Это представляется настолько очевидным и ясным после разъяснения Джемса и сказанного нами выше по поводу материалистического и идеалистического характера рассматриваемой теории, что вопрос кажется совершенно исчерпанным с самого начала путем простого разоблачения широко распространенной иллюзии. Но это не вполне так. Иллюзия остается иллюзией. Теория Джемса содержит в себе не больше и не меньше материализма, благодаря тому что она развивает гипотезу о периферическом происхождении эмоций, чем противоположная ей теория, настаивающая на их центральном "происхождении. И все же вопр'ос гораздо более запутанный и сложный, чем может показаться с первого взгляда. Он никак не исчерпывается путем простого разоблачения иллюзии. Он настоятельно требует исследования.
Один факт, думается нам, имеет первостепенное значение для выяснения вопроса: несмотря на разъяснение самого Джемса о мнимой материалистичности его теории, она все же вошла в историю психологии как материалистическое истолкование эмоциональной жизни и разделила в этом отношении судьбу многих объяснительных теорий, которые, по верному замечанию Диль-тея, не раз связывались с материализмом. Последний во всех своих оттенках есть объяснительная психология. Всякая теория, полагающая в основу связь физических процессов и лишь включающая в них психические факты, есть материализм (В. Дильтей, 1924, с. 30).
Историческая судьба теории Джемса выразилась прежде всего в том, что она не только была воспринята наиболее радикальным крылом современной естественнонаучной психологии, но и породила по своему образу и подобию влиятельное и мощное направление, которое принято называть психологией реакции, или поведения. В сущности теория Джемса, как мы показали выше, предвосхитила учение об условных рефлексах как об основе поведения. Мы уже приводили мнение одного из исследователей о том, что вся современная психология реакций построена по образу и подобию висцеральной гипотезы Джемса—Ланге. Таким образом, стихийно стремящаяся к естественнонаучному матери-
ян
Л. С. ВЫГОТСКИЙ
ализму биологическая и механистическая психология оказалась прямой продолжательницей дела Джемса. Теория Джемса, однако, оказалась способной войти в контакт со спиритуалистическими направлениями психологии. Если связь этой теории с естественнонаучной психологией становится сама собой понятной в свете объединяющих их натуралистических и механистических принципов, то ее связь со спиритуалистическими направлениями нуждается в выяснении.
Эта связь становится понятной только тогда, когда мы вспомним уже не раз отмеченный нами факт, что противоположные полюсы современной психологии внутренне соединены между собой и предполагают друг друга, что их соединение восходит к Декарту, который, как мы выяснили, может считаться отцом механистической психологии и спиритуалистической психологии, не исключащих, но дополняющих друг друга. Мы не раз видели, как в последовательно механистическом объяснении какого-либо вопроса спиритуалистическая теория находила главное основание для собственных построений. Такую же роль играет теория Джемса-^Ланге в современной спиритуалистической психологии, ярчайшим примером которой может служить психология А. Бергсона.
Прежде чем выяснить отношение Бергсона к теории Джемса— Ланге и связь, с помощью которой он включает эту теорию в свою психологию чувства, мы должны в соответствии с интересующей нас сейчас психофизической проблемой подчеркнуть этот именно аспект теории. Воспользуемся известными тезисами Бергсона о психофизическом параллелизме. В них содержится в сжатом виде основной взгляд этого великого философа современности на метафизические основания психологии.
Если, говорит Бергсон, психофизический параллелизм не отличается ни строгостью, ни полнотой, если не существует абсолютного соответствия между каждой определенной мыслью и определенным мозговым состоянием, то дело опыта отмечать с растущей приближенностью те именно пункты, где начинается и где кончается параллелизм.
Если такое опытное исследование возможно, оно будет измерять все точнее и точнее отклонение между мыслью и физическими условиями, в которых эта мысль работает. Другими словами, оно будет все лучше и лучше разъяснять нам отношение человека—существа мыслящего к человеку — существу живущему и этим самым разъяснять то, что можно назвать значением жизни.
Если значение жизни может определяться эмпирически все с большей и большей точностью и полнотой, то возможна и метафизика позитивная, т. е. бесспорная и способная к прямолинейному и бесконечному прогрессу.
В приведенных тезисах выражена не только основная цель метафизической психологии, но и метод, с помощью которого она пытается достигнуть цели, и предпосылки этого метода. Предпо-
312
УЧЕНИЕ ОБ ЭМОЦИЯХ
сылки и должны нас интересовать в первую очередь, ибо в них раскрывается значение психофизической проблемы для всей спиритуалистической психологии и то место, которое она занимает в системе прикладной метафизики. Она сводится к эмпирическому определению значения жизни и составляет основную задачу метафизической психологии. Таким образом, предполагается, что значение жизни будет возрастать, по мере того как мы сумеем все с большей и большей полнотой отмечать и констатировать взаимное расхождение духовного и телесного в человеке.
Несомненная правота такой постановки вопроса о психофизическом параллелизме в том, что, как отметил Г. Белло121 во время дискуссии по тезисам Бергсона, она не только возвращает нас к нерешенным проблемам картезианской метафизики, но пытается поставить их на твердую, научную почву фактического исследования. Эту тенденцию современной философии — перенести решение ряда центральных философских проблем в область конкретного научного знания, равно и встречную тенденцию современной научной психологии — сознательно включить в круг психологических исследований ряд философских проблем, непосредственно содержащихся в эмпирическом исследовании, мы уже отмечали выше как одну из самых знаменательных тенденций нашей науки, неуклонно ведущую к сближению философии с психологией и глубочайшему преобразованию всего строя и содержания современного философского и психологического исследования. В известном смысле, повторяем, и настоящее исследование порождено этой тенденцией и пытается найти в ней свое внутреннее оправдание.
Метод Бергсона является новым, говорит Белло по поводу приведенных тезисов, скорее благодаря оригинальному и остроумному употреблению, какое сделал из него автор, чем сам по себе. Едва ли нужно напоминать здесь, что большая часть картезианской метафизики была вызвана проблемой отношений души и тела. Картезианцы ставили главной задачей перенести эти отношения в область постижимости, тогда как Бергсон единственный остается на почве фактов, и именно на констатировании известной нерегулярности взаимных психофизиологических отношений он хочет вывести необходимость спиритуалистической гипотезы.
А. Бергсон в ответе на сделанные ему возражения Белло не только не счел нужным отвергать связь между предлагаемым им способом защиты спиритуалистической гипотезы и картезианским, но и возражал против противопоставления предложенного им метода защиты спиритуалистической гипотезы методу Декарта. Бергсон полагает, что критерий постижимости у картезианских философов был гораздо более эмпирическим, чем они сами думали. Он полностью соответствовал углублению их собственного опыта. Но наш опыт гораздо более обширен. Он так расширился, что мы должны были отказаться—вот уже скоро столетие — от надежды на универсальную математику. Постижимость распространяется, таким образом, мало-помалу на новые понятия, сами
зп