Но случилось так, что один злокозненный садовник[199] догадался, как любовники подавали друг другу сигнал, думая, что никто этого не замечает. Этот садовник отправился к королю Марку и рассказал все, как было.
Король Марк поверил этому. Он распорядился устроить охоту и отошел от своих рыцарей, будто бы заблудившись. Рыцари искали его по всему лесу, а король Марк взобрался на ту сосну, что росла возле источника, где мессер Тристан разговаривал с королевой.
И в ту ночь, когда король Марк сидел на сосне, Тристан отправился к источнику и замутил воду. Немного погодя к источнику пришла королева. Но тут ей вздумалось взглянуть на сосну, и она заметила тень более густую, чем обычно. Это вызвало у нее подозрение, и она, остановившись, заговорила с Тристаном таким образом: «Бесчестный рыцарь, я велела тебе прийти сюда, чтобы попрекнуть за твое великое злодеяние. Никогда еще ни один рыцарь не совершал такой низости, какую позволил себе ты, распуская слухи, позорящие меня и твоего дядю короля Марка, так тебя любившего. Ты рассказывал странствующим рыцарям обо мне такое, что никогда не могло даже в голову мне прийти. Да я бы скорее бросилась в огонь, чем опозорила столь благородного короля, каким является мой господин Марк. И поэтому, бесчестный рыцарь, я требую, чтобы ты незамедлительно покинул нас».
Тристан, изумленный этими словами, ответил так: «Мадонна, если коварные рыцари из Корновальи говорят обо мне подобные вещи, то прежде всего скажу, что я ни в чем не виноват, ибо никогда ничего такого не говорил. Пощадите, мадонна, во имя господа! Они мне завидуют, а я никогда не сделал и не сказал ничего такого, отчего могла бы пострадать ваша честь или честь моего дяди короля Марка. Но если вам угодно, я подчинюсь вашему приказу. Уеду, чтобы окончить свои дни в чужих краях. Но, быть может, прежде, чем умру, я еще понадоблюсь этим коварным рыцарям из Корновальи, как это было во времена Аморольдо,[200] когда я освободил их и их земли от ужасного и позорного рабства».
И не сказав больше ни слова, Тристан пошел прочь. Услыхав это, король Марк, сидевший над ними, очень был обрадован.
Когда наступило утро, Тристан сделал вид, что собирается уехать. Велел подковать верховых и вьючных коней. Слуги сновали кто туда, кто сюда; один нес уздечки, другой – седла, шум поднялся страшный.
Король был очень недоволен отъездом Тристана и, собрав своих баронов и рыцарей, послал их к Тристану с приказом не уезжать без его разрешения под страхом наказания. Король Марк распорядился также, чтобы и королева передала ему свой приказ не уезжать. Таким образом Тристан остался и не уехал. И не был застигнут врасплох, и не попался в ловушку благодаря мудрой уловке, к которой прибегли эти двое.
Новелла LXVI
[В которой рассказывается об одном философе по имени Диоген][201]
Был один философ, необычайно мудрый, по имели Диоген.[202] Однажды этот философ, искупавшись в яме с водой, грелся между камнями на солнце. А мимо проезжал Александр Македонский с огромной свитой. Увидел этого философа и сказал, обращаясь к нему: «О нищий мудрец, попроси у меня, и я дам тебе все, что пожелаешь».
И философ ответил: «Прошу тебя, не заслоняй мне солнца».
Новелла LXVII
[В которой рассказывается о Папирии, о том, как отец привел его на совет][203]
Папирий[204] был римлянин. Он был человеком могущественным и мудрым и превосходил всех в ратном деле. И когда римляне обсуждали, как защититься им от Александра,[205] они решили довериться доблести этого Папирия.
Когда Папирий был ребенком, отец брал его с собой на совет. Однажды совет потребовал соблюдения тайны. А мать Папирия всячески старалась у него дознаться, о чем римляне держали совет. Папирий, видя это ее желание, придумал, как получше соврать, и сказал так: «Римляне совещались о том, что лучше: мужчинам иметь по две жены или женщинам по два мужа, чтобы народу стало побольше, иначе Рим не удержит своих владений. И совет постановил, что лучше и приличнее мужчинам иметь по две жены».
Мать, пообещав ему сохранить это в тайне, открыла ее другой женщине, а та – третьей. И пошло от одной к другой, так что в конце концов весь Рим узнал об этом.
Собрались женщины и отправились к сенаторам и стали горько жаловаться.[206] А те очень испугались, что еще такое стряслось. Но узнав, по какой причине явились женщины, любезно их отпустили и одобрили мудрость Папирия.
И тогда римская коммуна постановила, чтобы ни один отец не приводил с собой сыновей на совет.
Новелла LXVIII
[О том, какой вопрос был задан Аристотелю одним юношей]
Аристотель был великим философом.[207] Как-то раз пришел к нему один юноша и обратился с таким необычным вопросом: «Учитель, я видел то, что было весьма противно моей душе: я увидел глубокого старика, совершавшего отвратительные безумства. И если старость в этом повинна, то я решил, что лучше умереть молодым, чем состариться и потерять рассудок. И поэтому, бога ради, посоветуйте, если можно, как быть».
Аристотель ответил: «Что я могу посоветовать, если природа с годами действительно дряхлеет; естественный жар тела остывает, разум слабеет.[208] Но раз уж ты столь предусмотрителен, я попытаюсь дать тебе совет. Старайся в молодости держаться всего прекрасного, приятного и честного, а также избегать всего этому противоположного. Тогда, состарившись, ты будешь жить порядочно, не благодаря природе или рассудку, а благодаря той прекрасной, приятной и давней привычке, которую ты приобрел».[209]
Новелла LXIX
[Рассказывающая о великой справедливости императора Траяна][210]
Император Траян[211] был на редкость справедливым властителем. Однажды, когда он собирался в поход на врагов со своими рыцарями, к нему бросилась одна женщина, вдова, и, ухватив за стремя его коня, обратилась с такими словами: «Мессер, воздай по заслугам тем, которые убили моего ни в чем не повинного сына».
Император ответил ей: «Я удовлетворю твою просьбу, когда вернусь».
Тогда она говорит: «А если ты не вернешься?»
На это он отвечает: «Тогда твою просьбу удовлетворит мой преемник». А она и говорит: «Ну, а если твой преемник не сдержит обещания, ведь ты окажешься моим должником. Но положим даже, что он мне даст удовлетворение, это все равно не искупит твоего долга. Хорошо уж, если он исполнит свои собственные обязательства».
Тогда император сошел с коня и воздал по заслугам тем, которые убили ее сына,[212] а затем ускакал и разгромил своих врагов.
А потом, вскоре после его смерти, блаженный папа святой Григорий,[213] узнав об его справедливости, отправился туда, где был он погребен, и со слезами воздав ему хвалу, повелел выкопать его останки.[214] Оказалось, что все, за исключением костей и языка, обратилось в прах. А это указывало на то, что был он справедливейшим человеком и судил по справедливости.
199
…злокозненный садовник… – у Беруля доносчиком является карлик Фросин.
200
Аморольдо – Морхольт, дядя Изольды, убив которого, Тристан освободил Корнуэльс от дани.
201
Сюжет новеллы восходит к Диогену Лаэртскому (О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, VI, 38). Непосредственный источник «Новеллино» – Валерии Максим (Factonim dictorumqne meinorabilium, IV, 3, ext. 4).
202
Диоген Синопский (413–323 гг. до и. э.) – философ школы киников.
203
Настоящий рассказ, засвидетельствованный уже в «Аттических ночах» Авла Геллия (Xoctes Alticae, I, 23, 4 – 13) и в «Сатурналиях» Макробия (Salurnaliorum convivia, I, 6, 19–25), приводит в своем «Историческом зерцале» Винцент из Бове (Speculum historiale, V, VI). Итальянская переработка этого сочинения, «Цветы и жития философов», легла в основу редакции «Новеллино» (Fiori e vite de'filosofi ed altri savi ed impcradori, XIII). Отделившись от имени Папирия, этот сюжет проникает в немецкую поэму о Соломоне и Морольфе, сохранившуюся в рукописи XV в. (см.: Веселовский А. Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине, с. 275–276), тогда как в древнерусской «Притче о женской злобе» имя Папирия сохранилось (см.: Памятники старинной русской литературы. СПб., 1860, вып. II, с. 468–469). Сюжетом воспользовался Ганс Сакс («Суд Соломона»).
204
Папирий – Луций Папирий Курсор, герой Самнитской войны 325 г. до и. э., пять раз был [консулом и дважды диктатором Рима.
205
Известно о том, что Александр Македонский готовился к войне с Римом, автор «Новеллино» мог почерпнуть у Винцента из Бове.
206
В «Цветах и житиях философов» говорится, что женщины отправились в сенат требовать пересмотра решения, ибо «много лучше, когда у женщины двое мужей, чем когда у мужчин две жены».
207
В Средние века философия Аристотеля считалась тем абсолютным пределом истины, которого может достичь человеческий разум без помощи откровения.
208
Ср.: «Наша природа спешит на подъеме и тормозит на спуске, поскольку природный жар уменьшается и слабеет, а влага сгущается» (Данте, Пир, IV, XXIV, 5).
209
Ср.: «Добродетели не даются нам от природы и не возникают помимо природы, но мы от природы имеем возможность приобрести их, путем же привычек приобретаем их в совершенстве» (Аристотель. Этика. СПб., 1908, с. 23).
210
Рассказ о Траяне и вдове восходит к Диону Кассию (Historia Romana, XIX, 5). Был очень популярен в Средние века («Хроника» Гелинанда, «Историческое зерцало» Винцента из Бове, «Золотая легенда» Иакова Ворагинского, ср.: Данте. Чистилище, X, 73–93). Легенда о том, что Траяна спасла от вечного проклятия молитва папы Григория Великого, впервые встречается в IX в. у Иоанна Диакона (Vita Sancti Gregorii Magni, IV, 44). В дальнейшем эта легенда обогатилась рассказом о кратковременном возвращении Траяна к жизни, в течение которого он успевает отречься от язычества и принять христианство. В таком виде легенда зафиксирована Фомой Аквинским (Summa Theologiae, III, LXXI. 5) и Данте (Рай, XX, 100–107). Первая часть данной новеллы (Траян и вдова) исходит из «Поликратика» Иоанна Сольсберийского (Polycralicus, VI. VIII), вторая часть (Траян и Григорий) – из Винцента из Бове (Speculum historiale, XXI, 22) через «Цветы и жития философов» (Fiori е vite de'filosofi ed al tri sa vi ed imperadori, XXVI).
211
Траян Марк Ульпий – римский император (08 – 117).
212
В Панчатикиано – Палатино 32 убийцей оказывается сын императора. Этот вариант восходит к «Золотой легенде» Иакова Ворагинского.
213
Святой Григорий – Григорий I Великий (535–604), папа римский (с 590), богослов и агиограф.
214
В «Историческом зерцале» Винцента из Бове сочувствие к Траяну у папы Григория пробуждает надгробное изваяние императора, где он изображен вместе с вдовицей.