Только сейчас я почувствовал, как устал. Я решил сохранить у себя колье до более ясного положения дел и заявить Лоувелу, что я ничего не нашел. Позже будет видно.

Впоследствии, когда я рассуждал обо всем этом, то должен был признать, что действовал так ради того, чтобы выгородить Розу Дулич. Можно считать себя циником, но когда такая женщина, как Роза, отдается вам, невольно чувствуешь себя обязанным. Человеческая природа далека от совершенства, и я думаю, что частный детектив может стать абсолютно беспристрастным только в век роботов. И то вряд ли.

Флосси закончила сборы и стояла у окна.

— На улице такой же туман? —спросил я.

Она вздрогнула и повернулась в мою сторону.

— Да, такой же,— ответила она,— Но, надеюсь, это не помешает нам уехать?

Казалось, пол Хобби-Хауза жег ей ноги. Она все время говорила об отъезде. Я невольно пожал плечами и ответил, стараясь говорить убедительно:

— Безусловно, нет. Только не стоит торопиться.

Ее хитрая мордочка прояснилась.

— Может, мы сейчас и отправимся?

Я покачал головой.

— Нет. Мне еще надо сделать кое-что...

Она недовольно поморщилась, подошла ко мне и спросила, понизив голос:

— А что вы делали там, в комнате Розы Дулич?

— Я это объясню тебе несколько позже,— ответил я. — Сейчас не время... Будь умницей и подожди меня здесь.

Я вышел из комнаты и бесшумно спустился вниз.

В кабинете Лоувела все еще говорили. Мне очень хотелось бы знать, о чем они так горячо спорили, но риск был слишком, велик, и я не решился подойти к двери и подслушать.

Я вышел из дома и медленно направился к гаражу. Туман был таким плотным, что и в десяти шагах ничего не было видно. Дверь гаража так и осталась открытой, веревку сняли с трубы и, вероятно, унесли флики. Скамейка была поставлена на место, и только большое пятно на стене напоминало о трагедии с Мэри Лоувел.

Я засунул колье под заднее сидение своей машины и направился было к дому, но передумал и решил дойти до павильона. Мне хотелось выяснить, дома ли Полли.

Ставни в кабинете Лоувела были открыты. Я остановился под окном, надеясь, привлечь внимание моего клиента. Но он меня не заметил, и я решил вернуться в дом. Я сел в гостиной, не закрыв дверь, и стал ждать Лоувела.

Они появились несколькими минутами позднее. Дуличи расстались с моим клиентом у подножья лестницы и стали подниматься наверх. Лоувел пригласил меня в свой кабинет.

— Итак? — нетерпеливо спросил он.

Я с безнадежным видом развел руками.

— Я осмотрел все и ничего не нашел.

Он страшно покраснел, видно было, что он раздражен. Совершенно нерасположенный выслушивать его, я решил, что, если он позволит себе какое-нибудь неподходящее выражение на мой счет, я скажу, что отказываюсь заниматься его делом. Но ему все же удалось взять себя в руки, и он стал что-то глухо ворчать, шагая по кабинету, заложив за спину руки.

— Поймите, это колье представляет собой значительную ценность...

Я перебил его:

— Простите, но я что-то не очень понимаю. Если придерживаться тех сведений, которые вы мне сообщили в самом начале, то колье, находящееся в вашем сейфе, было поддельным. Тогда почему вы так нервничаете по этому поводу?

Он остановился и посмотрел на меня с явной неприязнью.

— Вы и в самом деле плохо соображаете,— сказал он.— Как я теперь могу доказать, что это ожерелье было подменено на фальшивое, если и оно тоже исчезло?

— Еще не все потеряно. Если миссис Дулич подменила колье, то мы скоро это обнаружим.

Странный свет зажегся в его выпуклых глазах. Он вдруг бросился ко мне и схватил за отвороты пиджака.

— Вы согласны продолжать? — спросил он.— Я боялся, что вы меня бросите... после этой истории.

— Я охотно буду продолжать. Достаточно нам договориться...

Он снова напустил на себя важный вид, как тогда, в моем кабинете. Вероятно, его предки были шотландцами.

— Итак, вы увидитесь с Розой на будущей неделе в Нью-Йорке. Вы должны стать ее любовником...

Я отступил на шаг.

— Минуту,— сказал я.— Прежде всего нам надо договориться...

Выражение гнева пробежало по его лицу, но против своей воли он вынужден был смириться.

— Я вас слушаю...

— Вы мне дали пятьсот долларов, которые покрывают мою работу до понедельника. Мы договорились, что после этого я скажу вам, согласен ли я продолжать работу и на каких условиях. Я говорю вам, что согласен, и назначаю цену в тысячу долларов. Минуту... Но это не окончательная цена. В случае, если текущие расходы того потребуют, я попрошу у вас дополнительной оплаты.

Он стал совсем зеленым и с силой сжал руки. Потом подошел к окну, продолжая конвульсивно сжимать руки за спиной, и, наконец, повернулся ко мне.

— Вы опять берете меня за горло,— сказал он,— вы ведь прекрасно знаете, что у меня нет другого выхода. Но я хочу вам сделать встречное предложение. Я дам вам тысячу долларов, но за эту цену вы также обязуетесь найти и моего сына, идет?

Я не совсем понял, что он хотел сказать этим «обязуетесь найти моего сына». У меня было свое мнение по этому поводу, и после недолгого раздумья я согласился на его предложение.. Он, казалось, вздохнул с облегчением. Но так как он не выказывал ни малейшего желания достать свой бумажник, я решил напомнить ему об этом.

— Тысяча долларов должна быть внесена сразу же.

Он сделал нетерпеливый жест и запротестовал:

— Но я же не таскаю с собой так просто тысячу долларов!

— Выпишите чек на эту сумму,— предложил я,— а я получу деньги в понедельник утром.

Видимо, ему очень хотелось сказать, что он забыл взять с собой чековую книжку, но мой взгляд ясно показал ему, что я разгадал его мысли. Он съежился, как провинившийся школьник, и, сев за письменный стол, выписал чек и протянул его мне. Я внимательно его проверил. Лоувел не вызывал у меня никакого доверия.

На, письменном столе стояла фотография Тони. Я вынул ее из рамки и положил в карман. Он не потребовал у меня никаких объяснений.

— Теперь я возвращаюсь в Нью-Йорк,— заявил я, направляясь к двери.— Мы встретимся с вами в понедельник утром в Бетеле на судебном заседании.

— Вы даже не выразили мне свои соболезнования.

Удивленный, я повернулся к нему. У него сейчас, действительно, был очень опечаленный вид. Я поклонился и проговорил тихим голосом:

— Я от всего сердца сожалею, мистер Лоувел. Я могу себе представить, какая это для вас тяжелая утрата. Ваша жена была очаровательна...

Он выпрямился. Потом дрожащими пальцами вытер воображаемую слезу в углу правого глаза. Я быстро вышел из комнаты, иначе я мог бы наговорить много лишнего.

Узнав, что мы наконец покидаем этот зловещий дом, Флосси запрыгала от радости. Я не счел возможным постучать в дверь к Дуличам, чтобы проститься с ними. Мы все должны были увидеться в понедельник утром на судебном заседании.

Мы с Флосси прошли в гараж, бросили чемоданы на заднее сидение, и Флосси тотчас же устроилась поудобнее в машине. Ведомый неизвестным и необъяснимым чувством, я подошел к очерченному месту, где произошла драма, и посмотрел на трубу. Потом я поднял скамейку, поставил ее под трубой в том месте, где висел труп, и влез на нее. Мне с трудом удалось достать до трубы. Но Мэри Лоувел доходила мне только до плеча... Мне стало как-то не по себе.

Я достал из кармана зеркальце и положил его так, чтобы оно отражало свет и осветило бы трубу. На ней повсюду лежал слой пыли, и только то место, где висела веревка, было абсолютно чистым. Это показалось мне странным.

Как же получилось, что миниатюрная Мэри Лоувел смогла закинуть веревку на трубу? Ей это было очень трудно сделать, да и веревка оставила бы ясный след на таком толстом слое пыли.

Флосси удивленно смотрела на меня. Я слез со скамейки и стал обдумывать это обстоятельство. Мой взгляд пробежал по стене, я дотронулся до нее пальцами. Штукатурка... Твердая и царапающая.

И вдруг на меня снизошло какое-то просветление. Перед глазами было доказательство того, что Мэри Лоу» вел повесилась не сама. Это определенно было убийство. Вероятно, повесили уже мертвой или, во всяком случае, без сознания.