеста была одета в розовое платье. И лицо ее было розовым, разрумянившимся от многолюдия в тесной и жаркой хате.

Кто-то предлагал нам выпить за молодых, а кто-то — закусить.

— Спасибо. Нам бы только водички напиться, — попросил Тимошенко. — И, люди добрые, подскажите, пожалуйста, как проехать на Брусилов?

Услышав историю о минном поле, рассказанную Тимошенко, люди добрые ахнули.

— Как это вы, на машине, да еще ночью?!.

Снова сидим на ящиках с мылом, прижавшись друг к другу. От предложения шоферов — поочередно отогреваться в кабине — отказались. Пусть в кузове, но сидеть вместе. Опять вокруг тишина, и нам хочется ехать бесшумно.

Оглядываем бескрайние поля, где несколько дней назад прошли бои. Вон обгоревшие танки, машины. А это что? Лошади! И конница здесь сражалась. По всему полю лежали они, вздутые, покрытые блестящей при лунном свете коркой льда. Зрелище это вызывало жалкое, щемящее душу чувство. Хотелось плакать…

Дорога шла на подъем, к лесу. Ребятам эти места были уже знакомы.

— Скоро Брусилов увидите, — прокричал Сапрыкин, высунув голову из кабины.

Машина оказалась на порядочной высоте над городком. Но ночные приключения на этом не окончились. Перед нами открылось неожиданное зрелище: Брусилов был охвачен огнем.

Сверху было видно, как в нескольких местах что-то горело и загоралось вновь. Мы встревожились: не наше ли хозяйство в опасности?

— Скорей! — стучим по крыше кабины.

Машина с пригорка спускается вниз. Вот уже несется по улицам, мимо пожарищ. Еще один поворот. Угловой дом скрывает улицу, которая идет под острым углом, почти в обратном направлении. Из-за урчания машины не слышны посторонние шумы. Вернее, они смешались с треском горящих деревянных строений, криком людей, ржанием лошадей, лаем собак. И уж настолько неожиданной оказалась встреча с танком, который на полном ходу вынырнул из-за крутого поворота!

Безусловно, и водитель танка не предполагал, что может встретить здесь в предутренние часы одинокую машину.

Водители растерялись и свернули в одну сторону, затем одновременно — в другую…

От резкого поворота мотор нашей машины заглох, и она остановилась поперек дороги. А танк своим бронированным лбом уперся в ее правый борт.