Крупное произведение с одним — двумя иноразмерными кусками — это еще не полиметрия. Иноразмерные куски в нем — «вставные номера», воспринимаемые обычно как цитата. Например, нестрофическое письмо Татьяны и песня девушек в «Евгении Онегине». Иное дело — «кусковая» полиметрия из сопоставимых по величине фрагментов. В XVIII в. так писали либретто опер, кантаты, хоры. В этом случае изменение размера обозначало переход от одной роли или партии в хоре к другой. Примеры в книге не приведены, потому что произведения этого жанра очень велики, а отрывки из них не дадут представления о композиции целого. В сравнительно небольших произведениях «куски» могут быть композиционно организованы: двухчастная композиция (II, 59; IV, 104; V, 11); трехчастная композиция типа аба (II, 94; IV, 40); урегулированное чередование строф разных размеров или разного строения — такая композиция может сблизиться с развернутым рефреном (II, 66, 95; III, 72; IV, 82); наконец, деление произведения на ряд «кусков», различных и тематически, и метрически (IV, 83; V, 14, 17). Такая композиция встречается в поэмах Некрасова («Современники»), Маяковского («Хорошо!») и др. Того же типа полиметрию встречаем в детских сказках К. И. Чуковского (V, 31). Он сам теоретически обосновал такую структуру {Чуковский, 706}.

Встречаются и полиметрические строфы: стихи разных размеров чередуются в них в строго определенном порядке (III, 45, 58; IV, 32). Это уже переход к строфическому логаэду. Если разноразмерны полустишия, это логаэд строчной (IV, 77).

Чередование в стихотворении кусков одного метра, но разных размеров назовем полиструктурой.

Еще в XIX в. были единичные опыты сложных структур, когда менялись размеры не только в «кусках», но и внутри «кусков», так что смена размера не была мотивирована содержанием (II, 61). В творчестве Хлебникова и некоторых его последователей наряду с «кусковой» полиметрией (IV, 130) нередки переходы от одного размера к другому в пределах одной рифменной цепи, даже внутри одного предложения, без всякой тематической обусловленности — такую форму можно назвать зыбким метром (IV, 128, 132, 135; V, 105). Устойчивой традиции подобный стих не образовал.

Даже из этого краткого очерка видно, как разнообразен русский стих. Некоторые его формы жили недолго и стали достоянием истории; многие живут по сей день. Каждый период вносит нечто новое, что остается в наследство потомкам. Современная поэзия поражает богатством форм — как доставшихся от прошлого, так и найденных недавно и изобретаемых сегодня.

Петровские реформы определили решительный перелом в русской жизни. Начался новый период истории России. Новый характер приобретает и литература, прежде всего поэзия. Это время формирования и расцвета классицизма, время утверждения русского просветительства. Конец столетня ознаменован появлением писателей-сентименталистов и стремлениями к демократизации поэзии.

Метрика, ритмика. В первой трети XVIII в. еще господствовал силлабический стих. Главные его признаки — равносложность стихотворных строк, сплошная женская рифма; господствующие формы — 13-сложник с цезурой после 7-го слога (7 + 6) и 11-сложник (5 + 6). Неупорядоченность в расположении ударений делала его недостаточно ритмичным. Поиски новых форм стиха, соответствующих естественным свойствам русского языка, завершились теоретическими изысканиями и поэтической деятельностью В. К. Тредиаковского и М. В. Ломоносова, к которым вскоре присоединился А. П. Сумароков.

В 1735 г. вышел в свет «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» Тредиаковского, в котором он ратовал за новый, «тонический», разделенный на стопы, стих. Тредиаковский предлагал писать только 2-сложными стопами, из которых высоко ценил хорей, а «иамб» полагал «весьма худым»; примеры в тексте и приложенные стихотворения написаны только хореем.

Реформа Тредиаковского не была последовательной. Ссылаясь на установившуюся традицию, он сохранял непременную равносложность стихов и поэтому возражал против принятого в любимой им французской поэзии чередования мужских и женских рифм, во французской терминологии mariage — супружество рифм. (Во французском языке XVI в. прилагательные и некоторые существительные женского рода имели ударение на предпоследнем слоге, мужского рода — на последнем, отсюда и термины. С XVII в. конечные «е» стали «немыми», но в стихах и пении по традиции произносились.) Метафорически развивая французский термин, Тредиаковский писал, что сочетать женские рифмы с мужскими — все равно, что выдать замуж младую «европскую красавицу» за «дряхлого … девяносто лет имеющего арапа» {Тредиаковский, 383}. Образец 13-сложного хорея Тредиаковского — его «Элегия» (I, 1).

В 1739 г. студент М. В. Ломоносов, изучивший трактат Тредиаковского, прислал из Германии в Академию наук «Письмо о правилах российского стихотворства» и приложенную к нему «Оду … на победу над турками и на взятие Хотина» — первый русский 4-стопный ямб. Ломоносов довел до конца реформу, начатую Тредиаковским; в «Письме…» он утверждал, что в русском стихе возможны и 2-сложные, и 3-сложные стопы, но сам писал только 2-сложными; ямбы он считал лучшими для «высокого» слога, хореи — для выражения «аффектов» (чувств). Отказался он и от равносложности стихов. Поклонник немецкой тонической поэзии, не любивший французскую, он тем не менее ратовал за чередование женских и мужских рифм: «… для чего нам … самовольную нищету терпеть и только одними женскими побрякивать, а мужеских бодрость и силу … оставлять?» {Ломоносов, 489–492}. Лет двенадцать спустя он напишет насмешливое полемическое стихотворение, в котором, выворачивая наизнанку метафору Тредиаковского («Штивелия»), объявит мужскую рифму «завидным молодцом» и «законным мужем» женской (I, 10). Правило чередования утвердилось в поэзии XVIII в., ему следовали во всех жанрах, кроме любовной «песни»: они действительно обычно писались на популярный песенный мотив, их ритм был задан мелодией. Сплошные мужские рифмы в высоком жанре — едва ли не единичное исключение (I, 5).