Пока мы ходили в Панджшер, оперативный батальон МВД ДРА, дислоцированный в Чарикаре, вместе с советскими десантниками участвовал в локальной операции против мятежников у одного из кишлаков провинции Каписо. При этом 20 человек попали в окружение, 8 из них были убиты, а 11 человек, включая командира роты Шафиуло, были пленены мятежниками. Пленение это наводило на серьёзные размышления, поскольку на Шафиуло в службу госбезопасности, да и в царандой поступала информация о связях с мятежниками его и других военнослужащих оперативного батальона.
Где-то 26 мая стало известно, что царандой уезда Панджшер подвергся серьёзному нападению мятежников. Погиб командированный туда начальник одной из служб провинциального командования царандоя Залмай. Вместе с моим переводчиком Мирали Гафуровым мы вновь направились в Панджшерское ущелье — изучить обстановку на месте, оказать помощь. Летели попутным советским военным вертолётом. Они летали парами, и пока мы в ущелье выскакивали из своего, зависшего где-то в метре от земли, второй делал круги, прикрывая его.
Приземлились мы там, где размещался полевой штаб 108-й дивизии, было это днём и нападение противника казалось невероятным, но только мы отошли от места высадки, как в расположении подразделений началась беспорядочная стрельба. Мы залегли за камни, но вскоре выяснилось, что по какой-то причине загорелась бронемашина и рвались патроны и снаряды её боезапаса. Недалеко на пустыре мы нашли группу солдат царандоя и сваленное в кучу имущество, боеприпасы, оружие. Выяснилось, что ночью партизаны напали в Анаве и на царандой, и на советский батальон. Обстановка сложилась столь неблагоприятная, что они вынуждены были оставить Анаву. Оружие унесли, а имущество в основном оставили. До нашего прилёта колонна ушла к месту прежнего расположения за имуществом. Из штаба дивизии, поддерживавшего радиосвязь с колонной, мы следили за её продвижением. Туда она добралась нормально, а при движении обратно дорога оказалась заминированной, один из БТРов сопровождения подорвался на мине. Разминирование задержало движение колонны, и она вернулась лишь к вечеру. Мы за это время нашли крепость-усадьбу для размещения царандоя, так как было решено в дальнейшем размещать уездные власти здесь. По прибытии колонны побеседовали с личным составом, разобрались с потерями, что надо восполнить и по возвращении в Чарикар организовали доставку недостающего.
Мятежный батальон
А в оперативном батальоне ситуация развивалась так. Два пленных сержанта вскоре вернулись, заявив, что сбежали от мятежников. Шафиуло и ещё четверо солдат оказались в селении в километре от места расположения батальона. 27 мая, когда я и командующий царадоя Гулом Мустафа Юсуфзой отсутствовали в Чарикаре в связи с Панджшерской операцией, командир опербатальона Дауд провёл «операцию» и «освободил» Шафиуло и четырёх солдат. Обстоятельства освобождения и оперативные данные явно указывали на инсценировку освобождения. Мятежники, видимо, боялись расшифровать своего агента, если бы просто отпустили его.
Здесь необходимо отметить, что отношения между командованием опербатальона с одной стороны, командующим царандоя и провинциальным государственным, партийным руководством — с другой «не складывались» длительное время и вроде бы из-за фракционной борьбы внутри организации НДПА. «Самостийность» батальона проявлялась не только в его военной пассивности, спорах с провинциальным руководством. Однажды он «ошибочно» обстрелял из миномёта наш командный пункт в одной из локальных операций. Были раненые.
В конце мая ХАДу провинции стало известно, что среди документов партизан, захваченных в Панджшерском ущелье, обнаружена исламская карточка Шафиуло — он был членом одной из воюющих с правительством партий. Получены были и сведения о том, что Шафиуло совместно с командиром опербатальона Даудом помогали мятежникам. ХАД, однако, опасаясь, что арест Шафиуло может вызвать вооружённый эксцесс со стороны опербатальона, являвшегося самой значительной военной силой в Чарикаре, не стал сам арестовывать Шафиуло, а просил центральный ХАД в Кабуле осуществить этот арест.
Обстановка в Чарикаре и провинции в целом продолжала накаляться. Дауд, другие офицеры опербатальона и царандоя — халькисты развязали активнейшую кампанию против командующего царандоя, принадлежавшего к фракции парчамистов. В связи с гибелью в Панджшере упомянутого выше Залмая (халькист) среди личного состава велась настойчивая пропаганда о том, что Залмай чувствовал, что погибнет, не хотел ехать в Панджшер, но командующий его всё же отправил, и Залмай якобы завещал, чтобы командующий не присутствовал на его похоронах. Юсуфзоя вынудили, таким образом, не пойти на похороны. По каким-то местным традициям, возможно, по мусульманским канонам, я до конца эти тонкости не уяснил, такая ситуация считалась для командующего крайне позорной что ли. В общем, его допекли так, что этот крепкий 35-летний офицер совершенно расстроился. Прибыв рано утром 31 мая в Баграм, он, не в состоянии сдерживать рыдания, заявил, что полетит в Кабул к министру с рапортом о своей отставке. И я, и он понимали, что травят его, скорее всего, именно с целью устранить с занимаемого поста. Я убеждал, что при напряжённейшей ситуации в провинции его отставка ещё более осложнит её. Налил ему для снятия стресса сто граммов и с большим трудом отговорил его от этого шага. Он вернулся в Чарикар, и мы с ним продолжали дружно работать. А командир он был хороший — энергичный, грамотный, требовательный.
На этот же период пришёлся пик фракционной борьбы по поводу назначения командования формировавшегося в провинции батальона сопровождения грузов. Провинциальное руководство и командующий царандоя неоднократно представляли к назначению командиром, замполитом и начальником штаба трёх офицеров, которым они доверяли и которые практически уже исполняли эти обязанности в формируемом батальоне. Дауд же, пользуясь своими связями в МВД ДРА, настойчиво проталкивал на эти должности своих людей из числа офицеров опербатальона. По этому вопросу поступали противоречивые документы МВД ДРА. Кандидаты Дауда, прибыв из Кабула 31 мая, привезли письмо ГУЗР МВД о том, что министр утвердил их назначение. Они и Дауд требовали от Юсуфзоя и от меня немедленного представления их личному составу, а мы не торопились это делать.
В ночь на 2 июня мятежники с помощью громкоговорящих установок из зелёной зоны агитировали личный состав оперативного батальона сдаваться, в 23 часа начали обстреливать место его дислокации, а около 24 часов совершили нападение на лицей Дор-уль-Моалемин, где размещался личный состав формируемого батальона сопровождения грузов.
В перестрелке были убитые и раненые с обеих сторон, но мятежники захватили склад и забрали оружие. Увели 30 солдат. При разбирательстве назавтра с обстоятельствами нападения выяснилось, что захваченное мятежниками оружие было завезено за два дня до происшествия непосредственно из Кабула сотрудниками ГУЗР без учёта численности батальона и отсутствия надлежащих условий для его хранения. Командующему царандоя о завозе оружия не было доложено, не был проинформирован об этом и советнический аппарат. Обращало на себя внимание и то, что оперативный батальон Дауда «не успел» оказать помощь батальону сопровождения грузов. Ряд и других обстоятельств указывал на содействие захвату оружия со стороны агентуры мятежников.
Я информировал по шифросвязи наше представительство в Кабуле, а 3 июня вылетел туда лично, доложил обстановку и свои предложения о необходимых мерах её стабилизации: вызов в Кабул и арест там Шафиуло и его солдат, вернувшихся после пленения, расследование связей с мятежниками их и других лиц из опербатальона; срочное смещение Дауда и назначение на его место офицера, который обеспечивал бы не только командование батальоном, но и деловое взаимодействие с руководством провинции; назначение в командование батальона сопровождения грузов тех офицеров, которых представило провинциальное руководство; решение вопроса о дислокации в Чарикаре подразделения советской или афганской армии.