Делая крутой разворот, летчик заметил скользнувшие тени самолетов. Может, это собственная тень? А вдруг «мессеры»? Да, он не ошибся, видно, «мессершмитты», прикрывавшие колонну, обнаружили его и сразу же пошли в атаку.

Хитали отдает ручку управления от себя и идет на предельно малой высоте, маскируясь рельефом местности. На какое-то время ему удается укрыться от вражеских истребителей, уйти из-под удара.

«Мессеры» бросаются вниз, наперерез штурмовику, намереваясь произвести атаку сверху. Вот один из них стремительно пошел на самолет Захара. Пилот вовремя заметил его и резко задрал нос самолета в сторону истребителя. Он еще не знал, что будет делать, но знал твердо, что не свернет и не уклонится. Самолеты сходились на встречных курсах, что называется лоб в лоб. В нескольких десятках метров до столкновения немец не выдержал и резко взмыл вверх, подставив «илу» желтое брюхо. Летчик на какую-то доли секунды поймал в прицел «мессер» и с силой придавил обе гашетки пушек и пулеметов. «Мессершмитт» выпустил узкую полоску черного дыма, перевалился на спину и быстро пошел вниз.

Теперь как можно быстрее к линии фронта! Летчик готов к самому трудному, ведь есть еще один «мессер». Мгновения, пока не обнаружен второй вражеский самолет, тянутся для Хитали томительно и медленно, Ну, где же он? Судя по всему, истребитель не ушел и выжидает удобного момента. Это очень беспокоит Хитали.

Он вспомнил утреннюю встречу с немецким летчиком. Сама кротость была на лице этого фашиста. Другими выглядели они в воздушном бою. «Мессеры» действовали исподтишка, используя преимущество в скорости и маневренности. Поэтому ворочалась, сосала душу досада: как его обнаружить? Надо во что бы то ни стало найти «худого». И он вращал самолет из стороны в сторону, прижимаясь к балкам и лощинам.

В открытом бою легче. Там полностью полагаешься на себя, на свой самолет, на свое умение. А сейчас другая ситуация.

Хитали страшно устал от непрерывного поворачивания ручки управления. Кажется, вот-вот должен уже пересечь Волгу, а ее все нет и нет. Стоило ему на какое-то мгновение поставить самолет в горизонтальный полет, как сразу почувствовал удар сзади, снизу. Одна короткая очередь. Где-то глубоко внутри появился неприятный холодок. «Кажется, конец».

Прикусив губы до крови, Захар дал левый крен, но самолет не слушался. Первым делом нужно было избежать повторной атаки, прижаться как можно ниже к земле и не дать «мессеру» подойти снизу.

«Мессершмитт» не отстает, он непрерывно атакует, но трассы проходят мимо. Захар повторяет маневр в обратной последовательности. Теперь летчик ни на секунду не оставляет самолет в горизонтальном полете. Конечно, туго бы ему пришлось, если бы не сидящий за спиной воздушный стрелок, яростно отбивавший одну атаку за другой.

В это время мы стояли около КП, всматривались туда, откуда должен был появиться самолет-разведчик. И хотя по радио голос Хитали звучал спокойно, без паники, все взволновались: слишком много времени прошло с момента вылета.

Подошел командир дивизии, помолчал. Наконец, нарушив тягостную тишину, твердо сказал:

— Хитали должен прийти. Я верю в него.

А летчику в это время оставалось пройти совсем небольшое расстояние, однако самое трудное и самое опасное. Секунды полета вырывают из-под крыльев последние остатки метров к аэродрому. Горючее в баках на исходе.

Вот, наконец показался «илыюшин». Он идет вихляющей «походкой». Чувствуется, что машина сильно повреждена. Если самолет окажется левее или правее узкой полоски, летчик бессилен что-либо сделать — аварии не избежать.

Командир дивизии сам руководил посадкой: зажжены дым-шашки, развернута запасная радиостанция, наготове санитарная и пожарная машины. Полковник прилагает невероятные усилия, чтобы точно посадить самолет Хитали.

В эфир несутся команды. Голос комдива требователен, спокоен. Уже видны повреждения, лохмотья перкали взвиваются над хвостовым оперением, в плоскостях дыры.

Выпущены шасси. Летчик аккуратно подвел машину к земле и совсем неслышно посадил ее около «Т».

— Крепко досталось? — спросил комдив, выслушав доклад Хитали.

— Терпимо, — ответил летчик и начал неспеша раскрывать планшет, извлекая оттуда потертую двухкилометровку.

Разведданные, привезенные Хитали, задали комдиву работу. На командном пункте все пришло в движение — спешно готовились к боевому вылету оба полка. Вскоре первое звено штурмовиков пошло на взлет, за ним второе, третье. Нагруженные бомбами самолеты спешили на северо-запад, откуда полчаса назад вернулся Захар Хиталишвили.

Осеннее солнце только что взошло, а мы уже за линией фронта. Южнее Сталинграда, на правом берегу Волги начинается степное приволье — калмыцкие степи. Враг окопался здесь и упорно удерживал занимаемый рубеж. По условному сигналу Хитали, перестраиваемся в правый пеленг. Хорошо держится в пеленге мой друг Иван Брыляков — крыло в крыло. Но ведущий вводит самолет в крен. «Ильюшины» длинной цепочкой расходятся по кругу. Каждый выбирает себе цель, поочередно сбрасывая смертоносный груз на голову врага.

После взрыва бомб земля, словно живая, дыбилась кверху, дым и гарь, смешиваясь вместе, быстро закрывали горизонт. Теперь надо было выждать какое-то время, чтобы рассеялся дым, иначе не найти уцелевшие вражеские артпозиции.

Но стоило группе штурмовиков развернуться на повторный заход, как ожесточенно начали бить зенитки. По небу заметались всплески взрывов. То тут, то там вспыхивали беззвучные молнии, клокочущее небо поминутно освещалось бледным неживым светом. Враг, очевидно, подтянул к линии фронта свежие батареи, среди которых были самые коварные для нас «эрликоны» (счетверенные пушки). От них не так просто укрыться и в то же время их нелегко обнаружить.

Искусно маневрируя, Хитали заходит на боевой курс, пускает в ход «эрэсы» и поливает врага из пушек и пулеметов. Зенитных разрывов не счесть, но пока мы уклоняемся от них. За многие месяцы войны не раз приходилось иметь дело со смертельной опасностью, но как-то удавалось обмануть врага и избежать прямого попадания зениток.

Вот ведущий отходит в сторону от линии фронта. Слышу команду по радио; «Справа зенитка!». Это обычная информация, но Иван Брыляков воспринял ее по-своему. Он тотчас переводит самолет в пике.

Профессиональное мастерство пришло к Брылякову быстро, здесь же на юге от Сталинграда он показал себя во всем блеске. Брыляков с честью выполнял любое задание; проявлял завидную собранность и хладнокровие. И теперь он мгновенно определил место расположения «эрликона». Несмотря на то, что осколки снарядов градом стучали по плоскостям, Брыляков не отступил.

Все небо усыпано разрывами, в кабине духота, жаркий пот заливает глаза, не хватает воздуха, немеют руки, сжимающие ручку управления самолетом. Временами казалось, что Брыляков не выйдет из страшных облаков-разрывов снарядов, но самолет его стремительно несся вниз.

Я видел, как сержант Брыляков уверенно пилотировал машиной, как быстро он переводил самолет в пикирование, то увеличивая, то с приближением земли уменьшая угол атаки. За ним трудно было угнаться.

Неожиданно под фюзеляжем его самолета, там, где размещается маслорадиатор, блеснул зловещий огонек. Вспыхнул пожар. «Горит масло!» — пронеслось у меня в голове. Языки пламени стали подбираться к кабине самолета.

Иван Брыляков делает небольшой бросок кверху, какое-то время удерживает самолет горизонтально, затем резко вводит его в пикирование, устремляется вниз и бьет короткими очередями из пушек и пулеметов. Неужто не собьет пламя?

А внизу идет бой, наши войска перешли в атаку, начали теснить врага.

Глянул на самолет друга — он в нескольких метрах от земли. Как бы Брыляков не опоздал с выходом! Каждый метр, отделявший его машину от земли, все еще давал надежду на то, что вот-вот Брыляков выведет самолет из пикирования. Но еще секунда, и я увидел на земле горящий самолет. От взорвавшейся машины образовался огромный очаг пожара. Никак не могу поверить в случившееся, все еще обшариваю глазами небо в надежде увидеть парашют, но его нет. С ожесточением поливаю из пушек и пулеметов вражеские траншеи, где укрылись фашисты. Продолжаем кружить над упавшим самолетом.