— Там, где ты сейчас, тебе хорошо?! Или ты пожалела, что ушла?! — выкрикнул Ивар в сторону моря и ударил кулаком по песку. — Наверняка пожалела… — со злорадством добавил он.

Одна из волн, особенно высокая, обрушилась на берег и, рассыпавшись в белую пену и сотни брызг, подкатила особенно близко, так, что почти коснулась рук. Почти как тогда, когда Ивар впервые полез в море — за Ангрбодой. Вот только тогда был ясный теплый день, а не вечер накануне шторма.

— Ангрбода… — тихо проговорил Ивар. — Возвращайся…

Маргрета готовила еду — как и раньше. Разносила посуду за столом — как и раньше. Убирала дом — как и раньше. Трахалась с Уббе, Хвитсерком и Сигурдом — как и раньше. Ивару казалось, что в ее замужестве не было никакого смысла. Впрочем, теперь она сидела за столом со всеми вместо того, чтобы стоять позади и прислуживать. И смелее смотрела на Ивара, явно полагая, что, будучи женой его брата, она в большей безопасности. Ивар мог бы легко доказать ей обратное, но после путешествия в Англию утратил к издевательствам над ней почти всякий интерес. Он был сыном Рагнара Лодброка, единственным достойным продолжать его дело, отец сам сказал так — и только это имело значение.

Маргрета поставила тарелку на стол перед Уббе. Он погладил ее по руке — снизу вверх, от запястья к локтю. Маргрета улыбнулась и поставила другую тарелку перед Хвитсерком, и он тут же хлопнул ее по заднице. Сегодня ночью они опять трахали ее вдвоем, Ивар слышал это через стену и даже видел немного сквозь приоткрытую дверь. Братья не слишком-то скрывались. Сигурд же обычно брал ее в одиночку, он не любил делиться.

Уббе женился на Маргрете по праву старшинства, но считал, что не может отбирать ее у братьев насовсем. Они все спали с ней, когда она была служанкой, и продолжали делать это теперь. И никто из них не вспоминал, что это Ивар первым обратил на нее внимание, начал щипать ее за зад и отпускать недвусмысленные шуточки. И уже потом они — втроем — разрешили Ивару тоже переспать с ней.

— Когда Маргрета понесет, а потом родит, как вы будете решать, кто отец ребенка? — с ехидной ухмылкой поинтересовался Ивар, после того как Маргрета закончила с тарелками и уселась за стол.

— Как-нибудь разберемся, — коротко ответил Уббе и принялся накладывать себе пшенную кашу с ягодами. Маргрета услужливо полила ее сверху медом.

— Отец стыдился бы за вас! — бросил Ивар и с силой воткнул нож в столешницу. — Представь, Уббе, что было бы, если бы ты не знал, чей именно сын: Рагнара Лодброка или его брата Ролло?

— Ивар, не выдумывай! — закатил глаза Хвитсерк.

— О, я вовсе не выдумываю, — покачал он головой. — Наш отец знал, что сам зачал своих сыновей, и в этом никто не посмеет усомниться. — Он краем глаза глянул в сторону Сигурда, тот уже подобрался и выпрямил спину, готовясь к ответному выпаду. Наверняка опять заладит что-нибудь про Харбарда.

— Наши дети — не твоя забота, Ивар, — медленно проговорил Сигурд. — Мы разберемся и с Маргретой, и между собой. А вот ты, похоже, просто завидуешь нам, потому что никогда не сможешь зачать своих.

Ивар открыл было рот, да так и не смог произнести ни слова. Он просто задыхался от ярости!

Маргрета вжалась в резную спинку стула и бросала до одури испуганные взгляды то на Ивара, то на его братьев. Она прекрасно помнила, как он обещал убить ее, если она проболтается, что у них ничего не вышло в постели и что он не может удовлетворить женщину. И все-таки проболталась…

Уббе и Хвитсерк переглянулись — тоже обеспокоенно.

— Ивар, послушай… — начал Уббе, примирительно разводя руками. — Маргрета больше не служанка, она моя жена. И если с ней что-то случится…

Ивар зарычал и швырнул в него тарелкой — пустой — наполнить ее кашей он так и не успел. Уббе увернулся, тарелка пролетела мимо и, ударившись о стену, разлетелась на куски.

Одним движением Ивар вытащил нож, воткнутый в столешницу, и Хвитсерк подскочил на ноги, замахав руками:

— Эй-эй, успокойся!

Ивар уже не зарычал — взвыл. Воткнул нож обратно в столешницу — до середины лезвия.

— Зато никто из вас не достоин называться сыном Рагнара Лодброка! — яростно процедил он, слез со стула, чуть не упав, и пополз прочь.

«Ничего, пусть радуются своей победе, — говорил он себе. — Пусть считают меня никчемным калекой. Придет время, и я еще всем покажу, чего стою! Отец не сомневался в этом!»

В Каттегат прибыло еще несколько ярлов, готовых присоединиться к Бьерну в походе в Англию. Ивар подъехал к пристани на колеснице, с которой почти не слезал в последнее время, хотя перемещаться на ней по узким улочкам было не слишком удобно — ни разогнать как следует коня, ни войти на одном колесе в поворот. Люди разбегались врассыпную, когда Ивар правил в их сторону, и ему это нравилось: когда он ползал по земле, все так и норовили наступить, а теперь он был хозяином положения.

Ярлы объясняли Бьерну, что хотят взамен за согласие пойти с ним в Англию. Бьерн старался сбить цену, как мог, но все же обещал многое, очень многое. Чтобы отомстить королям Элле и Эгберту за смерть отца, и воинов тоже нужно было много — чем больше, тем лучше. И цена не имела значения.

В отдалении — в сторону побережья — тащилась похоронная процессия. С тех пор, как Каттегат начал разрастаться и в него потянулось больше людей, здесь стали чаще рождаться и чаще умирать. Ивар особо не интересовался этим — это его попросту не касалось — но сейчас почему-то припомнил, что хоронить должны были того маленького мальчика, что утонул на днях. О нем плакали накануне служанки в доме ярла, который теперь принадлежал Лагерте.

Ивар, поравнявшись с Бьерном и ярлами, молча слушал их разговор. Его, как и обычно, не принимали всерьез. Пусть. Отец считал, что это лишь дает преимущество. А Ивар решил для себя, что просто слушать, о чем говорят другие, и наблюдать, стараясь понять, о чем они не говорят, — куда важнее, чем сторговываться о походе в Англию, с этим справится и Бьерн.

— Те драккары построил ваш корабельщик? Тот, о ком ходят слухи, что сами боги благословляют его труды? — спросил у Бьерна один из ярлов, кивнув в сторону пришвартованных у пристани каттегатских драккаров.

— Да, — кивнул Бьерн. — Его зовут Флоки. И он, к тому же, храбрый воин — не только корабельщик. А еще плотник и мастер на все руки. Колесницу для брата тоже сделал он. — И Бьерн указал взглядом на Ивара.

Когда стало ясно, что походу в Англию быть, Ивар попросил Флоки помочь: пора было перестать передвигаться ползком, особенно на поле боя. И Флоки смастерил колесницу с сиденьем и высокой лукой, наверху которой был широкий и мягкий упор для груди, обтянутый кожей. Ивар был счастлив, а Сигурд и тут не упускал возможности позлорадствовать, мол, калека все равно останется калекой там, где не пройдет конь и застрянут колеса, да и с тем, чтобы этого коня запрячь он сам не справится. Да, не справится: мышцы на ногах были настолько слабы, что простоять дольше нескольких мгновений без опоры было невозможно. Приходилось просить братьев о помощи в том, чтобы ухаживать за конем, надевать и снимать с него упряжь.

— И где сейчас этот чудо-мастер? С ним можно встретиться? — спросил ярл у Ивара — не просто заметил его существование, но и снизошел до разговора, надо же!

Ивар удовлетворенно ухмыльнулся и мотнул головой:

— Я не видел его в Каттегате больше недели. Наверное, он строит драккары и не хочет отвлекаться.

— Думаю, Флоки сейчас немного не до драккаров, — покачал головой Бьерн. — Его пропавшая дочь вернулась — спустя много лет. — И заметив, как изменился Ивар в лице при этих словах, удивился: — А ты разве не знал? Ангрбода пришла домой неделю назад.

Ивар гнал коня через лес так быстро, как только мог. Колесница то и дело заваливалась на кочках на какой-то из боков, и выровнять ее стоило немалых усилий. Ветви деревьев хлестали по лицу и голове. Листья папоротников наматывались на оси колес.