Когда Малх узнал об этом, он страшно вознегодовал и решил свергнуть неблагодарных правителей. С преданной ему армией он высадился в Африке и двинулся к Карфагену. Карфаген был окружен стеной, и Малх стал осаждать родной город. Осада длилась недолго, и очень скоро победоносная армия Малха вступила в Карфаген. Полководец убил десять правителей и на площади собрал всех карфагенских граждан. Там он объяснил собравшимся, что заставило его совершить такой поступок. После этого Малх начал единолично править Карфагеном. Но такое правление продолжалось недолго. Скоро его противники собрали силы и свергли Малха. Сам Малх был предан жестокой казни через распятие. И с этого времени карфагенское правительство такой казни предавало тех своих полководцев, которые или терпели очень жестокие поражения, или казались почему‑либо подозрительными правительству.

Когда‑то между Карфагеном и греческим городом в Африке Киреной шла долгая война, и обе армии не раз[503] терпели друг от друга поражение. Дело в том, что карфагеняне и киренцы никак не могли договориться, где же должна проходить граница между двумя государствами, ибо никаких естественных рубежей, которые могли бы служить границей, не было. И когда эта долгая война нанесла и тем и другим огромный ущерб, оба соперника сначала заключили перемирие, а затем договорились о проведении границы на таких условиях: из Карфагена и из Кирены в заранее договоренный срок одновременно выйдут послы, и там, где они встретятся, будет проведена граница. И вот в назначенное время послы двинулись навстречу друг другу. Из Карфагена в путь отправились два брата Филена. Они двигались гораздо быстрее киренцев. А потому, когда послы встретились, оказалось, что граница должна пройти гораздо ближе к Кирене, чем к Карфагену. И тогда киренские послы обвинили карфагенян, что те вышли из своего города раньше оговоренного срока. Братья Филены сначала возмутились такими речами греков, ибо не чувствовали за собой никакой вины, а потом спросили киренцев, что же те предлагают. И киренские послы сказали, что если братья Филены не нарушали соглашения, если они действительно вышли в назначенное время и хотят, чтобы граница Карфагенской республики прошла именно здесь, где они встретились, то они должны дать себя закопать живыми в землю. И братья согласились пойти на эту ужасную смерть ради своей родины. Филены были закопаны живыми и добились тем самым установления такой границы, которую карфагеняне считали справедливой.

Карфагеняне по достоинству оценили самопожертвование братьев Филенов. Там, где они погибли, на самой границе карфагенской державы, были сооруже ны алтари в их честь[504], а в самом Карфагене им посмертно установили различные почести.

Иногда говорили, что в действительности не существовало братьев, а был только один Филен, который и совершил этот подвиг во имя отечества. Но в остальном рассказы совпадают[505].

Крышка саркофага «Благословляющий жрец», найденного при распопках Карфагена. Ок. III в. до н. э.

Карфагеняне решили исследовать воды и берега Атлантического океана и, если будет возможность, основать на его побережье поселения для своих жителей. И вот они отправили две флотилии. Одну возглавил Гимилькон, другую — его брат Ганнон[506]. Корабли вышли из Карфагена и направились на запад к проливу, ведущему из Средиземного моря в Атлантический океан. На берегах этого пролива в свое время бог Мелькарт поставил огромные Столпы, поэтому пролив так и назывался — Столпы Мелькарта. Выйдя за Столпы в океан, корабли разошлись. Гимилькон со своими судами направился на север, а Ганнон — на юг.

Гимилькон плыл четыре месяца. Его корабли шли вдоль океанских берегов Пиренейского полуострова, значительная часть которых была уже знакома карфагенянам и тем финикийцам, которые жили у пролива. Но дальше начались неведомые воды. Среди морской пучины стали вырастать огромные водоросли, они, как деревья в лесу, все плотнее покрывали водную поверхность. Постепенно становилось все мельче, и корабли все с большим трудом пробирались между этими зарослями и огромными морскими чудищами, которые то плыли, то даже ползли, то ныряли между кораблями. С неимоверными усилиями удалось Гимилькону вырваться из нежданного плена. Но на этом злоключения карфагенян не закончились.

Проплыв некоторое время, моряки вдруг почувствовали, что вовсе прекратился ветер, так что бессильно повисли паруса кораблей. Правда, в основном не паруса делали корабль подвижным. Но без ветра и огромные весла помогали мало. Потом вода и совсем остановилась. Не было ни течения, чтобы по нему плыть, ни даже какой‑либо волны. Куда ни посмотришь — все недвижно и тихо. А затем вдруг стало быстро темнеть, густой мрак окутал все вокруг, и над морской пучиной повис плотный туман, через который совершенно ничего нельзя было разглядеть. Все надеялись, что это ночь, которая наступила, как казалось морякам, в неположенное время. Но когда‑то должен был наступить и день, а мрак все не рассеивался. И чем дальше с огромным трудом двигались корабли, тем гуще становилась темнота. И Гимилькон не выдержал. Он приказал повернуть назад. С чувством большого облегчения карфагенские моряки выполнили этот приказ. Вновь пройдя через прежние опасности, которые теперь уже не казались столь страшными, ибо уже были знакомы, корабли вернулись к берегам Испании, а затем и в Средиземное море. Возвратившись в Карфаген, Гимилькон дал отчет о своем путешествии. Поэтому и стали известны все те опасности, с которыми мореплаватель встретился в океане[507]. А чтобы никто из соперников Карфагена не вздумал сам плавать в океанских водах, карфагенское правительство позаботилось, чтобы рассказ о страшных препятствиях, с которыми встретился Гимилькон, стал известен как можно шире[508].

Когда Гимилькон направился на север, Ганнон со своими кораблями двинулся на юг[509]. У него было шестьдесят пятидесятивесельных кораблей, на них плыло тридцать тысяч человек, мужчин и женщин, которых Ганнон должен был высадить в удобных местах и создать там карфагенские колонии. И сначала все шло по заранее намеченному плану. Через два дня после выхода в океан, увидев большую равнину, очень удобную для поселения и, как казалось, достаточно плодородную, Ганнон остановился и высадил часть тех людей, которые плыли с ним. Так был основан первый город, который Ганнон назвал Тимиатерием. Оттуда карфагенский флот направился далее по океану. Через некоторое время мореплаватели увидели еще одну большую равнину, а затем — мыс, поросший густым лесом. Высадившись на этом мысе, они основали храм морского бога, дабы их дальнейшее путешествие было столь же удачным, как и до этого. Через полдня пути карфагеняне увидели недалеко от океанского побережья большое озеро, заросшее высоким тростником. Озеро это тянулось вдоль берега океана. По берегу озера мерно двигались огромные слоны, а недалеко от них бегали другие африканские звери. И все они паслись рядом друг с другом. Ганнон со своими кораблями поплыл вдоль озера. Потом он велел вновь пристать к берегу и высадил там многих людей, которых вез с собой. Так в этих землях были основаны новые карфагенские поселения. Продолжая свой путь, Карфаген–ские моряки прибыли к реке Лике. Вокруг этой реки пасли свои стада местные кочевники. Какой была местность дальше и какие народы населяли те земли, карфагеняне точно не знали, и Ганнон решил взять с собой проводников, а главное — переводчиков из числа живших около Дикса. Но для этого надо было с ними подружиться. Поэтому карфагеняне оставались в устье Ликса столько времени, сколько понадобилось, чтобы местные жители стали им доверять. Местные кочевники рассказали карфагенянам, что сама река Лике вытекает из больших гор, что у подножья этих гор живут люди, называемые троглодитами[510], потому что обитают они не в построенных на земле домах, а в пещерах на склонах гор, и эти люди так быстро бегают, что обгоняют даже лошадей. И еще рассказали кочевники, что земля вокруг полна страшных диких зверей и населена совершенно такими же дикими людьми, не знающими законов гостеприимства. Карфагеняне не стали углубляться внутрь материка, а, взяв переводчиков, продолжали двигаться вдоль африканского побережья.