Лена слушала. Хотелось смеяться, но она не смеялась, думала: шутит или не шутит?

А Борис, стараясь удержать её в комнате, говорил:

— Да и вы немного не правы. Разве есть закон или ну правило там, что ли, которое запрещало бы спать днём? По-моему, так и вам всё равно: находится ли моё тело в покое или в неравномерном движении. Вам обязательно пол мыть? Это пока для нас слишком! Мы за три месяца привыкли к такому полу, что этот пол кажется лично мне идеально чистым… А вы кто? — внезапно переменил он тон.

— Я, я — дежурная, и моя смена сейчас, — сказала Лена.

— А как вас звать?

— Лена.

— А меня — Борис, Борька. Вот и познакомились!

И Борис развёл улыбку до самых ушей. Лена тоже улыбнулась.

— Так, говорите, вставать? — спросил Борис и сделал движение, которое показало, что он сейчас вскочит. — А скажите, буфет когда у вас работает?

— Буфет уже закрыт, проспали вы, он работает до одиннадцати часов. Я несколько раз приходила, да вы все как мёртвые. Вставайте.

Сказала и вышла.

Борис вскочил и в одних трусах подбежал к Игорю.

— Вставай, Игорь, вставай!

Игорь заворчал и не встал, потому что знал, кто его будит. Борис принялся ходить по комнате, вслух разговаривать и греметь стульями. От шума ребята стали просыпаться. Садились, свесив голые ноги, зевали. Когда одевались, Борис рассказал о дежурной и вдохновенно расписал её портрет. Все заволновались.

Так началось знакомство.

Студенты жили шестой день. Лена слышала, как они ругали начальника экспедиции за то, что он не давал машины, и втайне радовалась, что машины нет. Лена узнала, что они все четырнадцать учатся на одном курсе и все вместе были на практике, на изысканиях, что среди них есть топографы и геофизики.

Каждый день теперь начинался приблизительно так:

— Здравствуйте, Лена! Доброе утро, Леночка! Леночка, привет!

В ответ:

— Здравствуйте, здравствуйте! Что?… Воды? Внизу. Она всегда там.

Их она уже называла — ребята. А ребята — по студенческой привычке — не позволяли Леночке убирать в комнате. Выделяли ежедневно дежурного, который и вытирал пыль, и подметал пол, а остальные в это время занимали Леночку. Она не думала стесняться. У ребят ей нравилось. Они шутили, рассказывали друг про друга смешное. Она садилась на стул, болтала ногами и весело смеялась. Смех у неё был мелкий и звонкий, как первый весенний ручеёк.

У ребят оказался маленький походный патефончик. Каждый вечер его крутили и с Леночкой танцевали по очереди, научив её танцевать по — ленинградски.

Иногда приносили вино и закуску. Шумно пили, но Леночка ни грамма таи разу не выпила. Вечера с вином проходили ещё веселее и даже бурно. Одно огорчало всех: в двенадцать часов нужно было кончать музыку, соседи требовали тишины.

Каждый вечер ребята рассказывали что-нибудь. Читали стихи и пели песни.

Когда читали стихи, Леночка внимательно слушала с широко раскрытыми глазами. Голос читавшего, то тихий и просящий, то жалующийся на что-то и становившийся ещё тише, сковывал её, и она сидела не шевелясь.

Леночка многого не понимала, но в комнате устанавливалась такая тишина, что казалось, и за стенами в номерах, и на улице или нет никого, или все замерли, прислушиваясь. И ей было хорошо-хорошо.

Как-то попросили Бориса прочитать что-нибудь Маяковского. Просили все, попросила робко и Лена. После чтения у Лены в ушах долго звучали слова первой главы «Облака в штанах». Она даже испугалась. Когда Борис читал, Лена смотрела на его изменившееся лицо, заблестевшие страшно глаза, а когда он, чуть нагнувшись, хриплым голосом, проведя взглядом по сидящим, обратился к ним:

Леночка испуганно отодвинулась и ухватилась пальчиками за чей-то рукав. Когда Борис кончил, все хлопали, благодарили. Леночка не всё поняла, о чём говорилось в стихах, но чувствовала, что Борис чем-то недоволен. «Но ведь это не его стихи!» — думала она.

После танцевали…

Тёте Маше ребята тоже нравились. Дома Лена много про них рассказывала, и тётя Маша, да и бабушка заметили, что больше всего она говорит про какого-то кудрявого Бориса.

— Что ты, Лена, заладила всё Борис да Борис? Их, чай, четырнадцать человек, — спросила однажды тётя Маша.

Леночка замолчала и покраснела, сама не зная от чего. Рассказывать про ребят стала меньше, да и вообще тише стала, будто затаила какую-то тайну.

После этого как-то встретились с Борисом взглядами, Леночка покраснела, опустила голову и выбежала из номера. Она стала реже бывать у ребят. Те обижались и сердились, обещали записать ей выговор по комнате. Если Бориса не было в номере, она смеялась и корчила Игорю смешные рожи, когда тот съедал от кого-нибудь «пилюлю». Но как только приходил Борис, Лена отвечала на вопросы односложно и скоро исчезала.

Как-то Борис принёс книгу на обмен. Поздоровался весело и стал рыться в Лениной библиотеке.

Леночка сидела сзади и чувствовала себя очень неловко. Встала и бесшумно за спиной Бориса выбежала за дверь. Борис выбрал книгу, оглянулся — Лены не было, удивился.

А Леночка убежала на второй этаж и стала быстро мести недавно подметённый пол.

Так началось.

Ночью Борис приснился ей. Он улыбался и что— то рассказывал. Тянул к ней руки и неслышно шептал. Леночка проснулась и не могла уснуть до утра. Сердце у неё никогда сильно не билось, а тут вдруг оно застучало, застучало громко и настойчиво, как ребёнок, обманутый и надолго запертый в пустой комнате. Спать Лена могла теперь только днём, дома, где запах стен, спокойное ворчание бабушки и тепло печки убаюкивали её.

В гостинице, лёжа ночью в постели, только дремала. Своё дело стала делать в каком-то забытьи, машинально, глядя куда-то мимо.

Леночка сама не знала, чего хотела. Но чувствовала, что-то должно произойти, и пугалась. Куда деть себя? Куда спрятаться? Вспомнила какие-то неясные намёки тёти Маши, которая насчёт чего-то неясно предупреждала, и совсем испугалась. Теперь, когда лежала в постели и старалась заснуть, вдруг казалось, что кто-то ходит по коридору, стоит у двери и слушает. Однажды ей показалось, что кто-то дышит за дверью. Она сжалась вся, укуталась в одеяло и лежала так долго, пока не уснула.

Время летело. Там, далеко, был институт, он звал и требовал к себе. Под напором студентов начальник экспедиции вызвал наконец машину из соседнего колхоза, куда та была отправлена на уборку. Но в трубке тоненький голос сказал, что пришлёт машину через три дня.

— Раньше никак нельзя: возят картошку, — сказал начальник, — дни на редкость, а там начнутся дожди.

Студенты вернулись от начальника, и поднялся спор. Кто говорил — и хорошо, коли опаздывают: у начальника взять писульку, что не по своей вине задержались, и баста! Кто не хотел опаздывать. Решали: брить бороды или не брить? Игорь говорил, что до самого Ленинграда поедет с бородой. Многие его поддержали. Спорили: где и когда писать отчёт, в споре распалились, и, когда прекратили его, захотелось веселиться. Борис, например, сказал, что у него такое состояние, что ему хочется или залезть на высокий кедр с голым стволом, или открыть форточку и закричать так, чтобы поднялась на ноги вся улица. Скоро едут! О!

Но кедра не было в комнате, кричать в форточку всё-таки не стоило, и взамен этого он вскочил на стул и крикнул:

— Ребята! А не выпить ли нам? А? Вечер накануне отъезда, Игорь, ну?

— Давай!

— Кто пойдёт в чайную? — Все молчали.

— Кидаем на морской счёт.

Кинули. Выпало Игорю. Тот поскрёб в бессилии затылок и бросил:

— Гоните монету.

Собрал деньги, ушёл. Все в ожидании притихли. Стучали по доске шашками, шаркали фигурки шахмат.