Девочки вышли, остались лишь действующие хранительницы. Смотрели на меня, ничего не говоря. Я смотрел на них.

  - Ты все понял? - нарушила молчание Оливия.

  Кивнул.

  - Мы за тобой наблюдаем. Больше не делай ошибок.

  - Какой вам в этом интерес? - усмехнулся я. - Ведь если я правильно понимаю, лично ты с удовольствием слила бы меня в канализацию.

  Она скривилась и обреченно вздохнула, дескать, какой же этот юноша непроходимо тупой.

  - Нам работать, Шимановский. Нам с тобой. В паре. И я очень хочу, чтобы у нас все получилось. Вопросы есть?

  Я отрицательно покачал головой.

  - У меня нет. Но все это актуально, только если они, - я ткнул пальцем в потолок, - больше не подложат свинью.

  - Не подложат, - довольно растянула губы хранительница. - Больше не подложат. Они достигли своих целей, больше нет смысла нагнетать обстановку. Так что теперь все, что будет происходить, на твоей совести. Ты нас понял.

  - А они не... Не того? - не нашел слов, чтоб быстро сформулировать я. Она отрицательно покачала головой.

  - Не должны. Сейчас обсуждается вопрос о переводе их в наказующие, там им будет не до тебя. Это карт-бланш, Шимановский. - Она усмехнулась. - Раз они, - палец так же вверх, - тебя взяли, значит докажи, что сделали это не зря. Иначе происходящее не имеет никакого смысла.

  Я перевел глаза на Мамочку. Та сидела с показным равнодушием на лице, но я почувствовал ее ОЧЕНЬ большую заинтересованность. Она впитывала происходящее, как губка, делая свои выводы и намереваясь сделать их еще более далекоидущими чуть позже, когда впечатление о встрече уляжется. Что ж, возможно, с нею и ее звеном мне так же придется работать, и обе девочки (как и их звенья) об этом осведомлены. А жизнь не такая скучная штука!

* * *

  Гермозатвор был поднят, створки открыты. Я заглянул внутрь, не входя - во избежание. Но нет, эмоции схлынули, в душе ее осталась одна пустота - бросаться на меня не будет.

  Катарина бродила по кабинету и складывала вещи в две большие коробки. Неспешно, прощаясь. Не "словно", именно прощаясь, ставя точку в своей многолетней здесь работе. Она не разделяла моего оптимизма по поводу своего возвращения.

  - Как ты?

  Обернулась. Глянула... Нет, не с ненавистью. И не с презрением. С тоской.

  - Уже лучше. - Кивнула. - Заходи. Бить не буду.

  Я вошел. Сел на один из стоящих в дальнем углу стульев.

  - Как себя чувствуешь?

  Покачала головой, словно отгоняя наваждение.

  - А как ты думаешь?

  - Они тебя вернут. Вот увидишь.

  Из ее груди вырвался хриплый смех. Села напротив, рядом со столом, опустила голову.

  - Эх, мальчик-мальчк!..

  Молчание.

  - Я больше не нужна им, зачем меня возвращать? Фигура отыграла, можно убрать ее в коробку.

  Я отрицательно покачал головой.

  - Не отыграла. Игра продолжается, а я слишком важный, чтобы рисковать в таких мелочах. Я слишком беспокойный и непредсказуемый, мне нужен настоящий полноценный куратор, а не "добрая тетушка". Человек, знающий подопечного как свои пять пальцев и имеющий на него реальное влияние. Кроме тебя некому.

  - Да уж, большое я имею на тебя влияние! - Она засмеялась. - Такое, что...

  - Вот только не надо себя недооценивать, - хмыкнул я. - Ты добилась многого. Слишком многого, чтобы убирать тебя в коробку.

  - Потому ты и "слил" меня, что я многого достигла? - она вновь засмеялась, но больше подошло бы "закаркала". - Избавился от влияния? А заодно отомстил за тюрьму и подвал Кампоса?

  В ней говорила злость, я ее понимал. Особенно учитывая, что она женщина, а женщины в таком эмоциональном состоянии редко говорят адекватные вещи.

  - Ты же знаешь, что это не так, - попробовал убедить я и обезоруживающе улыбнулся. - Просто мне больше негде было взять оружие, только и всего. Как только всё успокоится, они вернут тебя и всё будет в порядке.

  - Значит, эта катавасия только ради оружия? Ради одного единственного игольника? Ты "сливаешь" друзей, хороня устоявшиеся отношения только ради того, чтобы помахать у кого-то перед носом глупой железякой?

  - Друзей? - Я нехорошо усмехнулся, начала разбирать злость. Задумался. Затем перешел в наступление, чуть не сорвавшись на крик.

  - Вот только не надо этого разводить, пожалуйста! Про "дружбу" и "хорошие отношения"! Это твоя вина, что произошло именно так, что я избрал тебя мишенью!

  Ты спишь со мной, да, но я понятия не имел и не имею, кто ты! Друг ты мне или враг? Я понятия не имею, что ты сделаешь, если отвернусь! Понимаешь? С кем ты? Со мной или с ними? Ты отстаиваешь мои интересы, или их, используя постель лишь как средство давления на меня? Как форму контроля?

  Я почувствовал, как задрожали кончики пальцев. Давно следовало это сказать, жаль, что довелось при таких обстоятельствах.

  - Я ничего о тебе не знаю. Я ничего не могу в тебе прочесть. Ты же дистанцируешься, пытаясь усидеть на двух стульях, и с ними, и со мной. А это опасная игра, Катюша. Я никогда не подставлю своих, да, но вот своя ли ты?..

  - Я не могу так, - подвел я итог. - Я сделал это, потому, что своей не считаю. А с ними у меня был и будет разговор короткий, с волками жить - по-волчьи выть. И этот завет, кстати, привила мне именно ты.

  - По волчьи выть... - горько потянула она. Задумалась.

  Я понял, она уже не раз раскаялась за эти дни в своей, скажем откровенно, высокомерной политике общения со мной. Катарина считала меня маленьким и глупым, а себя - взрослой и всемогущей, и неприятно удивилась, что богиней для меня не является. Что я тоже могу подставить, плевав на заслуги, регалии и достижения, руководствуясь единственным принципом, которого она сама придерживается - целесообразностью. Она ведь пыталась быть для меня другом, я видел те робкие попытки. Но раз за разом сама же строила стену, на которую натыкалась и уходила, считая, что имеющегося уровня отношений достаточно. Что форсировать их - терять авторитет, терять позиции, проявлять слабость. Потому мне ее не жалко. К сожалению, это ее жизнь и ее уроки.

  ...Но это не оправдывает того, как поступил я, не оправдывает меня. А поступил я плохо.

  - Я согласна, виновата, что так и не решилась стать "своей", - продолжила она с желчью в голосе. - Но неужели я тебе враг, Хуан? - Она гордо вскинула подбородок. - Неужели наши отношения опустились до того, что ты увидел врага? Ведь то, что ты сделал... Я врагу не желаю такого! Это жестоко, Хуан, очень жестоко! Лучше бы ты отдал меня на растерзание бандитам Кампоса, как я отдала тебя, лучше бы меня били и унижали, как тебя в тюрьме, но НЕ ТАК, Хуанито!!! - сорвалась она на крик. - Неужели я заслужила такое?

  Я молчал. Опустил голову и молчал. А что тут сказать?

  - Ты не представляешь себе, что значит... - Голос дрогнул, она отвернула голову, чтоб не показать, как увлажнились глаза. - Ты не представляешь, что значит лишиться всего. Это мой дом, понимаешь? У меня есть шикарная квартира, несколько дорогущих машин, счета в банках, связи, какие-то люди, которых я называю друзьями... Но мой дом - здесь. Здесь моя семья и близкие. ТАМ я никогда не буду чувствовать себя в своей тарелке, никогда не буду дома.

  Это конец, Хуан. Конец всему. Конец жизни. Ты не представляешь, что он означает для такой, как я.

  Ее голос снова вздрогнул, а по щекам потекли слезы.

  "Ну что, Шимановский, довел до слез саму Лока Идальгу. Как ощущения?" - съязвил внутренний голос. Если бы можно было, я бы в него чем-нибудь запустил.

  В принципе, я не думал, что ее выгонят. Что отстранят - да, разумеется, предвидел. На время. Совет же рассмотрел ее дело и вынес вердикт: "Злоупотребление полномочиями и пренебрежение обязанностями". И постановил - вышвырнуть Лока Идальгу в народное хозяйство, в ее услугах корпус телохранителей больше не нуждается. Когда я узнал об этом, уже в тюрьме, меня прошиб холодный пот, но сделать что-то было поздно. Да и теперь говорить и оправдываться нет смысла - что свершилось, то свершилось, изменить нам ничего не дано. Мы можем только сражаться за то, что будет. И я попытаюсь, обязательно попытаюсь. Поставлю всех на уши и добьюсь своего. Но это будет потом. Сейчас же мне нужно успокоить ее, хоть как-то обнадежить. Не дать остаткам наших отношений провалиться в тартарары.