Наконец Блумберг, отдуваясь, отбросил в сторону салфетку и откинулся на стуле.

— У нас в Стокгольме есть одна кафэшка, где все мороженое и наполнители делают сами. Я вот последний раз, когда домой к родителям заезжал, попробовал у них двойной пломбир с брусничным сиропом и тёртым горьким миндалем…

— Аллё, Айвенго, вы, случайно, не забыли, зачем приехали на другую планету? Мороженое с сиропом он пробовал… — шутливо проворчал Ричард.

— А что? Отличное мороженое. А сироп-то, сироп! Закончим дело, давай махнем в Стокгольм, не пожалеешь, спецагент!

— Хорошо, хорошо, наука. Давай лучше выкладывай, с чем приехал! — перевел разговор в деловое русло Сноу.

— Прагматик и трудоголик! — Блумберг достал свой МИППС.

— Эпикуреец и сибарит! — дежурно парировал Ричард и приготовился слушать.

— Значит, так, — начал Айво, допивая кофе. — Сразу скажу, что много узнать не удалось, но кое-что есть. Установлено, что с профессором Беллом в той или иной степени были знакомы все фигуранты нашего дела.

— Открыл Америку! — разочарованно протянул агент. — А я-то думал…

— Не подначивай, — отмахнулся Айво и продолжил. — Знакомы с ним были все. Но одни — заочно или лишь мельком видели на научных форумах, другие — лично и довольно близко. Например, что тебе рассказал Мюллер? Небось, отрицал всякую связь с Беллом?

— Отнюдь, — ответил Ричард. — Даже наоборот, он явно подчеркивал, что имеет привилегированные отношения с профессором, не в пример другим. Но этого он впрямую не говорил, это читалось между строк.

— Между строк… — повторил Айво. — Уверен?

— Уверен. Скажу более, только не обижайся. Ученые зачастую бывают более ревнивы, себялюбивы и капризны, чем даже представители богемы. Попробуй показать такому фрукту, что ты не знаешь о его гениальных открытиях или совместных трудах с великими учеными, где, по их мнению, последние играют роль свадебных генералов, не больше, а вся тяжесть исследовательской работы, анализа, научного инструментария и, в конце концов, сама идея принадлежат именно ему. Если он усомнится в том, что ты это знаешь, то либо потеряет к тебе всякий интерес, либо начнет рассказывать о своей работе. Не каждый способен выдержать рассуждения по поводу сверхспецифических научных исследований.

Айво пристально посмотрел на Ричарда:

— Хорошо, принято, зачет. Тогда просто факты по Мюллеру. Знает Белла более двадцати лет. Состоит с ним в деловой переписке, вот распечатка файлообменника между МИППСами Мюллера и Белла. Содержание некоторых писем говорит о том, что если австрияк и англичанин не были друзьями, то хорошими знакомыми — наверняка. Упоминаний топоскопа в письмах нет. Несколько раз речь заходила о телескопах, но мы проверили — говорилось о реально существующих оптико-механических и оптико-электронных астрономических приборах. Стать членом оргкомитета нынешней конференции Мюллера уломал Белл, тот вначале не хотел.

— А почему? — поинтересовался Ричи.

— Считал, что всё выльется в очередную пустопорожнюю говорильню. Как в воду глядел… — ответил Айво, не поднимая глаз от МИППСа.

— А как Беллу удалось его все-таки уговорить?

— Думаю, Сирилл Белл намекнул Мюллеру на нечто новое, что он собирается продемонстрировать во время форума. Наверное, речь как раз и шла о топоскопе.

— Похоже на то, — неуверенно согласился Сноу, пожав плечами. — По крайней мере, других весомых аргументов я не вижу. Но, с другой стороны, он же знал, что произошло в монастыре Санта-Моника, и не мог не предположить, что это топоскоп. Ммм-да, что у нас дальше?

Блумберг на секунду оторвался от своего коммуникатора и посмотрел на агента:

— Всех перечислять не буду. Скажу лишь о тех, кому можно, на мой взгляд, задать пару вопросов. О Мюллере я сказал. Теперь Моралес. Постоянный и довольно жесткий оппонент Белла. Именно он на той конференции в Буэнос-Айресе так раззадорил профессора, что тот в запале пригрозил продемонстрировать свое изобретение. Судя по некоторым данным, это ему удалось.

— А что там на самом деле произошло с этой часовней? Неужели реально исчезла? — заинтересованно спросил Ричард.

— Вот те крест, — побожился Айво. — Монастырь Санта-Моника основан аж в XXI веке монашками-лютеранками. Никогда он не был многолюден, в нем проживали, молились и трудились около двух сотен монахинь, и известен монастырь благодаря своему небольшому госпиталю, специализировавшемуся на редких тропических болезнях. Вторая достопримечательность — это небольшая, но очень высокая благодаря своему шпилю часовня, больше похожая на минарет. Лет пятьдесят назад, после смерти настоятельницы монастыря, сестры не смогли прийти к единому мнению относительно того, кто возглавит святую обитель. Вскоре после этого значительная часть монахинь покинула монастырь, а с ними и многие врачи из тропического госпиталя. С тех пор монастырь с каждым годом хиреет. Сейчас там живут всего три монахини, которые, конечно же, не могут поддерживать его в нормальном состоянии. Все, чем они там занимаются — это ухаживают за большим парком и садом и в скромном медицинском кабинете предлагают траволечение всем желающим за вполне умеренные цены. Большая часть здания и часовня в том числе находятся в плачевном состоянии. Теперь вот часовня совсем исчезла…

— А как она исчезла, кто-нибудь видел? — спросил Ричи.

— Нет. Она, как это ни странно, находилась не в самом монастыре, а чуть в стороне, на высоком холме. Вот, посмотри. — Айво продемонстрировал несколько трехмерных фотографий живописно расположенной и устремленной тонкой золотистой иглой в небо, но немного облезлой, часовни. — Часовня Санта-Моника Ель Приор исчезла 14 апреля 22.. года. Как — никто не видел. Просто монашки пришли поутру, а часовни-то и нет! В грунте остался точный слепок, вернее, выемка по контуру ее фундамента и всё. Места там довольно безлюдные, только этот монастырь, пара-тройка поселков, в которых живет человек по тридцать, не больше, да несколько десятков индивидуальных вилл, в которых прячутся от общества любители одиночества или просто оригиналы. Так что место для эксперимента выбрано довольно удачно. Лету на флаере от Буэнос-Айреса в скоростном режиме всего-то пятнадцать минут, а такая глушь.

Блумберг продемонстрировал вид местности с птичьего полета, потом еще уменьшил масштаб, чтобы наглядно показать взаиморасположение Буэнос-Айреса и Санта-Моники.

— Из этого следует… — начал Ричард.

— Из этого следует, что профессор Белл испытал свой топоскоп именно здесь.

— То есть испытал, но почему-то демонстрировать никому не стал. Почему? Сам испугался этого, как его…

— Сингулярного пространственного захлеста, — подсказал Айво. — Кто его знает, может и испугался, не ожидал, что сработает. Теперь не узнать… А экспертная комиссия не пришла ни к какому конкретному результату.

— А что там Мюллер говорил про какой-то шум или скандал, связанный с работой комиссии?

— Скандал? Ну не скандал, а так, словесная перепалка с легким постукиванием по морде. Дело в том, что Энтони Прайс выразил сомнение в справедливости выводов Мюллера. Тогда тот…

— Подожди, Айво! Прайс тоже присутствовал на конференции в Буэнос-Айресе? — выпрямился Сноу.

Швед оторвал взгляд от МИППСа и поднял удивленный взгляд на агента:

— Да, на неё приглашали некоторых фигурантов нашего дела. Даже не некоторых, а почти всех.

— Кого?

— Проще сказать, кого там не было. А не было там Лосева, Вердея и Нортропа. Остальные присутствовали на конференции.

— Интересно, почему они там были, зачем? — пробормотал Ричи.

— Спецагент, ты меня удивляешь, — пожал плечами Айво. — Где же еще им быть, как не на конференции по проблемам контакта с внеземными цивилизациями? Ты забыл, чем они в жизни занимаются? Я бы сказал, что странно как раз то, что там отсутствовали эти трое.

— И в чём причина их отсутствия?

— Ну ты даёшь, Ричи! То тебе рассказывай, почему одни там были, то — почему других не было, — проворчал Айво.