Поскольку основные картины фильма сделаны как сны-воспоминания Иванова-младшего, то в конце зрителю предлагается самому решить вопрос: что сон, а что реальность для Иванова: то ли реально, что он угоняет самолет и перестреливается со спецназом в декоративном “Париже”; то ли реально он лежит во ржи под заветным дубом с Лялей-Соней и просыпает эпохальное событие точно также, как и остальные персонажи; то ли реально и то, и другое. Все спящие под заветным дубом знают место и время, в которое они должны собраться, и еще то, что должна наступить “удивительно хорошая жизнь” и потому ничего другого, как напиться и уснуть пьным сном в ожидании прихода “хорошей жизни”, они естественно придумать не могли.
Этот эпизод как-то перекликается с новозаветным: апостолы Христовы тоже проспали царство Божие в Гефсиманском саду. Но есть и существенные отличия: апостолы прошедшей эпохи были званы Христом к совместной молитве, а “апостолы” новой эпохи что-то подслушали да и то в пересказе “мусульманина” Жибаева. Не оказалось в Гефсиманском саду и незваной “негритянки”, которая, в отличие от спящих званых апостолов, бодрствовала бы и молилась, чем возможно и могла бы избегнуть искушения, жертвой которого пали апостолы, проспавшие непосредственное явление Царствия Божиего, и определившие тем самым судьбу человечества в последующую эпоху. Фраза в смысле “проспите царствие божие” в фильме присутствует прямо. В итоге эпохальное событие не проспала только “негритянка”, которая не была посвящена ни во что и не знала ничего о том, как двадцать лет тому назад ходили Мефодий и Иванов, мерили Землю, а потом вбили кол, проросший заветным дубом. Женщина, просто Любящая Григория и не понимающая по-русски “ни бельмеса” (слова из фильма), единственная, кто входит в эпоху Водолея - эпоху, называемую “ эпохой России”. Она же - единственная, кто пребывала в полном сознании в момент смены эпох, хотя её знание и понимание возможно и отличалось от знания и понимания тех, кто прямо или по умолчанию, т.е. в обход сознания через подсознание, были посвящены в “нечто”, недоступное простым смертным, и тем не менее проспали поворот в своей судьбе.
Образ “дуба” в фильме особенно символичен. Из “Влесовой книги” известно, что восточные славяне храмов не строили, капищ для жертвоприношений не имели, а для молитв личных и соборных у них были особые места, освященные веками и, очевидно, удобные для собрания многих людей. “Если деревья (например, старые дубы) являлись центрами, возле которых совершались религиозные обряды, то это не означало, что руссы поклонялись им. Поклонялись той силе, которая создала этот дуб” с. 243, “Откуда ты, Русь?” С.Лесной, Изд. “Донское слово”, “Квадрат”, Ростов-на-Дону, 1995 г. Из этой монографии, анализирующей “Влесову книгу”, мы узнаем, что в противоположность общепринятому мнению религия древних руссов была не политеистической, а монотеистической: Бог - творец мира признавался единой, всемогущей сущностью. Древние руссы (восточные), говорится в книге, “в посредниках между собой и Богом не нуждались”, отсюда понятно почему у них не было и юридически оформленной, как например в Древнем Египте, касты жрецов. Их обязанности выполняли старшие в роду, племени, обладающие достаточно высокой мерой понимания общего хода вещей и способные заниматься жизнеречением, т. е. нести полную функцию управления в обществе. Другими словами, по своим социальным воззрениям древние руссы ближе всего были к исламу, поскольку отсутствие касты жрецов-профессионалов - наиболее близко к рекомендуемому в Коране 3:100. Что касается религиозных воззрений, то у них были расхождения, поскольку они числили себя потомками Бога, в то время как Коран категорически отрицает чьи бы-то ни было родственные отношения с Богом. Это означает, что в среде восточных славян отсутствовали социальные условия для превращения древнеславянского жречества в знахарство, - людей, использующих знания в узкокорыстных личных или копоративных интересах.
В соответствии с этими представлениями современный Мефодий тянет самое большее на мелкую периферию ведического знахарства: не гнушается угнетения разума и психики наркотиками (пьет самогон, как все); из всех “чудес” буддизма в первую очередь демонстрирует “чудо любви”, которое не способен отличить от физиологии, и тем самым навязывает доверчивой толпе мнение, что инстинкт выше разума, а человек в “чуде любви” подобен животному; признавая на словах монотеизм, по непониманию или осознанно, сваливает в одну кучу имена богов и пророков различных религий (иудаизма - Яхве; христианства - Христа; ислама - Мухаммада); бездумно или целенаправленно, искажает кораническое учение (мусульмане молятся Богу - по-арабски Аллаху - а не Мухаммаду- пророку, которого Мефодий возвел в ранг бога, вопреки всему тому, что говорил сам Мухаммад). Если же признать реализовавшимся предсказание будущего Мефодием (вероятно, рассыплюсь на дхармы) и версию цыгана, “вышедшего из Индии” - Яшки (Мефодий после смерти воплотился в дуб), то согласно учению о карме:такое перевоплощение “нового просветителя” в растительный вид означает невыполнение им своей мисссии на земле: воздаяние за что - переход на две ступени вниз из человечества в новом воплощении.
Вместе с тем в символике, связанной с дубом, есть один необычный атрибут, позволяющий посмотреть на Мефодия, как на периферию не просто ведического знахарства, а знахарства, связанного каким-то образом с знахарством Древнего Египта: медное кольцо, сковавшее ствол двадцатилетнего дуба на уровне человеческого роста. История кольца такова: юноша Иванов по указанию Мефодия в “месте, где должны сойтись все концы” вбивает кол, окантованный в верхней части медным кольцом, из которого потом вырастает дуб-Мефодий. Согласно Библии, приемом противопоставления информации сознания и подсознания (на уровне сознания - “не сотвори себе кумира”; на уровне подсознания - “выстави медного змия - кумира - на знамя”) пользовались левиты - периферия знахарской корпорации Древнего Египта. Делалось это ими с целью превращения в синайском турпоходе бывших кочевников (обыкновенных храмовых рабов) в рабов особенных, неспособных осознать своего рабства, - евреев, которые после этого более трех тысяч лет, невоспринимаемые всеми народами в качестве нации, будут призывать всех “выдавливать из себя по капле раба”.
По умолчанию (этой информации в фильме нет, но символьно она обозначена) содержание фильма как бы предупреждает, что если такой окантованный библейской медью дуб, окруженный пьяно-спящей толпой “хорошо сохранившихся” представителей всех религиозных конфессий (включая и безрелигиозного цыгана Яшку), войдет в новую эпоху, то жизни человечества ничего хорошего не “угрожает”. А все потому, что автор сценария и режиссер фильма, видимо, солидарные с режиссером С.Говорухиным, тоже считают, что:
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется -
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…
Ф.И.Тютчев имел право на такие слова, поскольку жил и творил в ХIX в. Современные сценаристы, режиссеры, актеры, операторы и зрители живут и творят каждый свое “Время печали…” и свое “Время радости” в конце ХХ в. И, если они считают, что в коллективном творческом процессе под общеупотребительным названием - культура - ничего за прошедшее столетие не изменилось, то ни на сочувствие потомков, ни на благодать Свыше им уповать не следует. А все потому, что в первой половине ХХ в. информационное состояние общества качественно изменилось: произошла смена отношений эталонных частот биологического и социального времени т. е. скорость информационного обновления на внегенетическом уровне превысила скорость информационного обновления на генетическом уровне. И это означает,что если всем нам, но прежде всего тем, кто мнит себя работниками культуры, попрежнему “не дано предугадать” как в умах и душах людей их“слово отзовется”, то в России эпохи Водолея, проблем будет больше, чем в России эпохи Рыб.
К сожалению, в фильме таких слов и дел очень много, и потому, с точки зрения некой корпорации знахарей, фильм мог бы иметь еще одно название: Не в “коня” корм… “Конь” символ толпы; “корм” - символ знания, отождествляемого иерархией с безусловным благом. Но именно в этой части слова и дела иерархии знахарей в лице Мефодия далеко небезупречны, хотя по-своему и символичны.