Я расхохотался. Откинулся на спинку и расхохотался. Этим смехом из меня вышло все напряжение минувшего дня и вечера. Она, естественно, обиделась, но я не дал ей сказать ни слова:
- Марта, милая! Слушай внимательно! - подался вперед, нависая над ней, резко переходя от веселости к злости. - Вы никуда ни с кем не пойдете, и ни с кем ничего делать не будете! Я ясно выражаюсь?
Она недоуменно захлопала глазами. Я продолжил:
- Я - это я, понимаешь? Я - Веласкес! Во всяком случае, будем отталкиваться от этого утверждения! Если это не так - меня вышвырнут, но именно вышвырнут! Как нашкодившего щенка! Если так - тоже вышвырнут, но самому мне за это ничего не будет! Ни-че-го!!! - закричал ей в лицо. А тебя расстреляют! За неповиновение, за организацию дебоша и прочие "радости"! Я - проект, эксперимент, а вы - одни из них!
- Поэтому никуда вы не пойдете, лезть нигде не будете, а будете смирненько стоять и ждать окончания линейки, - закончил я тише, успокаиваясь. - Ясно выражаюсь?
Она уткнулась в стол, надув губы. Я вздохнул, переходя на нежный, почти ласковый голос - встряску она получила, не стоит отталкивать дальше.
- Поверь, если не получится у меня одного, а я трезво оцениваю свои шансы, то тем более не получится с вашей помощью. У одного меня шансов больше, гораздо больше. Понимаешь?
По ее щекам побежали слезы.
- Хуан, мы...
И она зарыдала. Да, не у одного меня такой напряженный день, у других он не лучше. Перекинул ноги на ту сторону стола, присел рядом и уткнул ее лицо себе в грудь.
- Знаю. Все я знаю... Но это не выход, поверь. Просто расстреляют не четверых, а всех, кого ты попытаешься вывести. В придачу к "сорок четвертым". Это не выход, пойми. Ты ведь понимаешь, неправда ли?
За ее спиной раздался ропот, девчонки принялись шептаться, переговариваться, спорить, но постепенно все стихло, в библиотеке установилась гробовая тишина. До девочек дошло. И слава богу - еще и их жизни на свой счет... Этого я не выдержу.
- А почему ты "Белоснежка" - заглянул я Марте в глаза, пытаясь отвлечь.
- Я... Это... - Она смутилась, убрала мою руку, и, сжав губы, уткнулась в столешницу. - Я не люблю об это говорить.
- В приюте назвали? - давил я.
Покачала головой.
- Нет. Здесь.
- За цвет кожи?
Она вспыхнула, и это хорошо - злость, агрессия на что-то постороннее, на отвлекающий фактор - лучшее средство от возможных безумств.
- Да, за цвет кожи! Как насмешка, ирония! Доволен?
Я покачал головой и вложил в голос как можно больше тепла.
- На самом деле Белоснежка была жгучей брюнеткой. Жгучей-прежгучей. А брюнетки в те годы в Северной Европе были знаешь какой редкостью?
Она озадаченно захлопала ресницами.
- Так что то, что ты мулатка - сродни черноволосости той, сказочной Белоснежки. Те, кто прозвал тебя так, были не так уж неправы, и ирония, насмешка, тут совершенно не при чем.
Кажется, я озадачил не только ее. Все полтора десятка присутствующих застыли с отвиснутыми челюстями.
- А ты знаешь Белоснежку? Сказку? - задал кто-то глупый вопрос. Но глупый для меня, мальчика, воспитанного мамой. И не просто мамой, а лучшей мамой на свете. Для них же, сирот, весьма и весьма болезненный - сомневаюсь, что подавляющему большинству в детстве вообще что-то читали. А в приюте... Да уж, не стоит об этом!
Я кивнул.
- Разумеется. Хотите, расскажу?
Мог и не спрашивать. Теперь все глаза уставились на меня с ожиданием, переходящим в восхищение. И это правильно - лучше пусть слушают сказки, чем строят злокозненные "глобальные" планы на завтрашнее утро. И я начал.
- В далеком-далеком королевстве давным-давно жили король и королева. Счастливо жили, хорошо, но вот беда, детей у них не было. И вот однажды зимним холодным днем королева сидела у окна и шила, и нечаянно уколола палец. И подумала: "Ах, если бы у меня родился ребенок, такой же белокожий, как снег, румяный, как кровь, и черноволосый, как эта оконная рама..."
Сказка произвела фурор. Я сидел на столе, возвышаясь над всеми, словно на трибуне, а слушавшие смотрели на меня, раскрыв рты. Я рассказывал без прикрас, средневековую жесткую версию, совсем не детскую, и это наложило дополнительный отпечаток - видно, кое-кто все же эту сказку знал. В детской редакции.
- Ну и извращенец же этот принц! - гадливо выплюнула одна из девочек Марты. - Мертвую!.. Насиловать!..
Я покачал головой.
- Она была не мертва. Это, говоря нашим языком, летаргический сон. Но сказка не об этом. Дело в том, что мир тогда был более жестоким, понимаете? Прав был тот, кто сильнее. Зажать и отсемафорить какую-нибудь крестьянку, или припозднившуюся горожанку, считалось само собой разумеющимся, это даже преступлением не считалось. Тогда ничего не стоила сама жизнь человека, что уж говорить о более мелких прегрешениях?
Эта сказка о том, что принцесса, даже будучи мертвой, сумела воздействовать на принца, изменить его. Он стал лучше от любви к ней, хотя она, заметьте, лежала в летаргическом сне. Эта сказка о большой и чистой любви, которая заставляет раскаяться закоренелых жестоких извращенцев, изменяет их в лучшую сторону. Принц был скотом, а стал нормальным, и это ее заслуга.
Девчонки сидели подавленные. Молчали. Долго сидели. Наконец, по лицу Марты потекли слезы, она в голос всхлипнула и зарыдала.
- Я плохая Белоснежка!..
Я как сидел, так чуть не упал. Рассказал, называется! На свою голову!
Она снова уткнулась мне в грудь. Mierda, будь проклят миг, когда я выбрал именно эту сказку! Мог ведь выбрать любую, почему именно ее?
- Я не смогла воздействовать на своего принца! - продолжала она. - Не сделала его лучше!
- Успокойся... Все хорошо... - пытался воздействовать я на нее, но без видимого успеха. - От тебя ничего не зависело, Марта!.. Принц принцу ведь тоже рознь!
Она подняла взгляд, внимательно посмотрела мне в глаза.
- Хуан, почему не все принцы такие, как ты?
Глава 5. La fe. La conciencia. El honor(z)
Т-р-р-р! Т-р-р-р! Дроид, прошитый очередями насквозь, не упал, а продолжил двигаться. Качественные штуковины! Но не бессмертные, третья очередь все-таки задела в нем что-то важное. Не останавливаясь, робот растянулся на земле, смешно дрыгая ногами. Новый противник. Нет, здесь без очередей - прикладом его. Ага, контратака. Уход, удар, на сей раз в челюсть, со всей силы. На лице вмятина, но это, естественно, дроида не остановит. Ладно, хватит, пора закругляться.
Уйдя от следующего удара, я включил боевой режим на предел возможностей и понесся прочь, к выходу. Девять испорченных роботов, не подлежащих восстановлению, каждый из которых стоит баснословных денег - для утра достаточно. Не считая подлежащих ремонту, конечно. Ладно, ее величество женщина не бедная, купит еще.
А вот и выход, через какие-то сто метров. Теперь повернуть в закуток, присесть под стойкой металлоконструкции. Не под этой, следующей, с примечательным кирпичом слева, явно рукотворно поставленным "на попа". Отстегнуть рожок, потрясти, проверяя гранулы. Проверить батарейку. И как бы невзначай пошарить рукой в небольшом углублении у основания опоры. Есть, на месте, не обманула Капитошка! Осторожно вытащить, засунуть в отсек для боеприпасов на поясе. Следующий предмет. Его спрятать сложнее, но ничего, я в боевом скафандре, а в нем можно спрятать самого черта, если не нагребать под завязку боеприпасов. Неспешно пристегнуть рожок - камеры должны сообщить возможному наблюдателю, что я проверяю оружие - вполне логичное действие в моем положении. И снова вперед, на финиш. Перед ним еще три робота, так что проверка боеприпасов будет выглядеть вполне обоснованной.