На Баграмскую авиабазу от советской границы проложен керосинопровод (керосин — топливо для самолётов). Я слышал разговоры о случаях, когда афганцы простреливали или по-иному повреждали его, чтобы набрать керосина для бытовых нужд. По линии керосинопровода дежурили советские БТРы с запасом труб, которые выезжали для ликвидации аварий. Однажды, проезжая по Баграму, я заметил толпу афганцев, остановился. Оказывается, был повреждён керосинопровод, и образовалась лужа, точнее небольшой пруд керосина, и все набирали его в бочки и канистры, вёдра, кастрюли. К этой луже тянулись с посудой десятки, если не сотни людей. Мне объяснили, что на трубопровод вроде наехала и повредила его какая-то неизвестная машина. Я сообщил об аварии в штаб дивизии, но пока перекрыли задвижку, пока прибыли ремонтные БТРы, весь Баграм запасся на зиму топливом.

На крыше нашего дома была радиоантенна, которой мы пользовались. Её надо было починить, а лаз на крышу был только с крайней квартиры, которую занимал афганский офицер, женатый на советской женщине. Наш радист пошёл туда, постучал, объяснил, чего хочет, хозяина дома не было, а хозяйка не только не открыла, но даже разговаривать с чужим мужчиной не стала — такие правила у мусульман. Радист долго чертыхался в адрес землячки, а мы подтрунивали над ним.

Афганские семьи многодетные. Чуть отойдёшь от дома, стайки детей — тут как тут. Кричат: «Товарищ, что даёшь? Мыло даёшь? Спички даёшь?» Если за мной бежит воспитанница одного нашего сотрудника собачонка Пулька, величиной чуть побольше кошки, дети кричат: «Товарищ, саг (собаку) бакшиш (подарок) давай». Махаю рукой на собачонку, говорю: «Бери, бакшиш». Детвора устремляется к собаке, но она, храбрая в моём присутствии, вздыбив шерсть, с громким лаем бросается к детям, они с визгом, падая и кувыркаясь, убегают — у страха глаза велики.

Однажды наблюдал афганскую свадьбу. Отдельно по одну сторону нашего дома плясали в кружке женщины с бубнами. Одновременно по другую сторону дома плясали мужчины — ритмичный всё убыстряющийся танец под удары барабана. Мой приятель — соседский мальчишка Акбар, лет десяти, немного знающий по-русски, всё просил у меня пистолет, чтобы стрельнуть вверх, когда привезут «ханум» (ханум — женщина, здесь — невеста). Когда невесту привезли, действительно многие гости стреляли вверх из разного оружия. Потом на возвышении артисты давали концерт — играли и пели, а во дворе на скамейках гости слушали песни и музыку. Среди зрителей бесчисленное множество снующих везде детей.

Все афганские офицеры имели небольшие огороды, выращивали помидоры, огурцы, другую зелень. Тщательно ухаживали за посадками, искусно подводили канавку от поливного арыка к каждому растению. Случалось, что обострялись отношения с партизанами, и те где-то на своей территории перекрывали текущий к авиагарнизону арык. За 3–4 дня все огороды высыхали.

При всех трудностях нашей провинциальной жизни, это был хоть какой-то дом, где ты кому-то был нужен, что-то мог, имел свой угол. Пребывание же в Кабуле подчёркивало нашу никчёмность, ненужность. Первое — в Кабуле ты был ничто без машины. Побыть и по делам службы, и по бытовым делам советнической группы, по каким-то личным вопросам надо было в разных местах: в МВД ДРА, посольстве, в магазинах, в аэропорте. Без транспорта это сделать невозможно. Начинались хождения с просьбами к сотрудникам представительства, за которыми были закреплены автомашины и кого лучше знал лично. Машины обычно оказывались заняты, приходилось долго ждать, нервничать. Вернувшись из отпуска, я повёз в микрорайон передачу одному знакомому. Добраться туда смог на попутном микроавтобусе, который отвозил из представительства сотрудников по окончании рабочего дня. Передачу я отнёс, намеревался там и переночевать, но у знакомого были свои планы, и он мне в ночлеге отказал. Уже стемнело, я к тому же был без оружия, т. к. ещё не успел его получить. Выпросил у этого земляка до завтра пистолет, пошёл на улицу, остановил такси. Слава богу, представительство МВД располагалось примерно в том же районе, где и наше посольство. Я сказал водителю известное мне афганское название советского посольства «шурави сафарат», сел сзади, рука с пистолетом в кармане, и пытался по отдельным ориентирам следить, в ту ли сторону едем, и чтобы не пропустить здание посольства. Так мы проехали через весь город, и я благополучно попал в гостиницу.

Промучившись с трудностями «безлошадного», на втором году службы, вылетая в Кабул сам или посылая туда своего сотрудника, я посылал обычно туда автоколонной УАЗик царандоя, и он сильно выручал в Кабуле не только меня, но и моих коллег из дальних провинций: того же В. А. Объедкова, москвича Вячеслава Васильевича Огородникова, служившего в Кандагаре, Бориса Анатольевича Хловпика из Усть-Каменогорска, работавшего в Джелалабаде, с которыми я обычно общался, бывая в Кабуле.

Представительство МВД СССР жило своими аппаратными делами и личными заботами сотрудников, все были сильно заняты или обозначали занятость, и мы утомительно топтались там по коридорам. Чувствовали, что мы — обуза, лишние хлопоты для представительских чиновников, преимущественно москвичей и ленинградцев. В представительстве нормально решались вопросы выделения имущества, необходимого советнической группе, выплаты заработной платы, комплектования советнических групп. Что же касается проблем царандоя — об этом в представительстве могли быть лишь разговоры, в лучшем случае звонки афганскому начальству в МВД ДРА. При поездках же в МВД там обычно выслушивали, обещали помочь, но часто на том всё и глохло.

Жили мы, бывая в столице, первое время в городской гостинице «Кабул», потом — в арендованном небольшом помещении для гостиничных нужд в микрорайоне. Когда представительство купило для себя отдельное от МВД ДРА здание, там же во дворе была и гостиница. Комнаты многолюдные, дворик малюсенький, вечером больше никуда не выйдешь — тоска зелёная. Обслуживание — по низшему классу.

Начну с очень подходящих к теме разговора «Строчек о войне и любви» Роберта Бёрнса:

Переводчики говорили, может и в шутку, что есть правило, согласно которому правоверный мусульманин, если он определённое время находится вне постоянного места проживания, может иметь временную жену. В русском армейском лексиконе со времён Отечественной войны, а может, и более давних, имеется термин ППЖ (походно-полевая жена). Развивать эту деликатную тему не буду, скажу лишь, что положение женщины в мусульманском мире совершенно иное, чем у нас. Там она существует только для мужа, дома, детей. Общественные, производственные дела — не её удел; поведение женщины, как и отношение к ней окружающих строго регламентированы и не дают никакого пространства для свободных контактов с мужчинами.

Мне казалось, что какие-либо связи советских мужчин с афганскими женщинами совершенно исключались. В одной из «афганских» самодеятельных песен есть слова: «А шагающую рядом стройную ханум ты разденешь только взглядом, проглотив слюну». Должен заметить, что «раздевающий взгляд» уже грубо нарушал правила приличия. Афганцы вообще в общественных местах смотрят на женщин с полнейшим равнодушием и безразличием, как на неодушевлённый предмет — так принято на Востоке.

Как-то командующий царандоя проинформировал меня, что солдат советской роты, стоявшей тогда в Чарикаре, неправильно ведёт себя в отношении афганской девушки — заговаривает с ней, оказывает знаки внимания на улице. По словам командующего, это большой позор и оскорбление для родственников девушки, и за это вполне вероятна физическая расправа над солдатом с их стороны. Я переговорил с командиром роты, с солдатом — молодым парнишкой с одной из азиатских республик. Солдат не отрицал ухаживание за девушкой и в ответ на наши увещевания и предупреждения отвечал: «А я её люблю». Пришлось резать по-живому: решили срочно отправить солдата к месту расположения штаба полка — это километров за сотню. Назавтра командир снарядил БТР, который увёз юного Ромео.