— Прости, — коротко бросил он, отводя глаза.
Он хотел отпустить ее руку, но она удержала его за кончики пальцев.
Артем коротко глянул на нее и снова опустил взгляд.
Молчание затянулось. А потом он вдруг спросил:
— Марина, зачем ты приехала?
— Я соскучилась, — пожала плечами она. — Хотела тебя увидеть.
— А-а… — неясно протянул он.
Марина растерялась. Что делать, она не знала. Но что-то она должна была сейчас сделать — это точно.
— Сними маску, — попросила она.
— Зачем? — спросил Артем, вскинув на нее ошеломленный взгляд.
— Я хочу увидеть твое лицо. Настоящее, — набравшись решимости, заявила она.
— Не стоит, — покачал головой он. — Там не осталось лица, я же тебе говорил. Там не на что смотреть.
Марина закусила нижнюю губу и крепко сжала его пальцы.
— Стоит. Я хочу знать, какой ты — на самом деле.
Артем долго смотрел ей в глаза, будто пытаясь понять, говорит ли она правду. Она ощутила, как задрожали его руки.
— Ладно, — выдохнул он.
Она отпустила его пальцы, и он, откинув капюшон толстовки, принялся снимать свою маску — неуверенными, рваными движениями. Сначала распутал завязки сзади, после — ткань, намотанную вокруг шеи.
Марина задержала дыхание, готовясь ко всему. Не зря. Реальность оказалась хуже всяких ее предположений.
Ощущение было, что кто-то вылил сверху на череп ведро глины, да так и оставил застывать, не удосужившись придать ей черты человеческого лица. Эта глина растеклась неровными складками — грубыми розоватыми рубцами. Волос и бровей не было — просто не осталось здоровой кожи, на которой они могли бы расти. Кончика носа тоже не было, будто его отрезали, оставались лишь торчащие вертикально отверстия-ноздри. Огонь от того взрыва, опалил, видимо, больше справа — здесь не сохранилось и намеков на ушную раковину, а кожа с глубокими рубцами со щеки, почти от самого глаза, плавно стекала в шею, а затем на плечо, лишь едва выделяя челюсть. Левой стороне лица досталось меньше: сохранились и остатки уха, и ясно были очерчены скула и подбородок. Ожоги были и на губах, особенно справа, где уголок их был вытянут вниз, обнажая немного зубы и создавая ощущение жутковатого оскала.
Марине ничего в этот момент не хотелось сильнее, чем закрыть глаза или отвернуться. Но она знала, что не имеет на это права. Да, она ничего не могла поделать с ужасом или чем там еще, что было сейчас в ее взгляде, но отвернуться — было бы хуже всего!
А еще она повторяла себе, что перед ней все тот же Артем — замечательный, добрый человек, с которым у нее было столько чудесных разговоров, который столько раз поддерживал ее, находя для этого нужные слова, к которому, в конце концов, она уже давно что-то испытывала!
Марина вдруг осознала, что, несмотря на всю свою моральную подготовку, она в глубине души все равно почему-то мечтала увидеть под маской кого-то похожего на того красивого парня со старых фото Артема.
— Ладно, — тяжело вздохнул он. — Посмотрела — и хватит.
И он поднял вверх руки с маской, чтобы снова надеть ее. А Марина опять его остановила, взявшись на сей раз за его запястья. Пару секунд она решалась. А потом подалась вперед и поцеловала его.
Артем замер. Ей показалось — даже перестал дышать. Но на поцелуй не ответил. Только на мгновение крепко прижался своими губами к ее — и отстранился.
Марина тоже отпрянула, покусывая губы и боясь поднять глаза и посмотреть на Артема.
— Мерзкий поцелуй был, да? — произнес он. И Марина услышала, как у него дрогнул голос.
— Вовсе нет, — соврала она, решительно вскинув на него спокойный взгляд (по крайней мере, она постаралась, чтобы он выглядел спокойным). — Но вот непривычный — это точно.
Артем посмотрел на нее исподлобья, явно не до конца веря услышанному.
И снова повисло молчание. Марина убрала руки с запястий Артема, но он так ничего и не сделал, даже не пошевелился. Только сидел, глядя в какую-то точку на полу.
Марина чувствовала, что начинает вскипать. Мерзким был не поцелуй — нет. Мерзкой была вся эта ситуация!
Уговаривать Артема, как ребенка, уверять его, будто ей безразлично, как он выглядит (а, как выяснилось, ей как раз было не безразлично!), — она была не готова! Да что там! Ей самой сейчас требовалось, чтобы кто-то успокоил ее, убедил ее в том, что ей действительно нужен этот человек!
— Артем, может хватит уже?! — выпалила она, сорвавшись. — Может, хватит делать вид, что тебе все равно?! Я приехала к тебе за сотни километров! К тебе, понимаешь? И ты сейчас ничего не скажешь и не сделаешь? Просто будешь вот так сидеть — и все?!
Он наконец поднял на нее глаза. Один короткий взгляд, показавшийся ей каким-то шальным, — и Артем, выпустив свою маску из рук, резко притянул Марину к себе.
Да, эти объятия были чем-то похожи на прошлые, в аэропорту. Такие же крепкие. И так же, как тогда, пальцами одной руки он зарылся в ее волосы на затылке, уложив ее голову себе на грудь. А лицом — да, наверное, лицом, Марине, несмотря ни на что, хотелось думать именно так — он уткнулся ей куда-то над ухом, чуть дальше виска.
Марина тоже обняла Артема. От него отвратительно пахло! Помесью его дешевых сигарет, алкоголя, пота и давно не стиранной одежды. Даже нос пощипывало от таких ароматов. Но, несмотря на это, в его объятиях почему-то было невыносимо приятно. Марина погладила его по спине и прижалась покрепче.
Она поняла: простое человеческое тепло — вот чего ему больше всего не хватало.
— Знаешь, зачем я приехала? — сказала она. — Я хотела понять, будет ли мне с тобой хорошо. Так вот: мне с тобой очень хорошо!
Это было не совсем правдой — в той части, которая касалась цели приезда, с ней Марина до сих пор еще не определилась. Но она решила, что Артему сейчас нужно услышать это. Она не ошиблась.
— Мариша… — выдохнул он. И поцеловал ее в висок, а затем ниже — под самой мочкой уха, и еще ниже — в шею, рядом с ключицей.
Марина не смогла дышать — до того приятно и щекотно это было!
Она подняла голову и нашла своими губами его губы. Теперь он ответил на поцелуй. Вышло действительно как-то непривычно. То ли дело было в ожогах, то ли Артем был не мастер целоваться. Марине потребовалось некоторое время, чтобы вынудить его использовать не только губы, но и язык. Зато потом они как-то разом вошли во вкус: и Марина, закрывшая глаза и отдавшаяся своим ощущениям, и Артем, растерявший в итоге свою неуклюжесть.
Он затащил ее к себе на колени (маска, соскользнув, упала на пол). Она обвила его поясницу ногами, положила руки на плечи, поглаживая пальцами затылок и шею. Теперь их глаза были почти на одном уровне, невзирая на разницу в росте.
Он залез руками ей под майку и принялся гладить спину. А потом вдруг остановился и, оторвавшись от ее губ, посмотрел на нее и сказал:
— Марина, если бы я не был так пьян, я бы никогда…
— Тогда хорошо, что ты пьян, — прошептала она, не дав ему договорить, и снова поцеловала. А потом добавила: — И сними уже свои перчатки, мне приятнее, когда ко мне прикасаются голыми руками.
— Ладно, — согласился он. Как и всегда соглашался, если она о чем-то просила.
Правая рука у него была обожжена больше, как и правая сторона лица. Марина успела отметить это прежде, чем он снова потянулся своими губами к ее. Она улыбнулась его проклюнувшейся наконец смелости, расстегнула молнию на его толстовке и стянула ее сначала с плеч, а потом и с рук.
Артем снова запустил одну ладонь ей под майку, а другой осторожно оттянул ворот и поцеловал ее в плечо. Хоть он и говорил, что пьян, но вел себя достаточно скромно — даже не пытался коснуться груди, деликатно обходя ее прикосновениями, хотя условия располагали к обратному: Марина не надевала лифчик после водных процедур. Она не могла понять: его нерешительность ее больше злит или, наоборот, пробуждает странные нежные чувства.
Марина снова сама сделала следующий шаг: поймав его губы и отвлекая поцелуями, она подлезла руками под низ его водолазки. Почему-то она знала, что Артем воспримет это не слишком хорошо. Так и оказалось: он явно напрягся, ощутив ее прикосновения на собственном теле. И почувствовав рубцы от ожогов под пальцами, Марина поняла, почему.