«27-го в 18.00 состоится общее собрание членов лодочного кооператива. Явка строго обязательна» — предупреждало объявление у проходной ЦБК.

В кинотеатре «Аврора» шел новый художественный фильм «Журавль в небе», а в кинозале Дома культуры бумажников — «Подарки по телефону». В Дом культуры коряжемцы шли активнее; видимо, их больше устраивали подарки по телефону, нежели журавль в небе.

На щите «Архоблсправки» — несколько объявлении об обмене квартир. Одно из них предлагало Ростов-Дон на Коряжму. Ростовский адрес старательно записывали сразу двое мужчин пенсионного возраста: очень высокий и низкорослый. Первый держал на поводке дога, который дергался, пытаясь оттащить хозяина от справочной доски.

В приемной генерального директора секретарь Дина сообщила мне, что Александр Александрович Дыбцын накануне возвратился из отпуска.

— Правда, он почти ежедневно звонил из санатория. Но ведь по телефону всего не объяснишь, — добавила она. — Приходите к восемнадцати часам…

Я шел на встречу с генеральным директором.

С деревьев облетал желтый лист. Его сгребали в кучи и жгли на обочинах улицы Комбинатовской — главной артерии рабочей Коряжмы, которая берет начало от центральной площади поселка (так и подмывает сказать — города) и кончается у проходной ЦБК.

Эта широкая, стрелообразная, одетая в асфальт и бетон, обрамленная старательно ухоженными деревьями магистраль протянулась с востока на запад почти на два километра. Линии пятиэтажных домов вдруг прерываются скверами, стадионом, площадками аттракционов, каруселями, «гигантскими шагами», колесом кругового обзора, островками сосен и елей, предусмотрительно сохраненных строителями.

Удивительно, что люди Коряжмы, ежегодно перерабатывающие на своем комбинате головокружительное количество древесины, так берегут лес вокруг себя. В поселке четыре парка и тридцать один сквер. Рукотворная березовая роща напоминает юбилейный пирог, украшенный ровными рядами белоствольных свечек. Теперь, осенью, вершины их горели как факелы… Вдоль обрывистой набережной тянутся ряды умело подстриженных тополей, ясеней, рябин, черемух. Во дворах и скверах — изобилие желтых акаций, диких яблонь, цветов. Цветы на площадках и улицах. Их никто не рвет, не топчет, хотя я нигде не видел пресловутых запрещающих табличек…

По Комбинатовской идет круглосуточное движение рабочих смен. Однако, судя по лицам и одежде людей, трудно представить, что несколько минут назад они сияли рабочие спецовки или через несколько минут собираются их надеть. Коряжемцы (особенно молодежь) одеваются отлично, со вкусом, следят за новинками моды и вряд ли уступят в чем-то труженикам столичных предприятий.

Улица в меру заполнена средствами монументальной и периодической пропаганды. В числе капитальных сооружений — своеобразный пьедестал с именами героев нашего времени; среди них — директор Александр Александрович Дыбцын — Герой Социалистического Труда.

До сих пор я знал этого человека по фотографиям, газетным статьям и рассказам. Во время бесед с работниками комбината мне не довелось услышать, чтобы кто-нибудь пожаловался на несправедливые действия «генерала», но, перечисляя служебные и чисто человеческие качества Дыбцына, мои собеседники были единодушны в одном: очень строгий. Через полчаса, когда мы будем говорить о роли современного руководителя, Александр Александрович заметит с определенным значением: «Власть не может быть беспризорной. Она требует справедливой, но твердой руки…» В том же разговоре генеральный директор выскажет еще одну любопытную мысль, определяющую, по его мнению, нравственное состояние современного командира производства, не номинально связанного должностью, а болеющего за дело всем своим существом. Он скажет: «В теории машин и механизмов есть понятие «степень свободы». Личной свободы мне недоставало всю жизнь. Но я никогда не жаловался на это ни самому себе, ни другим. Наоборот — был счастлив. Меня коробит, когда некоторые руководители, находясь в отпуске, публично хвалятся, что уехали, не оставив адреса даже секретарю. Мол, надо же когда-то полностью отключиться, все забыть, дать отдых душе и телу. Не спорю, наверное, надо. Но психология таких людей всегда вызывает у меня сомнение. Возможно, в этом случае я ортодоксален. Однако подобное отношение отдыхающего начальника к оставленному где-то коллективу напоминает мне человека, который на месяц уехал из семьи и счастлив от того, что начисто забыл о ее существовании. Если человек способен забыть свою семью хотя бы на день, значит, он ее не любит. Коллективы, которыми мне приходилось руководить, я всегда отождествлял с семьей, где ежедневно и ежечасно происходят большие и малые события. Не участвовать в них хотя бы мысленно, хотя бы издалека, значит, не любить. А без любви к людям нельзя быть руководителем. И, надо заметить, такая любовь определяется не заверениями с трибун, не заигрыванием с подчиненными, не количеством полученных наград и титулов, а разумной постановкой дела, идущей на пользу каждому труженику. Помните, у Хераскова: «Не титлы славу нам сплетают…»

Думается, к такому определению духовного состояния руководителя современного производства Дыбцына привел опыт его большой и сложной жизни. Ему посчастливилось родиться на древней российской земле, которая родила Александра Невского. Утопающий в зелени Переславль-Залесский, старинные храмы, овеянные немеркнущей славой России, и самый величественный среди этих памятников — храм, воздвигнутый в честь одного из самых достойных ее сыновей. Все это, читанное по школьному учебнику и, как наглядное пособие, виденное наяву, не могло пройти мимо сознания человека, юность которого совпала с небывалым подъемом народных сил только что зародившегося Советского государства. Комсомолец тридцатых годов, Александр Дыбцын прошел с молодой гвардией страны все крутые ступени первых пятилеток. Строил Уралмаш, Уралвагонзавод, Нижнетагильский металлургический комбинат, монтировал первую отечественную турбину на КизилГРЭС, учился в Свердловском энергетическом техникуме и Уральском лесотехническом институте, служил в армии, вырос от рядового энергетика до директора завода в городе Туринске…

В начале шестидесятых годов приехал на Север, где возглавил коллектив Архбума, а затем — крупнейшего в стране и Европе Котласского ЦБК- Принял комбинат в 1966 году, вскоре после сдачи в эксплуатацию второй очереди. Тогда уже ввели в строй сульфатцеллюлозный завод, завод нейтральной полуцеллюлозы, картонную фабрику и завод побочных химпродуктов, две поточные линии мешочной фабрики, станцию биологической очистки сточных вод, сырьевую биржу сульфатного производства и многие другие объекты. Все это надо было укомплектовать специалистами, «закрутить», отладить, освоить…

Когда я знакомился с комбинатом, видел десятки поточных производств, сотни километров трубопроводов, кабельных линий, систем промышленного телевидения, силовых подстанций — большие колеса и маленькие колесики, без которых не может нормально крутиться гигантский механизм, меня не покидал единственный, может быть, дилетантский вопрос: есть ли на ЦБК человек, знающий что к чему и зачем? Я знаю людей, и довольно многих, которые мастерски водят автомобиль, но почти не знают его устройства. Это не шоферы. Наездники. При малейшей поломке они поднимают капот, осматривают двигатель и его «окрестности» с умным лицом и непонимающими глазами. Но па-до ехать. И тогда волей-неволей приходится останавливать незнакомого шофера и произносить нечто похожее на «дяденька, помоги».

Из разговоров с ведущими специалистами различных служб комбината я довольно четко уяснил, что вопрос мой был не таким уж наивным и праздным. Технологи, например, мало знают о делах механиков, энергетики — о делах технологов и так далее. Один солидный инженер бумажной фабрики признался, что за пятнадцать лет работы он ни разу не посещал ТЭЦ (даже не представляет, как там двери открываются), зато усвоил железную истину: станция должна работать без малейших перебоев и снабжать энергией вверенное ему производство…