63 (125)

Женщины не только выдают тайны, но еще вдобавок немало привирают

Были два брата, один мирянин, другой клирик. Мирянин часто слышал от брата, что женщины неспособны ничего сохранить в тайне. Он решил проверить это на собственной жене, которой как-то ночью сказал: «Любезнейшая, у меня есть тайна. Я открою ее тебе, но должен быть уверен, что ты никому не скажешь ни слова, ибо, если будешь болтать, меня ожидает большая неприятность». Она говорит: «Господин, не бойся, мы с тобой одно целое: твое добро мое и наоборот, так же обстоит и с неприятностями». Муж тогда говорит: «Когда я присел, чтобы удовлетворить нужду, черный ворон налетел на меня сзади и беспощадно меня отделал». Она говорит: «Ты должен радоваться, что избавился от такой страсти».

Утром женщина встала, побежала к соседям и говорит хозяйке дома: «Любезнейшая госпожа, тебе можно доверить тайну?». Та в ответ: «Так же спокойно, как самой себе». Тогда пришедшая говорит: «Удивительная вещь произошла с моим мужем. Нынче ночью он встал, чтобы справить нужду, и – гляди – два черных ворона налетели на него сзади, чем я весьма огорчена». А женщина эта рассказала другой соседке о трех воронах, третья о четырех и так далее, пока не пошла молва, что на брата клирика напустилось шестьдесят воронов. Смущенный слухами, он собрал народ и рассказал о том, как задумал испытать, может ли его жена хранить что-нибудь в тайне. После этого жена мирянина умерла, а он пошел в монастырь и обучился трем видам букв – черному, красному и белому.[49]

64 (128)

О людях, неправо захватывающих чужое достояние; приговор им будет беспощаден

Правил Максимилиан. В его царстве жили два рыцаря: один из них был человеком богобоязненным, другой – алчным богачом, который предпочитал угождать людям, а не богу. Богобоязненный рыцарь владел землей, граничившей с землями алчного рыцаря; эту землю алчный рыцарь страстно желал приобрести. Он часто приходил к богобоязненному рыцарю и предлагал ему сколько угодно золота и серебра, если тот продаст ему эту землю. Богобоязненный рыцарь неизменно отказывал, так что алчный уходил в расстройстве, но все-таки раздумывал над тем, как ему обойти богобоязненного рыцаря.

Наконец богобоязненный рыцарь умер. Узнав об этом, алчный составил от имени умершего купчую запись; согласно этой записи, покойный при жизни продал ему за такую-то сумму денег свою землю, которую он так желал приобрести. Сделав это, алчный рыцарь подкупил троих людей, дабы они свидетельствовали в его пользу, и вместе с ними пришел в дом умершего, разыскал его печать, затем прошел в спальню, где лежало тело рыцаря, удалил всех, кроме своих свидетелей, а затем в их присутствии вложил в руку умершего печать, прижал большим его пальцем так, что рукой мертвеца сделал ее оттиск на купчей, и сказал: «Вот, вы свидетели этого!». Они сказали: «Да».

И таким образом алчный рыцарь получил чужую землю, будто она была его. Сын умершего сказал ему: «На каком основании ты завладел моей землей?». Тот ответил: «Твой отец продал ее мне». Сын умершего рыцаря ему: «Ты не раз приходил к моему отцу и предлагал деньги за эту землю, но отец не соглашался ее продать». Вдвоем они отправились к судье; алчный рыцарь в доказательство представил купчую на землю с печатью умершего рыцаря и привел свидетелей, которые подтверждали его слова. Сын же сказал ему: «Я знаю, что это печать моего отца, но столь же хорошо знаю, что он никогда не продавал тебе этой земли. Откуда у тебя печать и свидетели, не ведаю».

Судья велел трех этих свидетелей отделить друг от друга, а также и от рыцаря. Затем он приказал привести старшего свидетеля, которого спросил, знает ли он господню молитву, и заставил прочитать ее с начала до конца. После этого судья распорядился поместить его отдельно от остальных. Затем велел привести второго свидетеля и говорит ему: «Любезнейший, до тебя здесь был твой товарищ, который сказал мне, что все, что он говорит, так же неоспоримо, как "Отче наш". Поэтому, если ты не расскажешь мне все по совести – а этого я ожидаю от тебя, – я прикажу вздернуть тебя на виселицу». Тогда свидетель подумал: «Мой товарищ, видимо, признался, каким образом алчный рыцарь рукой умершего поставил его печать на купчей. Если я утаю правду, погибну». И вот этот свидетель рассказал все по порядку. Когда он кончил, судья велел поместить его отдельно и ввести третьего свидетеля, которому сказал: «Любезнейший, первый ваш товарищ сказал мне, что его слова так же неоспоримы, как "Отче наш"; второй сказал то же самое. Поэтому, если ты утаишь правду, умрешь позорной смертью». Тот подумал: «Мои товарищи выдали тайну рыцаря, поэтому мне лучше сказать правду». И он по порядку рассказал судье, как было дело.

Судья распорядился и его поместить отдельно от прочих и позвал рыцаря, которого сурово оглядел, говоря: «Негодяй, твоя алчность ослепила тебя! Скажи, когда и как умерший рыцарь продал тебе землю, которой ты завладел?». Тот же, не зная, что свидетели его признались, стал доказывать, будто приобрел ее законным путем. Царь[50] ему: «Негодяй, свидетели показали против тебя, признавшись, как после смерти рыцаря ты его рукой поставил печать на купчей». Слыша такое, рыцарь пал на землю и просил снисхождения. Царь говорит ему: «Ты получишь снисхождение, какое заслужил». Он приказал, чтобы трех свидетелей привязали к хвостам трех коней, повлекли к виселице и повесили. Таков же был и конец рыцаря. Советники царя одобрили его справедливость и рассудительность, то, что с такой мудростью он сумел обнаружить правду и все достояние алчного рыцаря отдал сыну рыцаря богобоязненного; тот же был благодарен царю за возвращение ему отцовского наследства.

65 (129)

Об испытании истинной дружбы

У некоего царя был единственный сын, которого он весьма любил. Сын этот испросил себе согласие отца отправиться посмотреть белый свет и сыскать себе друзей. Семь лет он странствовал, а потом воротился к отцу. Тот радостно встретил сына и спросил, сколько он нашел себе друзей. Сын: «Троих, отец. Одного я люблю более самого себя, второго так же, как самого себя, а третьего если и люблю, то немного». Отец ему: «Следует испытать и проверить верность твоих друзей прежде, чем тебе понадобится их помощь. Заколи свинью, сложи мясо ее в мешок и ступай ночью в дом друга, который люб тебе более самого себя, и скажи ему, что нечаянно убил человека, и если тело-де будет обнаружено у меня, мне не миновать позорнейшей смерти. Поэтому я к тебе с просьбой, так как всегда любил тебя более самого себя, помоги мне в этой страшной беде!». Так царевич и сделал. Друг же его ответил: «Раз ты убил человека, должен по справедливости понести наказание. Если же вдруг труп найдут у меня, я не миную виселицы. Но все же, так как ты был моим другом, я провожу тебя до места казни, а когда умрешь, дам три или четыре меры ткани,[51] чтобы обернуть твое тело».

Слыша это, царевич пошел ко второму своему другу и так же испытал и его. Как и первый, он отказался, говоря: «Ты что же, почитаешь меня за дурака, если думаешь, я соглашусь подвергнуть себя такой опасности? Но поскольку ты был моим другом, я провожу тебя до самой виселицы, а по дороге по мере сил буду утешать».

Тогда царевич пошел к третьему своему другу и стал испытывать его, говоря: «Мне совестно тебя просить, ибо никогда я не оказал тебе никакой услуги, и вот теперь случилось, что нечаянно я убил человека, и т. д.». А тот в ответ: «Охотно все сделаю, возьму вину на себя и, если понадобится, пойду за тебя на виселицу». Так царский сын получил доказательство, что это его лучший друг.

66 (136)

О том, что пастырю душ надлежит быть бдительным[52]

Однажды вор пришел ночью к дому богатого человека и, забравшись на крышу, стал через щель прислушиваться, все ли уже заснули. Заметив вора, хозяин тихонько говорит жене: «Спроси меня погромче, как я нажил богатство, которым мы владеем, и не отставай, пока я тебе наконец не отвечу». Тогда женщина говорит: «О, добрый мой господин, ты ведь никогда не был купцом, как же ты нажил добро, которое есть у тебя?». Он отвечает: «Глупая, полно спрашивать». А она все больше и больше настаивала. Тогда муж, словно уступая ее просьбам, говорит: «Только не выдавай меня, и я открою тебе правду». А она: «Боже упаси!». Муж тогда говорит: «Я был вором и разбогател, совершая ночью кражи». Жена ему: «Удивляюсь, что тебя ни разу не поймали». Он отвечает: «Мой наставник в этом деле научил меня слову, которое я семь раз повторял, сидя на крыше, и тогда спускался в дом по лунным лучам, брал все, что хотел, и спокойно на тех же лучах опять поднимался на крышу и уходил». Жена говорит: «Прошу, скажи мне это слово». Он говорит: «Я скажу тебе, но ты ни в коем случае никому не повторяй его, чтобы часом не унесли наше добро». Она: «И не подумаю». Тогда муж сказал: «Вот оно: сакслем, сакслем». Тут женщина заснула, а муж притворился спящим и засопел.

вернуться

49

Из морализации, сопровождающей эту историю, мы узнаем, что черные буквы – воспоминание о совершенных грехах, красные – о крови Христовой, а белые – жажда небесного блаженства. Параллель к этому странному представлению содержится в приложении к переводу «Римских деяний» Грессе; в разделе «Старонемецкие переводы и переработки "Римских деяний"», в новелле 3, мы читаем о том, как два брата, один мирянин, другой клирик, живут в одном монастыре. Ученый клирик спрашивает однажды своего неученого брата, как он проводит время, не умея даже толком читать, и получает такой ответ: «Я уже выучил три буквы, одну черную, другую красную, третью белую. Первая – это воспоминание о содеянных мною грехах, вторая – воспоминание о Христовой крови, третья – жажда небесного блаженства».

вернуться

50

Автор смешал императора и судью, расследовавшего дело.

вернуться

51

Мера ткани – в тексте ульна, примерно соответствующая локтю, т. е. около 46 см.

вернуться

52

Снова заглавие, обнаруживающее, что смешная история понималась морально-дидактический и служила образчиком поведения священнослужителей.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: