В первый день она пробирается в город и останавливается у лавки лепешечника. Как только хозяин вынимает из печи первую партию лепешек и раскидывает на доске, собака хватает одну и убегает. Лепешечник кидает в нее камнем, бьет палкой, но собака лепешку не отдает. Вырвавшись из рук лепешечника, она, подравшись по дороге с сотней голодных собак, доставляет лепешку в целости и сохранности к яме, бросает ее вниз и, заглядывая в темноту, начинает лаять.

Я же отрешенно сидел на дне ямы. Как вдруг что-то упало сверху, и я услышал собачий лай. Я стал ощупывать рукой вокруг себя и нашел лепешку. Я взглянул наверх и увидел дневное небо величиной со звезду. Это привело меня в себя, и я начал есть лепешку. Когда я съел кусок, мне захотелось пить.

Собака — мой верный друг — пошла искать воду. Она спустилась с горы, добралась до селенья и вошла в крайний дом. Там жила старуха. Она с утра наполнила кувшины водой, поставила их в прохладное место, а сама села за прялку. Она увидела, как собака то подходит к кувшинам, то отбегает от них. Старуха, схватив палку, пытается отогнать ее. Но собака вновь подбегает к кувшинам. Она случайно задела кувшин, тот повалился на соседний, последний задел следующий, и все три кувшина опрокидываются на землю. Разозлившись, старуха сильно побила собаку. Но собака не убегает от нее, она трется о ее ноги и жалобно скулит... Старухе становится жаль ее, она берет черепок, наливает в него воду и ставит перед ней. Но собака даже не смотрит на черепок, продолжает скулить и просить о чем-то. Она хватает старуху за подол и тянет ее к горе. Старуха подумала, что, видимо, у нее щенята и собака просит воду для них. Поэтому, чтобы удостовериться в этом, она берет кувшин и за собакой идет на гору. Когда добираются до ямы, собака опять хватает за подол, тянет к краю ямы и скулит. Из этого старуха догадывается, что в яме, видимо, сидит человек, и собака хочет доставить ему воду. Она ставит кувшин на землю, идет вниз, чтобы принести веревку. Все это время собака не отстает от нее и продолжает скулить. Старуха принесла веревку, привязала к нем кувшин и спустила вниз. Собака же лаем известила меня об этом. Я встал с места, отвязал кувшин и напился. Затем вдоволь поел хлеба, немного успокоился, забился в угол и уснул. Ежедневно бессловесное животное таким образом доставляло мне хлеба и воду. Через несколько дней и лепешечник заметил, что собака неизменно хватает хлеб и убегает. Совершая богоугодное дело, он, как только появлялась собака, бросал ей лепешку. Собака же непременно приносила ее мне. Если не видела старухи на дороге или у ямы, собака бежала к ней домой, крутилась возле кувшинов—вот-вот разобьет их. Старуха старалась каждое утро приносить мне кувшин воды. Обеспечив меня, собака уходила искать себе черствого хлеба или кость, а остальное время проводила у ямы...

Шесть месяцев просидел я в той яме. Представьте себе, каким должен стать человек, просидевший шесть месяцев в яме! Кости и кожа — вот что осталось от меня!

...В одну из ночей я от слез и горя не мог уснуть. Вдруг с края ямы свесилась длинная веревка, и я услышал ласковый голос:

— Эй бедолага — чужестранец! Обвяжись покрепче концом веревки вокруг пояса и схватись на нее руками. Настало время избавления из ямы горестей.

Я подумал, что братья сжалились надо мной, раскаялись, что столько времени продержали меня в этой яме и пришли вызволить меня из нее. Короче, я вцепился в эту веревку и от радости взлетел по ней, как птица. Когда я выбрался наверх, я не узнал моего избавителя, так как было темно и зрение мое за это время ослабло. Он тоже не стал приглядываться ко мне, не спросил о моем положении и, отвязывая от моего пояса веревку, лишь сказал: Иди скорей, не время здесь стоять.

Я побежал следом за ним. Добежали мы до какого-то места, где стояли две лошади и было приготовлено оружие. Он усадил меня на лошадь, сам взобрался на другую, и мы, молча, поскакали. Ехали мы всю ночь. Когда рассвело, я увидел перед собой юношу, статного, красивого, вооруженного с ног до головы. Он тоже посмотрел на меня и вдруг, натянув поводья, остановил лошадь и прикусил руку в изумлении. Затем он выхватил меч, подскакал ко мне и хотел ударить меня. Я спрыгнул с лошади, упал в пыль и стал плакать, просить и умолять его:

— Почему вы сначала проявили милость, а теперь хотите лишить меня жизни?

Он ответил:

—О злосчастный, кто ты и как встретился со мной? Я сказал:

— Я — странник, испытавший боль разлуки и горечь судьбы...

После этого я так просил и умолял его, что сердце его смягчилось, он заплакал, не стал меня убивать и сказал:

— Эх ты, несчастный! Садись на лошадь, некогда тут разговаривать.

Он погнал своего коня и больше не обращал на меня внимания. Но всю дорогу сожалел о чем-то. В полдень он остановил коня, спешился и велел мне слезть с лошади. Он снял с лошадей хурджины, пустил животных пастись, сбросил с себя оружие, уселся на траве и сказал:

— Ну, несчастный, рассказывай теперь, что с тобой приключилось и объясни, кто ты такой?

Я подробно поведал ему о своих мытарствах. Выслушав рассказ о моих приключениях, он сжалился надо мной и сказал:

— А теперь послушай меня! Я — дочь шаха вилоята, пограничного с Вазирабадом. В том зиндане, где ты был, сидел юноша по имени Вехруз. Он сын везиря моего отца.

Однажды отец приказал сыновьям эмиров устроить на площади у крытых помещений, ведущих во двор дворца, военные игры и гуйбози'^[24]. Он позволил всем обитательницам гарема наблюдать за этим праздником с крыши дворца. Поэтому мы, девушки, уселись за шитую золотом занавеску и беспечно и с интересом следили за играми...

В тех играх всех сыновей эмиров одолел Бехруз. Он превосходил всех и красотой и статностью. В моем сердце зародилась, любовь к нему и некоторое время тайком я лелеяла в душе любовь к нему. Это продолжалось до тех пор, пока невмоготу мне стало терпеть. Я открыла свою сердечную тайну няне и пообещала ей сто разных подарков. Наконец она согласилась стать моей сообщницей и, ухитряясь по-всякому, сумела привести того юношу в мои покои... Юноша, увидев мою красоту, полюбил меня всем сердцем. Некоторое время мы наслаждались красотой и изяществом друг друга. Ночами он пробирался ко мне. Так продолжалось до тех пор, пока вооруженные стражники t отца не схватили его у гарема. Они все рассказали отцу. Так как отец не знал его намерений, велел юношу вместе с его отцом казнить. Но, прислушавшись к просьбам везирей, бросил их в зиндан. Вот уже три года, как они в заключении, и я все это время тайком приношу им воду и хлеб. Вчера вечером после долгих раздумий я решила взять лошадей и оружие, вызволить юношу из ямы и покинуть этот вилоят... С этой мыслью я выбралась из дворца, все подготовила для путешествия, захватила золото, драгоценности и отправилась к яме. Но его счастье спало, зато бодрствовало твое. Ну что ж, такова значит судьба...

Рассказав это, девушка вынула из хурджина хлеб, жареную курицу и ивовую настойку. Она налила и подала мне шербет, выпила сама, а затем мы поели хлеба и мяса. Она дала поесть и собаке. Потом вымыла мне голову, постригла волосы и ногти и одела в новую одежду. Я, смыв грязь, облегченно вздохнул. Вновь мы оседлали лошадей и пустились в путь. Через два месяца мы добрались до города в центре Европы — до Вазирабада. Он был хорош, благоустроен, как об этом сказал бы поэт:

Как исфаганская невеста видом,

Был город Халаба ^[25] отсюда виден.

Мы остались жить в этом городе. Оказалось, что там проживало несколько человек из Аджама. Они пользовались почетом и уважением. Я сблизился с ними, устроил свадебное пиршество и женился на той красавице. Затем, превратив сундучок с драгоценностями моей единственной в оборотные средства, открыл ювелирную лавку. Три года прожил я там в радости и покое. За это время я стал известен среди великих мира сего и знати, многие торговцы беспрекословно подчинялись мне, я руководил ими. День изо дня положение мое улучшалось, а состояние увеличивалось. Жизнь моя была прекрасна, с красавицей жил в согласии и полном наслаждении.