И из подножия шахты доносился шум, гам, рёв надвигающейся какофонии, возвещающей пришествие великого кошмара.

Свет ударил в символ купола. Стоявший у подножия Аттик не видел, как руна реагирует на столкновение, но слышал это и… чувствовал. Слышал, как открывается огромная дверь, врата из камня, железа и плоти. Чувствовал, как купол переполняет гниющая энергия. Чёрный камень пульсировал светом бездны. Разрыв продолжался, и Аттик теперь понимал, что худшее произойдёт внутри купола.

— Мне нужен путь в туннель, — приказал капитан Камну. — Немедленно.

— Мы готовы, брат-капитан, — ответил технодесантник.

Воины роты отступили, и Камн подорвал заряды. Раздался приглушённый, заглушённый гудением энергетического луча взрыв, но его силы оказалось вполне хватило, чтобы пробить стену каменной трубы, оставив брешь достаточно широкую, чтобы через неё смогли пройти три легионера. Подрывная работа была проведена мастерски — заряды оказались достаточно сильны, чтобы расщепить стену на части, не завалив обломками проход, и при этом не ослабить потолок так, чтобы тот рухнул. Путь был открыт.

Аттик вошёл первым. У его воинов был открытый путь обратно к поверхности, где, как знал капитан, их ждала война. Однако он помедлил. Дурун был уверен в том, что происходящее внутри неразрушимого купола было критически важным. Он вновь поглядел на туннель, размышляя, в чём же смысл их существования, если все пути ведут в тупики? Творение ксеносов — будь оно зданием, механизмом, или же и тем, и другим одновременно — было извращённым, имеющим неясное предназначение. Однако он уже знал, что в его частях не было ничего бессмысленного. У туннелей была своя цель. Если они существовали, то существовали для того, чтобы привести что-то в купол или выпустить что-то из него. Когда воины роты собрались в проходе, Аттик вновь вгляделся в стену купола.

— Что-то изменилось, — сказал он. Пульсирование здесь происходило быстрее, чем в остальное части полусферы. На него было больно смотреть. Это была тьма, которая ритмично мерцала, энергия, не принадлежащая ни к одной известной части электромагнитного спектра. Больной брат-близнец света. Частота мерцания нарастала на глазах и уже пересекала порог.

Аттик моргнул. Его глаза получали совершенно различную информацию, и вызываемый этим разрыв сбивал с толку, наполняя разум смесью мигрени и цифровой отдачи. Он закрыл сначала один глаз, а затем другой. Человеческий взгляд видел в пульсировании нечто невозможное и извращённое. Бионический же заметил нечто гораздо более пугающее. Он увидел проблески. Стена то появлялась в бытии, то исчезала со скоростью взмахом крыльев насекомого. Аттик взял кусок камня и бросил его в стену. Обломок распался на атомы.

— Это врата, — сказал подошедший технодесантник.

— И они открываются, — Аттик кивнул.

Мерцание происходило всё чаще, и по туннелю расходился гул, дрожь, сбрасывающая пыль с потолка. Тьма стала такой густой, что почти ослепляла.

— Железные Руки, оружие к бою! — отдал приказ Аттик. Его наполнило уверенное предвкушение. — Сейчас мы увидим нашего врага.

Гул нарастал, превращаясь в пронзительный вой. Природа мерцания вновь изменилась. Мгновения, во время которых врата находились в материальном мире, становились всё реже, короче, непостояннее. В войне побеждали осколки времени, в которых барьер был лишь иллюзией, воспоминанием о стене.

Воспоминание угасло. С резким треском рассеивающейся энергии врата исчезли. Путь в купол был открыт.

Как и путь наружу.

Аттик не стал ждать, пока появится враг. Он был вынужден лишь отвечать на его действия с самого возвращения с налёта при Хамартии. Довольно. Капитан вошёл под купол, держа руку на спусковом крючке болтера.

Пространство было заполнено грязным сиянием, ослабленным отблеском луча, ударившего в символ. Пол был гладким и лишённым чего-то примечательного, за исключением примерно пятидесятиметровой ширины террасы в центре. Внутренние стены покрывали руны, отличавшиеся от внешних большим размером и сложностью. Они являлись источниками света, однако бледневшего по сравнению с тем, что возникало в центре купола. Оно появилось как тонкая полоса в воздухе, тянущаяся к террасе от вершины свода. Линия, корчащаяся и дёргающаяся, словно схваченная молния. С каждым движением она оставляла за собой подобие, копию. За несколько коротких мгновений чёрная дрожащая сеть охватила всё центральное пространство, и продолжила расходиться, меньшие нити множились, пересекались, образуя всё более зазубренные очертания.

Быстро просканировав помещение, Аттик не обнаружил укрытий. Брони Железных Рук будет достаточно.

— Построиться дугой, — отдал приказ капитан. — Держите врата в центре. Они наши. Пусть ничто не пройдёт. Приготовьтесь к концентрированному обстрелу того, что появится перед нами.

Дрожь застыла. Лишь тогда Аттик понял, что смотрит не на паутину, а на грани треснувшей, расколотой реальности. Раздался рёв горна, сначала долгий и глубокий, а затем всё нарастающий от скорбного страха до полного удовольствия воя. Грани треснули и раскололись, падающие обломки рассекли материум. За хрупкой пеленой реальности их ждали глубины, бездны безумия.

И из этой бездны пришла армия.

Мычащие, блеющие, ржущие, рычащие, поющие, проклинающие и лепечущие орды хлынули в купол. Это был водопад чудовищности, потоп извращения: плоть, рога, копыта, пасти, когти, крылья, хвосты, клешни. Руки, бывшие клинками, клинки, бывшие глазами, оружия и доспехи, в жизни своей ставшие неразличимыми. Шкуры, багровые от гнева, розовые, словно уродливые младенцы, зелёные, как зараза, белые, как порча. Корчащийся и извивающийся рой личинок был ничем по сравнению с этим натиском. Черви были лишь наброском, созданным планетой подобием ужасающей идеи, которая теперь предстала во всей красе.

Аттик увидел своих врагов, и ими оказались демоны. Возможно, на каком-то уровне, существование которого он не желал признавать, капитан всегда знал, что его бой будет таким. Или, возможно, он просто радовался, встретив что-то, что можно убить. Дурун не знал, что было настоящей причиной, да и не заботился. Он принял реальность невозможного без колебаний и промедлений, и лишь это было важно.

— Убить всех! — приказал капитан, закричав, чтобы его было слышно сквозь вой надвигающейся на роту орды. Он стал машиной. — Не щадить плоть! — зарычал Аттик, когда снаряды начали разрывать первые ряды чудовищ. — Здесь нет ничего, кроме бесконечного прилива слабости. Мы отринули плоть и не позволим ей утянуть себя в болото. Истребить её! Очистить планету от ничтожной жизни!

Разрывные снаряды рвали цели на части. Некоторые демоны падали, погибая так же легко, как и обычные существа. Другие принимали разрывы на грудь, даже не сбиваясь с шага. Третьи же претерпевали преображение, корчась и вопя, мускулы, кожа и кости содрогались и трещали, пока не разрывались, и на месте одного чудовища появлялось двое. Из пробитой в реальности дыры продолжали извергаться всё новые твари. Бездны варпа полнились извращённой и прожорливой жизнью, и их отродьям не было числа.

Легионы наступали на единственную роту.

Наступающий клин демонический чумы почти прорвался к космодесантникам. Под смертоносным градом чудовища, изуродованные и разорванные на части, падали на землю. Умирая, они теряли свои обличья, плоть распадалась, выдавая свой врождённый изъян. Пол купола взмок от растекающихся тел. Наступление не замедлялось. В центре клина, придавая ему форму, наступала упорядоченная группа кроваво-красных рогатых жилистых зверей, вооружённых клинками длиной почти в рост человека. Кишащие вокруг сонмища чудовищ растекались, словно пена на гребне огромной волны. Демонов было так много, что они карабкались друг на друга, чтобы добраться до космодесантников. Их обличья были такими же разными, как их безумие. Некоторые были похожи на людей, и оттого их искажённые формы вызывали лишь большее отвращение. Другие смутно напоминали псов, но рогатых, бронированных, тяжёлых. Ещё больше было тварей, которым было невозможно подобрать хоть какое-то определение. Демоны были воплощённым хаосом, расползающейся опухолью из щёлкающих пастей и хлещущих щупалец.