Оставаясь незамеченными за пригорком, послали на разведку двух польских офицеров, переодетых в крестьянские тулупы и шапки. Поначалу хотели атаковать русских, но начальство решило, что имеет дело с численно превосходящим противником, а французские войска обессилены маршем и ощущают недостаток в боеприпасах. К тому же проводники обещали привести их в большую деревню в 12–15 верстах от них, откуда есть хорошая дорога прямо на Смоленск и уверяли, что русских там нет.

Итак, колонна двинулась вслед за проводниками, вскоре повернувших налево, то есть на юго-запад. Шли более 4-х часов и до деревни добрались глубокой ночью. По приказу польских офицеров проводники потребовали от старосты (lе starik) разместить на ночь дивизию, якобы с победой возвращавшуюся из Москвы, которую прикрывают справа и слева еще две дивизии. Это была военная хитрость, чтобы обмануть крестьян. Деревня оказалась одной из самых больших, встречавшихся на пути, с двумя господскими домами (deux chateaux). Было решено остаться здесь на 2–3 дня и восстановить истощенные силы. Квартиры распределили среди офицеров, дивизия расположилась частью в домах, частью на биваках. В селении находились магазины с водкой, табаком, сушеными овощами.

Р. Вьейо

На следующий день Вьейо, посланный на рекогносцировку, в одном поместье встретил человека, хорошо говорившего по-французски, и весьма удивился, когда тот сообщил, что утром в имении побывало около 20 казаков, отряженных от полка, находившегося в 4-х верстах отсюда, которые знали о пребывании отряда в Хморе (Zmora), наблюдали за его перемещением из окружавшего леса. Отсюда до Смоленска примерно 40 верст, но добраться туда французы не смогут, так как при первом же движении казаки атакуют их со всех сторон. Вьейо сообщил эти новости своему генералу (следует понимать — майору Абержу, которого он именует также полковником). Что касается упомянутых казаков, в данном случае речь идет о партии штабс-ротмистра лейб-гвардии гусарского полка Нащокина, который доносил в главную квартиру, что был отряжен 28 октября генералом Ожаровским из Строганова к селу Хмаре, где обнаружил неприятеля в числе 900 человек пехоты. Село Хмара (Хмора) Ельнинского уезда Смоленской губернии находилось на почтовой дороге из Рославля в Смоленск, в 66 верстах от последнего; на французской карте оно обозначено как Khmara.{51}

Ночью французы были потревожены двумя ружейными выстрелами; в один момент все были на ногах и простояли под ружьем до рассвета. Когда утром стали сменять пост, расположенный недалеко от опушки леса, то нашли его целиком вырезанным. 25 солдат и один офицер были захвачены врасплох и изрешечены ударами сабель и пик; офицеру нанесли 32 раны. Мужик, пришедший из другой деревни, рассказал, что все они окружены русскими войсками, главным образом, казаками, ожидавшими, когда те двинутся в путь, чтобы атаковать их на равнине. Собравшиеся офицеры приняли решение покинуть селение под покровом ночи. Посты были удвоены. Поздно вечером неожиданно раздалась ружейная стрельба и ужасное «ура!». Вьейо выбежал во двор и увидел, что он весь заполнен казаками, бившимися с французскими егерями, которые стойко выдержали первый удар, со всех сторон к ним спешили на помощь. Казаки, полагавшие, что застигнут неприятеля врасплох, были удивлены таким сопротивлением, и, опасаясь, что путь к отступлению будет отрезан, повернули назад к воротам, а поскольку бросились туда все разом, то не могли быстро выехать, и многих из них убили. Когда выход освободился, французы выстроились в боевом порядке на равнине, по которой во всю прыть удалялись казаки, последних не стали преследовать, т. к. вдали увидели поджидавшую их большую колонну, и приняли все меры для отражения возможной атаки.

Русская колонна развернулась, чтобы окружить противника со всех сторон. Теперь не оставалось сомнений в их замысле: произвести общую атаку, заставить неприятеля покинуть деревню, выманить его в поле и задавить числом. Отбивая атаки в нескольких местах, французы отстреливались через щели палисада, как через амбразуры. Несмотря на значительные потери, русские продолжали нападать в течение четырех часов и не давали покоя противнику весь день. Нащокин 29 октября (10 ноября) доносил: «На разсвете я их остановил ротою егерей и малым числом кавалерии; бой продолжался

4 часа, и я решился отступить, найдя невозможным неприятеля принудить оставить занятое им село, из котораго он сделал род крепости, окопавшись со всех сторон. Отступил я на вершину (на одну версту, написали в «Журнале военных действий»), окружив их цепью казаков, послал просить подкрепления к гр. Ожаровскому».{52}

Незадолго до наступления ночи в село возвратился мужик, который видел русские войска, блокировавшие французов. Он уверял, что на следующий день те ожидают артиллерию, чтобы заставить их выйти из деревни и сломить упорное сопротивление без риска понести большие потери. Обсуждать больше было нечего, необходимо было отступать под прикрытием ночи. «Наконец, — пишет Вьейо, — тронулись в путь; эту позицию покинули в темноте и в полнейшем безмолвии… Все мужики остались в своих избах, разожгли, как обычно, большие бивачные костры, чтобы ввести в заблуждение неприятеля, который, видя их, подумал бы, что мы проводим ночь в деревне». Французы спешили пересечь поле, чтобы укрыться в лесу; огни русских биваков указывали, где сосредоточены их силы. Встретившийся на пути русский ведет, крикнул: «Кто идет?», не получив ответа, разрядил в них оба своих пистолета и ускакал.

«В 12 ч. ночи, — писал Нащокин, — неприятель построясь в каре, пробил цепь и начал отступать. Я в ту минуту бросился с конною своею командою их преследовать и взял в плен 2 оф. и 102 ряд. Неприятель отошел к Михайловке, лежащей между Рославлем и Рославской дорогой, а сам я соединился к отряду гр. Ожаровского, которым тот же вечер, то есть 30-го, был отряжен с командою, состоящею из 500 ч. к с. Михайловскому, дабы стараться разбить находившийся там неприятельский отряд. Прибыл я в назначенное место в 6 ч. утра 1 ноября, атаковал неприятеля, который еще раз спасся помощью лесов его окружающих, бежав не по дороге, а только чтобы спастися каким-нибудь образом. Я взял в плен 53 ч. ряд. и продолжал преследовать неприятеля, который… следует на Лучку, дабы пробраться в Смоленск. Я иду на Прудки и до Ивановскаго».{53} Остается лишь гадать, что это был за неприятель; во всяком случае, не колонна Абержу, которая двинулась в несколько ином направлении, да и Вьейо ничего не говорит о преследовании их казаками.

Итак, покинув деревню, отряд Абержу поспешил к лесу. Проводникам было приказано вести ее окольными путями к Смоленску, куда надеялись прибыть на рассвете. Все дальше углублялись в густой лес; дороги были извилисты, как в лабиринте. Внезапно колонна остановилась. Допросили проводников, они откровенно признались, что заблудились в бесконечных изгибах дорог незнакомого леса, и вернулись туда, откуда ушли, к Хморе (Zmora). В деревне, несомненно, уже казаки. После четырех часов форсированного марша французы оказались перед лицом той же опасности, от которой убегали! Проводников чуть было не расстреляли. Снова тронулись в путь и через некоторое время вышли на большую равнину. На краю ее обнаружили деревню, возле которой разглядели русские войска. «Так как мы по-прежнему двигались вперед, — пишет Вьейо, — неприятель, удивленный нашей дерзостью, или полагая, что нас много, не открывая огня по нашему авангарду, потянулся к деревне. Дорога, по которой мы шли, проходила через нее. Вступив туда почти одновременно с ними, мы продолжали свой путь, а те смотрели, как мы проходим, с таким спокойствием, будто были самыми лучшими друзьями. Один француз, вырвавшись из их рядов, бросился в наши. Это был унтер-офицер императорской гвардии. Он сообщил, что пятьсот пленных собраны в огромной риге, и русские, чтобы избавиться от них при выступлении, собрались предать ее огню». Вьейо со своей ротой устремился к этому строению, которое уже было подожжено, разогнал русских, освободил пленных и вернулся к своей колонне.{54}