— Таша, ты должна быть тут ради твоей же безопасности! И я хочу, чтобы ты была тут и я не волновался о тебе. Пожалуйста, не убегай!

— Не знаю, должна ли я оставаться.

— Извини, если я тебя обидел. Мне показалось, что я могу начать с того, на чем мы когда-то остановились. Я ошибся?

Ей до боли захотелось сказать ему, что он ничем ее не обидел, что она все помнит и хочет быть с ним до конца, но ей не дано познать с ним наслаждение. Госпожа Эмид и доктор Ширази позаботились об этом. Она не знала, какие отношения связывают его с Кристин и какие планы он строит в отношении этой блондинки, но пока он считает, что она не принимает его из-за Кристин, он не узнает об ее "операции".

— Таша!

Она очнулась от своих мыслей.

— Хорошо. Я остаюсь. Но ты должен мне обещать быть джентльменом.

— Звучит как приговор, — сказал он и печально улыбнулся. — Договорились, если только таким способом я могу удержать тебя здесь. — Он отвернулся к плите. — Прими пока душ, а я закончу с обедом.

— Где ванная?

— Рядом со спальней. Посмотри там в шкафу — может, найдешь, что надеть.

— Спасибо.

— Только учти, все туалеты без цехинов.

Он усмехнулся, радуясь, что может вернуться к прежнему дружескому пикированию.

— Цехины я надеваю только после восьми часов, — не смолчала она, — и только по особо важным случаям.

— Ты разве не считаешь важным обед, приготовленный собственными руками мистера Спенсера?

— Пока не знаю.

— Что ж, через двадцать минут жду тебя в столовой, где, смею думать, ты насладишься лучшей кухней на аллее Элфрет.

— Остальные повара уехали из города? — поддразнила она его.

— Ха! — сверкнул он глазами. — Неужели ты думаешь, что я не сумею порезать лук?

— Насколько мне помнится, ты никогда и хлеб маслом не мазал. Мама тебя ужасно портила.

— Ты так считаешь? Тогда ты не представляешь себе, на что бывает способен мужчина, если захочет. Иди, иди. Повар Спенсер не желает раскрывать свои секреты очаровательным оперным певицам.

Она коротко рассмеялась и ушла.

К ее удивлению, все оказалось очень вкусным, в том числе и вино. Пока они болтали, она незаметно, уступая его уговорам, выпила целый бокал. Красные розы привели ее в романтическое настроение, как один миг пролетели два часа, и столовая погрузилась в сумерки. Сказав что-то о времени, Джейби зажег свечу в центре стола и стал собирать посуду.

— Я помогу, — сказала она, вставая.

— Нет. Сиди.

— Но я хочу помочь! В конце концов, ты трудился, готовил для меня обед.

— Это доставило мне удовольствие. К тому же если ты будешь разгуливать по дому в моей рубашке, я за себя не ручаюсь.

Она покраснела.

— Налей еще вина и отнеси на веранду. Сегодня должен быть замечательный вид.

— Хорошо. — Она потянулась за бутылкой, но помедлила и повернулась к Джейби, который как раз проходил мимо. — Спасибо. Все было очень вкусно.

— Пожалуйста.

Он чмокнул ее в губы, словно ничего естественнее и быть не могло, и удалился на кухню, а она взяла вино, стараясь не придавать слишком большого значения его поцелую.

На поднос она поставила узкую бутылку и два бокала и отправилась наверх, куда буквально через несколько мгновений явился и Джейби.

Ташариана подала ему бокал, но он вместо того чтобы сесть в кресло, открыл окно. Легкий ветерок зашелестел листьями пальм, но вечер был гораздо теплее, чем предыдущий, и Ташариана пошла на балкон посмотреть на городской пейзаж. Она увидела море огней на черном фоне, великолепно иллюминированный мост, черные волны, бьющиеся об освещенные корабли. Люди гуляли по набережной, и Ташариана слышала их смех.

Джейби приблизился к ней так, что она чувствовала на шее его теплое дыхание.

— Красиво?

— Очень. Жалко продавать дом.

— Жалко. Но слишком дорого жить на два дома. У меня нет таких денег.

— У тебя не осталось здесь клиентов?

— Почему? Остались. Я просто не беру новых. Вот поселюсь в Балтиморе…

— У тебя замечательный дом и вокруг чудо как хорошо.

— Знаю. Хочешь, я тебе кое-что скажу? — Что?

— Я никогда не чувствовал себя здесь как дома, ни разу, пока ты сегодня в моей рубашке не посидела в столовой.

Она покраснела от удовольствия.

— Ты шутишь!

— Нет. Я прожил в этом доме больше двух лет и ничего не чувствовал, пока не появилась ты. Теперь я здесь дома.

Ташариана отвернулась и отпила вина, не зная, как отнестись к его словам.

— У меня бывали вечеринки, друзья оставались на ночь, но мне ни разу не было так хорошо. Я ни разу не мог забыть о времени.

Она тихо рассмеялась.

— Мы просто долго разговаривали.

— Наверное, важно разговаривать не вообще, а с единственно нужным тебе человеком.

— Мне всегда нравилось проводить с тобой время, — призналась она, чувствуя, что ее нервозность как рукой сняло.

— Знаешь, с другими людьми я всегда что-то вымучиваю из себя, боюсь показаться неумным. — Скосив глаза, Ташариана увидела, что он пьет из бокала. — А с тобой мне не надо ничего изображать. Ты делаешь меня лучше. Не знаю, поймешь ли ты меня…

— Да.

Она опустила голову, не желая ничего больше говорить, потому что Джейби выразил ее мысли куда лучше, чем она сама смогла бы это сделать. Она услышала, как он поставил бокал на столик, выпрямился и взял ее за плечи.

— Не думаю, что это потому, что мы знали друг друга детьми. Это лишь счастливая случайность.

— Думаешь, все было бы так же? — спросила она.

— Да, — шепнул он ей на ухо. — Что-то в тебе есть такое, что я все равно бы узнал.

— Общность?

— Да. Если бы мы встретились только вчера, ничего бы не изменилось. — Он обнял ее за талию. — Ах, — прошептал он, — ничего не изменилось бы.

Он наклонился и поцеловал ее в плечо.

Ташариана вздохнула. Он медленно целовал ей плечи, шею.

Она пьянела от его поцелуев гораздо быстрее, чем от вина, и, прикрыв глаза ресницами, была готова на все, что потребует от нее Джейби. Она вздрогнула, когда Джейби коснулся ее груди и вздохнул.

— Я так мечтал о тебе, — хрипло проговорил он.

В одной руке она держала бокал и довольно долго не знала, что делать с другой рукой, хотя больше всего на свете ей хотелось ласкать его.

Он опустил руки и погладил ее обнаженные бедра, а потом раздвинул полы рубашки, и Ташариана похолодела, вспомнив, что на ней больше ничего нет. Трусики она постирала и оставила сушиться в ванной. Она не могла позволить ему зайти дальше, но и не могла остановить его, когда он так нежно ласкал ее и говорил всякие чудесные слова. Чтобы выиграть время, она извернулась в его объятиях и ухватилась за перила.

Он взял ее бокал и поднес его к ее губам. Ташариана, не сопротивляясь, выпила вино и увидела, что он прикасается губами к бокалу в том самом месте, которого касались ее губы. Потом он поставил бокал на стол и с самым серьезным видом повернулся к ней. Она не отвела глаз. Она понимала, что сейчас они не нуждаются в словах. Он приподнял ее лицо за подбородок и наклонился поцеловать ее, что было неизбежно с самой первой минуты, как они встретились в оперном театре.

Он нежно коснулся ее губ, а потом крепче прижал ее к себе, и ей показалось, что она раскрывается перед ним, что ее душа устремляется навстречу ему, и она уже больше ни о чем не думала, когда откинула голову и закинула руки ему на шею. Она не оставалась равнодушной ни к одному его движению, вызывавшему в ней ответный огонь.

Ташариана еще ни разу не целовалась ни с одним мужчиной, кроме Джейби восемь лет назад. Много раз она вспоминала о тех их объятиях и поцелуях, но теперь Джейби стал старше, и от его мальчишеской неумелости не осталось и следа. Что бы он ни говорил ей раньше о дружбе и ее безопасности, теперь его слова не имели значения, потому что он все сказал губами и языком.