Подобравшись к Татаю, Кумак-Айван схватил его за плечо:

— Мое мне отдай, — повелительно сказал оборотень, протягивая руку. Это был амулет, который снял Амек, надевая военную одежду, а Татай схватил его, приняв за пращу.

Вспомнив об этом, старик растерянно протянул амулет. Но тут же чья-то когтистая лапа вцепилась в ремешок амулета одновременно с черной рукой свистуна.

— Теперь это наше!

На пронзительный крик Онкоя обернулся Айван. И тоже себя увидел. Кумак-Айван держал заветный мешочек с амулетом дедушки Ненека.

«Только если сам отдашь, тогда завладеют амулетом враги, — сказал он. — Береги его, иначе не дойдешь…» Как он мог отдать амулет? Юноша схватился за грудь. Проклятое зелье! Из-за него все забыл, все потерял… Злая сила все-таки перехитрила его. Теперь не увидят люди Солнца, погибнут. Но первым погибнет он.

В селение вошел Камыснап. Под леденящим взглядом змеиных глаз все сразу оцепенели. Когда Камыснап приступает к Свершению, он замораживает всех вокруг, чтобы никто не способен был даже двинуться и помешать ему. Неторопливо подходит к жертве и выполняет веленное.

Камыснап был только послушно исполняющим. Он увидел двух Айванов, но, не колеблясь, выбрал. Силой колдовского искусства Черного Шамана облик юноши был передан Камыснапу до мельчайших подробностей: худенький, ловкий, черноволосый. Тот, второй с белыми волосами, конечно, сам Кумак, временно принявший облик юноши.

Свистуны часто так делают…

Еще раз сравнил, чтобы не ошибиться. В руках настоящего Айвана амулет, о котором Камыснапу тоже было известно. И он не хочет его отдавать Онкою, который схватился за ремешок. Что ж, Онкой тоже пострадает, но не сильно, со временем в себя придет.

Кумак стоял, совершенно окаменев, даже языком от страха шевельнуть не мог, крикнуть ничего не успел. Только в последний миг осознал страшную опасность, приближающуюся к нему. Но уже ничего не мог поделать.

Скрип… скрип… скрип… Камыснап. приблизился к Кумаку-Айвану и вошел в него. В тот же миг Онкоя, вцепившегося в ремешок амулета, вбило в землю с такой силой, что в образовавшейся дыре засвистел ветер, а потом где-то далеко горестно завыли рэккены.

Кумак, в которого вошел Камыснап, ярко вспыхнул, стал медленно чернеть, как сухой мох в жарком костре, заколебался, распростерся на снегу и тихо сгорел. Только черный отпечаток на белом остался. Айван тут же очутился рядом и схватил амулет, — Повесил себе на шею и спрятал под кухлянкой.

Стоя на передней нарте и нещадно нахлестывая собак, Яри вихрем влетела в селение, далеко оторвавшись от своих спутников. Услышала глубокий вздох, увидела яркую вспышку и струйку черного дыма, уходящую в небо. Свершение произошло! В отчаянии она упала лицом вниз. Собаки пробежали еще немного и остановились.

— Яри, — раздался голос, звеневший глубокой печалью. — Они мать мою погубили…

Даже увидев, не поверила своим глазам: живой и невредимый Айван в военной одежде стоял перед ней. Только волосы совершенно белые, как первый снег… Упала без сил ему на грудь. Потом черное пятно на снегу заметила и все поняла.

Кумак на себя принял Свершение… Сгорел без следа.

Все свистуны-оборотни кончают этим. Постоянно находясь в обличье других, за других и расплачиваются. Даже собственной смертью не могут погибнуть. Жалкая участь!

И Камыснап сгорел, да если потребуется, его создадут — деревянных досок для выделки шкур много.

Яри услышала пронзительный свист мести. Постепенно усиливаясь, он шел из-под земли. По снегу потянулись струи поземки, и острие ледяного ветра прошло по шее девушки. Свистуны вышли из убежищ и звали ветры со всех концов тундры!

Она не отрывала взгляда от женщины, неподвижно лежавшей у ног Айвана. Рядом сгорбилась девушка в набедренной повязке из голубого песца. Почувствовав озноб от ледяного ветра, она поднялась, нашла затоптанную в снегу кухлянку и натянула на себя.

— Брат, — сказала она. — Перенеси мать в жилище.

Яри пытливо посмотрела юноше в лицо, на котором застыли резкие морщины горя, будто прорезанные ножом. Провела рукой по его белоснежным волосам.

— Ты нашел их. Дедушка Ненек верил…

— Но мать снова потерял, — он опустился на колени и взял на руки легонькое тело.

Аинка стояла рядом.

Ветер усиливался. Словно гонимые им, в селение влетели усталые упряжки, рядом с которыми бежали из последних сил юноши.

— Айван! Вот мы пришли.

— Скорее! — крикнула Яри. — Свистуны идут мстить!

Айван отнес мать в шатер и выбежал наружу. Аинка не отставала, вцепившись в его рукав.

— Брат, я с тобой!

— Что делать собираетесь? — спросил Айван девушку-воина. Та очертила круг на снегу и вытащила из волос костяной гребень. Она обернулась: из-за шатра выступил дикий человек. Юноши при виде его испуганно сгрудились.

— Только под снегом можете спастись, — сказал Тэрыкы. — Но ведь не умеете там дышать. Ваша гибель идет.

Прилетел жестокий хиус, который бросил всех наземь. Жители, цепляясь за наст, быстро уползли в жилища. Собаки, обрывая постромки, разбежались по укрытиям — с этим ветром шутки плохи: ом может задуть жизнь так же просто, как пламя светильника.

— Собаки! — в отчаянии закричала Яри. — Тебе нужны собаки!

Но их нигде не было видно. Айван позвал их. Из чоттагина вырвались Остроухий, Пятнистый и Хмурый.

— Сюда! — Яри указала Айвану на очерченный круг. — В дальние земли уходим.

Верховой ветер с гор наотмашь хлестнул по лицам, а долинный ветер дубинкой ударил по ногам. Из ущелий прилетели лютые круговые вихри и сковали все живое. Могучий порыв урагана тяжелой ладонью прошелся по селению. Теперь стало слышно пение множества свистунов. Они мстили за гибель своего предводителя, и там, где они шли, ветры острыми ножами срезали все с поверхности земли. Айван и Аинка вошли в круг, за ними последовали собаки. Почти разом вбежали в круг юноши. И последним, перевернувшись в могучем прыжке, влетел Тэрыкы.

Срезающее лезвие подошло к черте. Яри сделала из костяного гребня ветровой полог и накрыла всех стоявших в круге. Свистуны сразу замкнули кольцо вокруг полога. Запели незримые стрелы, но острия их ломались о костяную стену полога. Убедившись в своем бессилии, свистуны раскрыли землю, и полог провалился и черное небытие.

— Убери полог! — закричал Ататейн. — Я больше не могу выносить этого воя!

Снаружи слышалось басовитое низкое гудение, словно толпы воинов угрожающе раскручивали над головами боевые пращи.

— Если я уберу полог, то нам придется идти вперед, через землю людей-половинок, — мрачно ответила Яри. — Иначе Черное небытие поглотит нас. — И открыла заднюю стенку полога.

Все в страхе уставились в непроглядную вязкую тьму. Она замораживала, притягивала, обещала покой и забвение.

— Лучше бы я никогда не знала о таком! — Аинка закрыла лицо.

— Не смотрите долго, — предупредила Яри. — Это отнимает силы.

Айван стряхнул оцепенение:

— Нет! Только вперед!

Яри убрала полог, и все устремились за Айваном. На месте остался один Ататейн. Он лежал, привольно раскинувшись на мягкой подстилке. Зачем куда-то бежать, подвергать себя многочисленным опасностям? Он предпочел Черное небытие.

Рассказывают, что люди-половинки от одной красивой молодой женщины пошли. Муж ее ушел на охоту и пропал бесследно. Все думали, что погиб — утонул или зверь растерзал.

Она не стала ждать и вышла замуж за другого. Но тут охотник появился живой и здоровый: оказывается, просто бродил где-то в дальних землях. Велел жене к нему вернуться, а новый муж не отпускает. Не знала жена, что ей делать, потому что оба ей нравились. Тогда расчесала волосы на две стороны и посередине, по пробору на голове, ножом себя ударила.

Одна половинка старому мужу отошла, другая — новому. От них и родились дети-половинки и по свету пошли.

С виду человек-половинка совсем как человек, вблизи ни за что не распознаешь.