Потом мы с Уудмяэ и Оливейрой стояли на пьедестале почета. Нас приветствовали зрители. На флагштоке поднялись два советских и бразильский флаг. Звучал наш Гимн. Было радостно и немного грустно. Позади четверть века дружбы со спортом и мои четыре Олимпиады. А впереди еще целая жизнь.

Вспоминая эти последние прыжки и серебро четвертой олимпийской вершины, я все-таки нет-нет, да и задаю себе вопрос: «А что если бы в последней попытке не дул встречный ветер?..»

Я уже приводил цитаты из своей книги, написанной для молодых спортсменов в 1976 году. Тогда я готовился к Олимпийским играм в Монреале и искренне полагал, что XXI Игры станут для меня последними. Книга заканчивалась такими словами:

«А потом будет год 1980-й. И Московская олимпиада — самая яркая и радостная из олимпиад. Наверное, тогда я буду уже сидеть на трибуне среди зрителей...»

Предсказание это сбылось, к счастью, только наполовину. Московская олимпиада осталась в памяти всех ее участников и тех, кто ее посетил или видел по телевидению, как самый радостный, блестяще организованный, гостеприимный праздник спортивной молодежи мира. Несмотря на бесплодные потуги тех, кто запретил сильнейшим спортсменам своих стран выступать в Москве, Игры XXII Олимпиады закончились подлинным триумфом спорта. Самое убедительное свидетельство этому — мировые и олимпийские рекорды, установленные на спортивных аренах олимпийской столицы.

Правда, в тройном прыжке олимпийский рекорд — 17,39, установленный мной в далеком теперь 1968 году в Мехико, вновь устоял. Яаку Уудмяэ не хватило всего 5 см, чтобы стать не только победителем, но и рекордсменом олимпийских игр. Рекорд устоял, но, поверьте, я ничуть не рад этому. Я вообще довольно легко относился к тому, что мои рекорды улучшали более молодые атлеты. И если есть привкус огорчения в том, что в 1982 году был улучшен мой европейский рекорд — 17,44, установленный еще 10 лет назад, то только потому, что сделал это (результат — 17,57) спортсмен из Великобритании Кейт Коннор, а не кто-либо из наших атлетов. Коннор выиграл и на чемпионате Европы по легкой атлетике, который состоялся в Афинах осенью 1982 года. Вот уже два чемпионата подряд мы занимаем только вторую ступеньку пьедестала почета на этом престижном соревновании. Что же касается моего олимпийского рекорда, не боясь ошибиться в прогнозе, скажу, что следующей олимпиады он уже не переживет. И крепко надеюсь, что его автором будет кто-то из молодых советских прыгунов. А я (тут тоже не боюсь ошибиться!) буду наблюдать за соревнованиями в тройном прыжке, если и не с трибуны, то по крайней мере по телевидению. Теперь уже только наблюдать...

Когда после окончания состязаний в Москве я объявил журналистам о своем уходе из спорта, то уж, конечно, не думал, что расставание с любимым делом окажется таким мучительным. Во многих книгах известных спортсменов говорится о прощании со спортом, но вот о том, как они преодолевали тягу к возвращению в спорт, сказано очень и очень мало. Памятуя, что эту книгу будут читать и спортсмены, которым рано или поздно придется столкнуться с этой проблемой, — а в том, что это действительно проблема, я познал на собственном опыте — попробую рассказать, с какими трудностями проходит этот процесс.

Как известно, врачи не рекомендуют прекращать тренировки сразу, вдруг. Советуют снижать нагрузки постепенно, переходить к зарядке, оздоровительному бегу и т. п. Для меня эти советы не подходили. Мне пришлось прекратить тренировки сразу. Ноющая боль в коленных суставах давала о себе знать даже во время простой ходьбы, не говоря уже о беге или легких прыжках. Особенно трудно было садиться на низкий стул или, того хуже, в кресло. Сгибаясь, колени издавали какой-то скрип, словно несмазанный железный шарнир, и боль была такая, что в течение нескольких дней я предпочитал стоять или сразу ложиться, чем сидеть. Видимо, в это время я представлял довольно жалкое зрелище.

Но прошло немного времени, и мой привыкший к ежедневным нагрузкам организм потребовал — на тренировку! Все-таки в течение почти четверти века я довольно регулярно занимался физкультурными и спортивными упражнениями и попросту не представлял себе жизни без стадиона. Что было делать? Обычная зарядка не могла удовлетворить мою тягу к спорту: нагрузка была столь незначительной, что после зарядки я мог спокойно снова лечь в постель и уснуть. Благо после олимпиады я взял на службе отпуск, и свободного времени было хоть отбавляй.

В тоскливом безделье бродил я по квартире, не зная куда приложить руки. Потом выходил на улицу и ноги сами собой вели меня на стадион. Сезон был еще в разгаре, и я подолгу с завистью смотрел, как тренируются мои недавние коллеги. Спасибо им, никто из них в эти смутные для меня времена не сочувствовал мне, не утешал и, главное, не советовал вновь начать настоящие тренировки. Эта мысль — а не начать ли снова? — и так сидела во мне, словно игла. Часто я ловил себя на том, что невольно вспоминаю: кто из спортсменов, однажды покинув спорт, вновь вернулся на беговую дорожку, на футбольное поле, на ледяную площадку? Перебирал в памяти имена Константина Локтева, Эльвиры Озолиной, Вячеслава Старшинова и других олимпийских чемпионов, которые после длительного перерыва снова возвращались к любимому делу. Правда, тут же вспоминал, что возвращение это было обычно недолгим и особых лавров им не принесло.

Недаром говорят: все не свете проходит. Постепенно и я начал свыкаться с новым образом жизни и уже не рвался на стадион утром и вечером. Конечно, это состояние не пришло само по себе и не могу сказать, что я переборол свою привязанность к спорту собственными усилиями. Здесь сыграли большую роль новые обязанности. Читатель, наверное, знает, что всю спортивную жизнь я был связан с орденоносным обществом «Динамо». После окончания института физкультуры я работал в одном из подразделений общества. Обязанности мои были не слишком обременительными и оставляли время для тренировок, поездок на сборы и соревнования. Теперь же, после прощания с активным спортом, руководство предложило мне должность в республиканском совете общества. Должность, связанную с работой с молодыми спортсменами, представителями разных видов спорта, а не только с легкоатлетами. По долгу службы я наблюдал за моими подопечными и на стадионе. Боль в коленях понемногу утихла, и я мог совершать небольшие пробежки, выполнять упражнения со штангой. Вначале такие разминки вполне удовлетворяли, но вот настал день, когда я попробовал немного попрыгать. После нескольких легких прыжков сделал десяток скачков в яму, потом отмерил половину разбега... Короче говоря, посмотрев на часы, я увидел, что провел на стадионе полтора часа. Огляделся, вижу, у ямы за ограждением собралось немало народу. Вот, думаю, черт меня дернул прыгать на виду у всех. Теперь опять пойдут разговоры, что Санеев начал тренироваться. Опасения оказались не напрасными.

Не успел приехать домой после работы, как Татьяна ко мне с вопросом:

— Это правда, что ты решил выступать за команду Грузии на Спартакиаде народов СССР в 1983 году?

Значит, какой-то «доброжелатель» уже не выдержал и проинформировал родных о моих экзерсисах на стадионе. Мне бы успокоить Татьяну, сказать, что вышло это случайно, что у меня и в мыслях не было чего-либо подобного. А я промолчал, чем только усилил подозрения моих близких. Я и в самом деле подумывал об этом. Во мне вновь пробудилась мысль о возвращении в спорт. Словно и не было этих нескольких месяцев нормальной жизни, коварный внутренний голос снова начал свою «подрывную» работу. И память тут же услужливо подсказывала примеры: дескать, такое уже было с другими, почему бы и тебе не рискнуть?

Речь идет вот о чем. В 1959 году в составе сборной команды Грузинской ССР в Москву приехала Нина Яковлевна Думбадзе. Да-да, та самая знаменитая Нина Думбадзе, которая свой первый всесоюзный рекорд установила еще в 1937 году, а последний, мировой, в 1962-м. Она уже несколько лет не выступала в соревнованиях, но согласилась помочь команде и принять участие в квалификационных соревнованиях. Норматив она выполнила, но в основных соревнованиях выступать отказалась: очков, которые она принесла в «квалификации», команде было достаточно.