Аттик ничем не мог помочь павшему легионеру, но он первым настиг его убийцу. Не переставая поливать огнем беснующихся животных, Гальба краем глаза следил за тем, как капитан Железных Рук ринулся на ящера. Он магнитно закрепил свой болтер и теперь сжимал в обеих руках цепной топор. Аттик атаковал, не проронив ни единого слова. Он взмахнул топором, метя в горло рептилии. Движения капитана отличались механическим совершенством и изяществом. Оружие было массивным, но в его руках словно обладало весом и стремительностью рапиры. Его ревущее навершие впилось в шкуру чудовища. Машина и зверь взревели, первая на высокой скорости, второй — охваченный смертной болью. Из шеи ящера выплеснулся водопад жизненной влаги, залив Аттика с головы до пят. Голова животного заболталась, наполовину отпиленная. Тело продолжало стоять еще целых пять секунд после того, как умерло. Затем оно тяжело повалилось на землю.

Железные Руки перешли в наступление, зажимая стадо между стенами болтерного огня. Умерщвление, которое они несли плоти, стало брать свое. Местность превратилась в панораму кровоточащего мяса и раздробленных костей. Атака ящеров захлебнулась, и они теперь кружили в сумятице и боли, кидаясь как на космических десантников, так и друг на друга.

Один зверь вынырнул из глубины стада и благодаря массивному телу и скорости прошел прямо сквозь вихрь снарядов Гальбы. Легионер отодвинул Эрефрен еще дальше назад. Залитая кровью рептилия врезалась в сержанта, опрокинув его на спину. Огромная лапа наступила ему на грудь, вдавив в глину. Болтер отлетел за пределы вытянутой руки. С тем же успехом он мог оказаться на другом континенте. Эрефрен могла бы дотянуться до него, но она не знала, где оружие, и поэтому лишь попятилась от слюнявого рева.

Гальбу омыло хрипящим, вонючим дыханием ящера. Широко разверзшаяся пасть приближалась, готовясь заглотнуть его голову. Сержант ударил кулаком, попав в нижнюю челюсть животного и сломав ее. Осколки зубов впились монстру в небо. Ящер взревел и пошатнулся. Гальба откатился в сторону, схватил болтер и, поднявшись, тут же открыл огонь. Голова рептилии разлетелась кровавыми ошметками.

После этого бой окончился, превратившись в рутинную работу забойщиков скота, когда последние из рептилий были повержены. Наконец, звуки окружающих джунглей заглушили финальный треск болтерных снарядов. Земля стала скользкой от крови. Глина превратилась в темную, вязкую тину. Поляна перестала существовать. Теперь на ее месте была трясина. Гальба вернулся к Эрефрен и, чавкая по топи, они направились к месту сбора остальных легионеров.

Птеро стоял над одним из более-менее уцелевших трупов и, опустив шлем, изучал существо.

— Оно мертво, — сказал Гальюа. — Пусть оно тебя больше не беспокоит.

— Но, согласись, это неправильно, — стоял на своем Гвардеец Ворона. — Животные выглядят как травоядные. Разве ты этого не видишь?

— Да, но они не травоядные, и точка.

— Не соглашусь, брат. Мы совершим ошибку, если не уделим этому отклонению должного внимания, учитывая то, что с ними нам придется сражаться.

— Интересно, что вы скажете об этом отклонении? — окликнул их Даррас. Он стоял несколькими метрами ближе к склону просеки. Он также смотрел под ноги, но не на труп.

— В чем дело? — спросил Гальба.

— Взгляни на кровь.

Гальба так и сделал. В лужицах были крошечные завихрения. Кровь текла.

Она текла вверх по склону.

— Капитан, — провоксировал Гальба, — что-то всасывает…

Его слова оборвала вибрация земли. Она была слабой, но повсеместной. Дрожь походила на перекатывание мышц под кожей. Гальбе вспомнилось то, на что он наступил в глубоком мху. Он поймал Эрефрен за руку.

— Быстро, — шикнул он и перешел на бег. Он уже знал, что с тем, что приближалось, нельзя сражаться. Остальные отделения впереди них стремительно покидали просеку.

Земля взорвалась. На миг Гальбе почудилось, будто из глины вырвались щупальца. Затем сержант понял, что это корни. Толщиною с руку, длиною в пару десятков метров, они были спутанными, будто сети, и тянулись вперед, словно когти. С извивающихся и дергающихся корней, похожих на слепых змей, ищущих добычу, осыпались куски земли. Щупальце метнулось к одному из Саламандр Кхи'дема и свилось вокруг его руки. Другие корни плетьми потянулись к легионеру, в считанные мгновения опутав и обездвижив его. Он упал. Кхи'дем и остальные Саламандры принялись рубить корни, но новые возникали быстрее.

Гальба заколебался. Саламандры ринулись на помощь, но он был ближе. Сержант выругался, затем оставил Эрефрен со своим отделением.

— Береги ее, — приказал он Векту, своему апотекарию, и побежал назад.

Остальные собратья Кхи'дема и сами попались. Вокруг перчатки Кхи'дема свился корень, но он резко дернул рукой и оторвал щупальце, потом уклонился от других, что начали охотиться за ним.

Гальба выхватил цепной меч и обрушил ревущие зубья на опутавшие первую жертву корни. Едва он это сделал, как по вокс-каналу затрещал голос Аттика.

— Оставь их.

— Брат-капитан?

— Немедленно.

Он застыл в нерешительности, первый из чудовищных корней начал разваливаться под его мечом. А затем спираль вокруг Саламандра с треском стянулась. Движение было таким мощным, что Гальба пошатнулся. Кровь под невероятным давлением выплеснулась между мотками корней. Легионер походил на раздавленное в кулаке яйцо. Мгновение спустя, когда их достигли остальные Саламандры, сжался еще один кокон. Больше крови, неистовых брызг и посмертного крика легионера, когда сила непредставимого давления раздавила керамит на куски и обратила тело в месиво. Корневая система задергалась и задрожала. Она питалась, и у Гальбы сложилось кошмарное впечатление, словно растение излучает удовлетворение.

А затем появилось само существо, которое подпитывали корни. Оно вырвалось из-за линии деревьев выше по склону. Сначала по корням поползла сплошная масса зеленой плоти, но то был только предвестник. За ним шла изумрудная волна, пенящийся прилив высотою в три метра. Гальба понял, что это мох, разбухший от крови, и обезумевший от жажды получить ее еще больше. Он рос, ширился, словно чума, но со стремительностью и необратимостью шторма. Он также двигался, увлекаемый вперед спутанными, растущими корнями.

Это был голод, обретший жизнь. Он жаждал поглотить весь мир.

Прошло меньше пяти секунд после приказания Аттика. Задержка Гальбы уже была непростительной. Но она еще лишь могла стать фатальной. Здесь было не во что стрелять, нечего колоть, не с кем сражаться. Возможно, мох можно было сжечь, и двое легионеров Саламандр уже готовили огнеметы. Но ненасытный мох был стеною в целую просеку. Чтобы его остановить, потребовался бы тяжелый огнемет, вроде тех, что устанавливали на «Лендрейдерах».

— Уходите! — проорал Гальба.

Прошла еще секунда. Сержант увидел в позе Кхи'дема обозленную ярость. Мысль о побеге от бездумного врага, даже не отомстив за гибель боевых братьев, была попросту неприличной. Но любое другое действие было чистой воды безумием.

— Отходим, братья, — провоксировал Кхи'дем, и каждый его наполненный ядом слог был полон горечи.

Они побежали, и Гальба разделил гнев Саламандр. Они были легионес астартес, и отступление было для них немыслимым, но, тем не менее, они бежали, а у них за спинами бушевала изумрудная буря. Волна стала еще выше. Просеку накрыла тень. Она упала на лежащие впереди джунгли. Звук был еще более ужасающим, чем рев хищников, который предшествовал появлению мха. Это был свистящий, чудовищный выдох, «хххсссиииххх» сносимого ураганом леса, вот только без ветра. Но сам воздух двигался. То было дыхание чудовища, перемещение воздушных масс, вызванное движением нижнего яруса джунглей. Безмерность поднялась, и в ней ощущалось стремление — слепое, бессмысленное, но всепоглощающее вожделение, и она потянулась, чтобы сокрушить плоть и раздавить надежду. Ее призвала кровь, и она откликнулась на зов.