Молль рассказал, что все студенты техникума были призваны в Красную Армию на второй день войны. Он же не явился в военкомат по той причине, что сосед сказал ему, будто немцев в армию не берут. Он пошел работать на оборонительные сооружения, где и познакомился с Матерном. В канун прихода гитлеровцев решили вместе пробираться на восток. Матери обещал устроить его на какую-нибудь работу в театр, как только они разыщут его на Урале.

Белоглазову стало всё ясно. Он подошел к шкафу, вынул оттуда папку и, найдя нужную страницу, положил перед Моллем. Прочитав, тот покрылся крупной испариной. Молль и его хозяева не учли одной существенной детали. Никаких распоряжений в дни, когда Моллю и Матерну надлежало явиться на призывной пункт, не было.

В этом сказывался один из весьма характерных просчетов гитлеровской разведки в начальный период войны. Опьяненные первыми успехами, они сами для себя создали иллюзию «широкого выбора». Из темных подворотен к ним хлынула нечисть всех мастей, и абвер наивно полагал, что источники эти неиссякаемы. Поэтому гитлеровские разведчики не очень-то заботились об отработке прочных легенд своим новоиспеченным агентам. Видимо, они считали, что если два-три шпиона провалятся за линией фронта, то в этом большой беды не будет: аналогичное задание выполнят другие.

Пауза затягивалась, и Молль разволновался.

– Нас расстреляют как дезертиров?

– Это дело трибунала. Но судить вас будут как немецких агентов.

– Но мы не сделали ничего плохого. Мы действительно не знали о том, что такого распоряжения тогда ещё не было. С первою дня все были так настроены против немцев.

– А как относились к вам люди, с которыми вы работали на укреплениях?

– Мы скрывали свою национальность…

– А друг другу всё-таки открылись? Ведь до этого вы знакомы не были.

– Это произошло совершенно случайно. Матерн сказал мне…

– Послушайте, Молль, неужели вы думаете убедить кого-нибудь, что в прифронтовую зону вас, немцев, пропустили без предварительной проверки документов? Через два часа я вас вызову снова. Хорошенько подумайте. И мой вам совет: не пытайтесь давать нам запасную легенду. Говорите только правду. Это в ваших же интересах…

История падения двух этих молодчиков особой оригинальностью не блещет. Дети зажиточных родителей, они были воспитаны в частнособственническом духе. И когда разразилась война, всенародное горе было воспринято ими как досадная помеха на пути к сытой и беззаботной жизни. Кроме того, не давала покоя боязнь за свою шкуру. Оба воспрянули духом, когда прочитали листовки, где говорилось, что фольксдойче получат от немецкого командования особые привилегии. Будущее уже не рисовалось столь мрачным.

При подходе немцев к городу они не эвакуировались со своими коллективами, а затаились по норам. И лишь спустя несколько дней после установления в Киеве «нового порядка» Матерн и Молль явились к немецким властям и предложили собратьям свои услуги. Да, ни актеры, ни физруки в тот момент фатерлянду нужны не были. Но их, как фольксдойче, отлично знающих русский и украинский языки, обычаи, порядки и законы в Советской стране, наметили использовать в другом направлении – на агентурной работе в советском тылу. За неё они и их родители после окончания войны получат крупные земельные владения на Днепропетровщине и смогут тогда в неограниченном количестве использовать дармовую рабочую силу местного населения.

Офицер-вербовщик всячески старался польстить их самолюбию, взывал к величию германского духа, говорил, что не к лицу двум таким бравым молодым немцам просиживать штаны в канцеляриях или состоять переводчиками при городской управе. Рейх велик и непобедим, а разведка – глаза и уши рейха. Разве может быть более почетное задание для каждого настоящего немца? Ощущая легкий холодок в груди, Матерн и Молль тут же подписали обязательство работать на абвер. И уже на следующий день они выехали в Полтаву для обучения в разведывательной школе, организованной здесь абвером.

Курс «наук» был сжат до предела. И уже через месяц Матерн и Молль получили первое задание: пробраться в Сталинград, установить, какие заводы работают на оборону и какую выпускают продукцию, обозначить на карте расположение воинских частей и складов, выяснить, вывозятся ли из города запасы хлеба и где именно они хранятся, и главное, постараться уточнить, готовится ли Сталинград и эвакуации. Прочно обосновавшись на месте, агенты должны были также организовать на оборонных заводах и складах ряд диверсий.

На выполнение задания им дали три месяца. По приезде в Сталинград они должны были устроиться на работу и постепенно заводить знакомства среди заслуживающих, с их точки зрения, доверия лиц. В разведке им советовали основную ставку делать на выходцев из немцев с Поволжья. Крайний срок возвращения в Полтаву – апрель 1942 г.

Оставив на руках у них подлинные документы и положив в основу легенды настоящие их биографии, абверовцы преследовали определенную цель. И Матерн и Молль были призывного возраста. Человека любой другой национальности, задержанного в прифронтовой зоне, сразу же заподозрили бы в уклонении от призыва. Немецкое же происхождение двух агентов, «не призванных в армию», по мнению абверовцев, обеспечивало им свободное продвижение в глубь страны. Но у немецкой разведки и здесь получился просчет.

Анализируя показания Матерна и Молля, сотрудники особого отдела Юго-Западного фронта выделили для себя четыре основных момента. Само по себе важным было уже то, что два опасных преступника не смогли выполнить задания, их подрывная деятельность в крупном промышленном центре, снабжавшем фронт боевой техникой, боеприпасами и людскими резервами, была пресечена в самом зародыше. Кроме того, от них особый отдел фронта получил первые сведения о создании немцами разведывательных школ на оккупированной территории. Особый интерес вызывала школа в Полтаве – осиное гнездо в непосредственной близости от фронта. Сведения о месте её нахождения, профиле, преподаваемых дисциплинах, режиме, сроках обучения, руководстве школы, о преподавателях, вербовщиках и обучающихся в ней были очень важными козырями в разгоревшейся борьбе с абвером.

Матерн и Молль сообщили также, что на окраине Киева, в Дарнице, немцы создали большой лагерь для советских пленных командиров и что при этом лагере работает группа офицеров гестапо и абвера, которая подбирает «курсантов» для Варшавской школы абвера, где готовятся агенты-разведчики и агенты-диверсанты. Таким образом, чекисты получили возможность в самое ближайшее время предпринять контрмеры, в результате которых эффективность действия двух главных на этом участке фронта центров абвера могла быть сведена до минимума.

Два других момента, выделенные сотрудниками особого отдела из показаний Матерна и Молля, носили стратегический характер. И о них немедленно было доложено советскому Главному Командованию. Агенты сообщили, что в Полтаву они должны были возвратиться не позже апреля 1942 г. Это давало основание считать, что штаб группы армий «Юг» и абверовский орган при нём предполагают находиться в Полтаве, по крайней мере, до апреля. Следовательно, немецкое командование в течение зимы и первых месяцев весны не намечало на Юго-Западном направлении крупного наступления. О предполагаемом же направлении главного удара гитлеровцев в весенне-летнюю кампанию можно было судить уже по тому повышенному интересу, который проявлял абвер к Сталинграду. Как показали дальнейшие события, предположения чекистов полностью оправдались.

Говоря о неоценимой помощи, которую постоянно оказывали нам, работникам органов госбезопасности, советские люди, я не могу не вспомнить о Степане Митрофановиче Челомбитько, начальнике цеха одного из запорожских заводов. Под беспрерывными бомбежками он демонтировал и эвакуировал на Восток ценнейшее оборудование. Четыре транспорта отправил на Урал Степан Митрофанович, а с пятым, последним, застрял на одной из пригородных станций Воронежа.

Общее горе и общая судьба сближают людей. Поэтому, когда на станции Воронеж Челомбитько познакомился со своим донецким коллегой Петром Коломийцем, который вот уже вторую неделю мытарился с особо важным грузом под непрекращающимися бомбежками, он проникся к нему глубокой симпатией и сочувствием. Ночевали на вокзале, а по утрам расходились каждый по своему ведомству выбивать зеленую улицу на Восток. По вечерам встречались вновь, разживались кипятком и, гоняя чаи, сетовали на неразбериху и поругивали бюрократов. Настойчивость Степана Митрофановича в конце концов была вознаграждена. Пробившись к самому высокому железнодорожному начальству, он не только лучшим образом устроил свои дела, но и замолвил словечко за Коломийца, рассказав, что без оборудования, которое тот сопровождает, не может быть пущен завод. Начальник оказался человеком государственным и сказал, чтобы Коломиец явился к нему со всеми бумагами в семь часов утра.