А Валя Бабынина в Николаевскую школу ФЗУ приехала из Курской области. И не предполагала тогда, что война на несколько лет разлучит ее с родным домом, где остались отец, мать и младшие сестры.

Итак, на строительстве подземного госпиталя подошло время месить глину, чтобы промазать ею стены подготовленных землянок, а потом их выбелить. Месили руками и ногами. У всех, кто занимался этим трудом, кожа рук и ног становилась грубой, шероховатой — покрывалась цыпками.

Работа была для нас непривычной, но все старались на совесть.

Замполит Таран сочувствовал, что тяжеленько достается девчатам. Подбадривая в работе, иногда помогал и сам взявшись то за лопату, то за носилки. Конечно, у такого богатыря, как он, сил было не то что у нас.

Люся показала ему, как надо плести маты.

— О, да ты вполне уже овладела этим ремеслом Как ловко у тебя получается! Плетешь, словно кружево, — удивился он.

Работая среди нас, подзадоривала молодежь и комсорг Драченко.

— А ну, девчата, не подкачайте! Задание на сегодня мы должны сделать раньше срока. — И шепотом добавляла: — Если хотите пойти на свидание к танкистам.

Только майор Темкин пока не проявлял особого сочувствия к личному составу. Не таким уж добрым оказался, как определили мы вначале. Как и положено начальнику, был требователен и строг. Частенько упоминал свои излюбленные слова: «Не на курорт приехали — пошевеливайтесь!» Но подгонять не надо было никого. Все знали, что в любую минуту могут начаться бои.

И все же с нетерпением ждали нескольких часов, когда старшина проводил с нами строевые занятия. Это было раз в неделю. «Спасибо», — говорили мы старшине за сочувствие. Он попеременно предоставлял нам возможность отдохнуть от физической работы — постоять на посту. А во время занятий учил стрелять, ходить в разведку и брать языка. А бывало, и ничему не учил. Выбирал подходящее место и объявлял: «Перекур с дремотой!» Сам усаживался на пенек, не спеша набивал табаком трубку и пыхтел с наслаждением, пока длилась наша дремота. Отдохнув, возвращались в хорошем настроении и с новыми силами приступали к работе.

А вокруг нас шла подготовка к боевым действиям. С наступлением темноты в район предстоящих боев подтягивались воинские подразделения, автомашины с боеприпасами, колонны танков и другая военная техника. Активно помогали жители прифронтовых мест рыть траншеи, противотанковые рвы, создавали оборонительные укрепления. Все это — с соблюдением осторожности и маскировки. Потому что днем постоянно летали вражеские самолеты-разведчики, так называемые рамы.

Пока вокруг стояла тишина. И тем более удивляло нас поведение лейтенанта Будакова, заместителя начальника по продовольственной части, человека преклонного возраста, мрачноватого. Как услышит гул самолета, так спешит к траншее, которую, можно подумать, только для него и рыли девчата. И сидел он там до тех пор, пока не исчезали звук самолета и движущаяся точка в небе. Он плохо спал ночами, неизменно объяснял: «С желудком что-то не в порядке». Его постоянной заботой было — не собирались бы люди группами на открытой местности, не ходили бы по территории в белых халатах и косынках, чтобы не привлечь внимание вражеских самолетов. Если это замечал, то срывающимся голосом командовал: «Разойдись!»

А когда майор Темкин направил меня в командировку в санотдел армии, Будаков вручил мне пакет и просил передать его лично начальнику санитарного управления полковнику Харченко.

Я должна была сопровождать начфина Крутова, который, по словам начальника, на обратном пути повезет немалую сумму денег. Кроме того, мне поручено было забрать в управлении первые письма, поступившие на нашу полевую почту 04780.

Поначалу казалось, что майор Темкин разыгрывает меня: быть адъютантом у начфина, когда он повезет кучу денег! А потом адъютант должен быть при оружии. Значит, мне надо брать с собой тяжелую винтовку…

До управления добирались попутными машинами. По прибытии туда разошлись с начфином каждый по своим делам.

Полковник Харченко с любопытством осмотрел вошедшего маленького солдата с большой винтовкой через плечо и улыбнулся. Это был человек средних лет, высокого роста, с аккуратно подстриженной бородкой. Узнав из доклада о том, что я из госпиталя Темкина, спросил:

— Ну, как там идут дела? Передайте Темкину, что я на днях у вас побываю.

— Есть передать!

Я подала пакет Будакова.

Полковник, прочитав письмо, возмущенно произнес:

— Ах он, сукин сын! С желудком, видите ли, у него не в порядке. Что у него там… черви завелись?! А как же воюют вот такие! — показал он на меня.

«Э-э, оказывается, Будаков и в пакете полковнику докладывает о своей трусости. А я-то думала, что выполняю важное его поручение».

Полковник сказал, что ответа не будет. Но месяца два-три спустя начпрода из госпиталя отозвали. Наверное, это и был ответ на его письмо.

Начфин выполнил свое задание, я — свое. Теперь, кроме винтовки, у меня мешок с письмами.

Возвращаюсь по лесной тропинке к палаткам. Настроение — отличное! Несмотря на тяжелую ношу, не иду, а словно лечу.

Приближаясь к «дому», услышала оживленные голоса и звон ложек о котелки. Обедают.

Только успела вынырнуть из-за куста, как вскочила и побежала навстречу Шура Гладких. А за ней чуть ли не все. Подхватили меня на руки вместе с мешком писем и винтовкой и понесли к палатке.

— Что вы делаете? Пустите! Видите, я вооружена. Ружье может выстрелить. Потерпите, сдам винтовку — нести легче станет.

Но меня никто не слушал. Посадили на поляну.

— Давай развязывай мешок!

Пришлось подчиниться. Пачку за пачкой доставала из вещмешка бумажные треугольнички и называла счастливчиков. Пожалуй, не было человека, который не получил бы долгожданную весточку из дома или от друзей и знакомых.

Мне досталось несколько писем от мамы, сестры Нины и от отца, с обратным адресом на полевую почту.

Не из письма, а много времени спустя, я узнала о том, что он по возрасту, да и по состоянию здоровья не был направлен в действующую армию, а работал на одном из военных заводов Урала.

Строительство подземного госпиталя завершено. Уложились в срок. Подводя итоги соревнований, замполит сказал:

— Все поработали на славу. По-молодецки выдержали это нелегкое задание. А теперь готовьтесь к новым трудностям…

В последнюю спокойную ночь я стояла на посту. Вслушивалась в монотонный шум леса, вглядывалась в укутывающую меня темноту. У нас, на Урале, летом ночи короткие. Почти их нет. Чуть стемнеет, как на востоке уже начинается рассвет. Здесь же во всю длинную ночь — тьма непроглядная.

К утру становилось прохладнее. Чтобы согреться, обхожу вокруг палаток, где размещены продовольственный и вещевой склады. Эти палатки находятся под горой, в стороне от жилых и штабной, и стоять здесь одной скучновато и даже страшновато. Винтовку держу наготове. Не на курорте все же, усмехаюсь себе. Слух и зрение напряжены до предела. Малейший шорох настораживает. А в лесу их столько! Скорей бы подъем!

Вдруг по лесу разнесся грохот. Что такое? А, да это танк наших соседей, сдвинувшийся с места, нарушил тишину ночи.

Минуту-две спустя за ним последовал другой, затем третий… Лес наполнился сплошным грохотом. И я поняла, что настал час главного события, к чему мы готовились, чего ждали с необъяснимым душевным трепетом.

Было слышно, как головной танк, выйдя на большак, направился в сторону Обояни, а за ним следом, с небольшими интервалами, танки все шли и шли. Такая грозная сила!

Казалось, не затих еще грохот танков, как воздух потряс гул орудий. Началась артиллерийская подготовка перед наступлением.

Били уже не зенитки, которых мы наслушались вдоволь, к которым привыкли. Теперь гремело так, что содрогалась земля, и все воздушное пространство превратилось в звуковой хаос, от чего, казалось, лопнут не только барабанные перепонки, но и не выдержит, расколется земной шар.

Таким осталось в памяти начало Курской битвы.