– Ты знаешь, что Сиэтл называют вторым Римом? – скучным голосом поинтересовалась Дэя. – Потому что он стоит на семи холмах.

– Сдаюсь, – вздохнула я, – рядом с твоими познаниями мои жалкие интересы современного человека выглядят смешно.

– У нас что, соревнование?

Я улыбнулась.

– А разве нет?

– Я намекнула, что в древности Риму несладко пришлось.

Мне тут же расхотелось идти и в фантастический музей, совмещенный с музыкальным, и на смотровую площадку Спейс-Нидл ближе к вечеру. Умела Дэя испортить настроение и метко вернуть с небес на землю. Тем не менее, от маршрута я отступать не стала, и все-таки потащилась дальше, но никакого удовольствия от разглядывания экспонатов не получила. Галерея гитар, зал, посвященный группе Nirvana, терминатор, чужие, постеры из старых фильмов ужасов – все это прошло мимо меня. Я не могла отвлечься от мыслей о том, что ждет Сиэтл в самом ближайшем будущем, а значит, меня и… Его.

О Нем я в принципе старалась думать как можно реже. Мужчина, которого я видела единственный раз в жизни и с которым у меня никогда ничего не будет. При мысли об этом я чувствовала, что где-то в районе сердца обрывается невидимая струна, и жить становится совсем тоскливо. Всякий раз обрубая мысли о нем, я будто замыкалась внутри. Разумеется, любовь с первого взгляда, любовь на расстоянии, любовь по фотографии – это все чушь собачья, но я горевала не о своем призрачном чувстве, а о том, что могло бы у нас получиться, будь я собой.

– Если бы ты была собой, ты бы его никогда не встретила.

– В точку. Думаешь, мне от этого легче? – я разозлилась не на шутку.

– То есть если бы у тебя был выбор, встретить и постоянно видеться с ним или никогда не узнать, ты бы выбрала второе?

– Да!.. Нет! Не знаю, – я сжала руки в кулаки. Дэя обладала потрясающим талантом вывести меня из себя на ровном месте. Правда делала она это исключительно в те моменты, когда я впадала в меланхолию, апатию или приступы сокровенной жалости к себе. Вот такая суровая терапия. Не хочу ничего знать о методах её хирургии.

До неё такие эмоции у меня вызывала только Лора. Та самая подруга, которая любила все, что связано с вампирами, и которая теперь мне больше не подруга. Мы с ней познакомились в начальной школе, когда худенькая девчонка с двумя светлыми косичками и огромными серыми глазами на бледном лице перевелась в нашу школу из другого района. Её родители переехали, и она тяжело переживала разрыв с прежними друзьями и привычной жизнью. Она была странной и замкнутой, и в классе её сторонились. Все, кроме меня. Не сразу, но мне удалось достучаться до неё, а потом мы стали неразлей вода.

Вместе ходили в столовую, вместе учили уроки, вместе смеялись над шутками, которые были понятны только нам. Вы, наверное, представляете, как это бывает. Продолжалась наша дружба ни много ни мало, а шесть лет. Мы сплетничали о парнях, я слушала её излияния о клыкастых красавцах, она – о стервозности Патрисии. А потом моей сестре пришло в голову, что Лора – это слишком много для такой, как я. В моей жизни как раз наступил самый тяжелый период подростковых прыщей, первых месячных и переходного возраста, период, когда Патрисия решила превратить мою и без того невеселую жизнь в Ад.

Она напрямую сказала Лоре, что очень скоро дружить со мной будет невыгодно, и что если та не хочет скатиться на самое дно, лучше порвать все сейчас. А Лора взяла и согласилась. Вот так просто, да. Перестала отвечать на мои звонки, отсела на другой конец класса, на переменах по возможности избегала. Она даже не попробовала бороться… отошла в сторону и вскоре вполне успешно сдружилась с новенькой, которая пришла к нам. Та была особа бойкая, парная дружба её не устраивала, поэтому они примкнули к одной группе девчонок, а обо мне забыли все. План Патрисии удался, я осталась одна, и на меня посыпались все гадости школьного формата. Вырванные из тетрадей страницы с домашним заданием, жуки в сумке, наклейки на спину, смех и перешептывания в коридорах, жвачка в скважине ящика с вещами, исчезнувшая в душевой одежда… Все это были мелочи жизни, потому что основной удар она нанесла сразу. Я хорошо помню лицо Патрисии, когда она рассказала мне, что произошло. Я узнала именно от неё, потому что вызвать Лору на откровенность так и не получилось.

От разрыва с подругой (кстати, отсюда это безликое безымянное «подруга») я отходила долго, но зато потом была уверена, что больше никого не подпущу к себе на расстояние выстрела. Быть с ней каждый день в школе, видеть и знать, что она уже все забыла, было больно.

На выпускном она подошла ко мне и сказала:

– Прости меня.

А я ответила:

– Нет проблем, – хотя в тот момент мне хотелось окунуть её головой в миску с безалкогольным пуншем. Это была бы малая плата за то, что Лора сделала тогда. По меньшей мере, я могла бы сказать: «Ты поступила, как дерьмо собачье, поэтому можешь подавиться своими извинениями». Но нет, я предпочла быть приличной девочкой. Я так и не научилась прощать, отпустить тоже не смогла, и даже ответить, как следует, не вышло.

– Главное здесь и сейчас.

– Ну да, ну да. Я должна жить настоящим, знаю, об этом все психологи во всех концах света говорят с умными лицами.

Я представила себе Дэю с умным лицом, говорящую: «Сделай глубокий вдох и освободись ото всего, что тебе мешает», – и мне стало смешно. Не только мне, она тоже фыркнула. По всей видимости, психологом она себя тоже не представляла.

– Я хотела сказать, что здесь и сейчас ничто не мешает тебе быть другой.

– Кроме меня самой.

– Точно.

Я вздохнула. Станет мне легче, если я сейчас наберу номер Лоры и все ей выскажу? Пожалуй, нет. Да и Дэя говорила не о том, а о способности отпускать прошлое. Начинать с чистого листа каждый день, не увлекаясь, но принимая во внимание то, что с тобой уже случилось.

– Почему ты не сказала Дэе, что рисунки на стенах твоих покоев принадлежат тебе?

– В этом не было нужды.

– Не было? Рисование – твоя жизнь! Почему ты не поделилась с ней тем, что создавала? Почему все время, что она была рядом, ты не нарисовала ничего? – я осеклась, понимая, что знаю ответ. Или это знание сохранилось во мне после тех кошмарных воспоминаний, или Дэя мне подсказала.

Чего бы я хотела больше? Гордиться своей наблюдательностью или осознать, что она мне доверяет? На этот вопрос я тоже знаю ответ, поэтому не стану писать о том, что мне открылось. Если бы Дэя хотела, это было бы в той жуткой записи, от которой у меня сорвало крышу, чердак, и поломало в щепки верхний этаж.

На Спейс-Нидл я сегодня не стала подниматься, решила оставить на потом, а по дороге домой Дэя рассказала, что в старой части Сиэтла под тротуарами сохранился подземный город. Скажем так, не совсем подземный, это первые этажи зданий некогда центра, с которого начинался Сиэтл, как таковой. Я почитала в сети, когда вернулась. Есть даже интересная ночная экскурсия для взрослых. Обязательно выберусь на неё, когда стану свободна.

Пока что это всего лишь мечты, но я точно знаю, кого хочу держать за руку, когда буду спускаться вниз по облезшей желтой лестнице в подземелья.

Запись девятнадцатая. 21 сентября, 22:40

Свое обещание она сдержала: мы и впрямь увидели Его. О том, что Он преподает в Университете Вашингтона, я уже писала. Сегодня мне довелось узнать его имя.

Дэя, как всегда, была в своем репертуаре. На лекции умудрилась сесть в первом ряду, положила руки на стол и устроилась поудобнее – с таким милым видом, будто собралась спать или изображала сраного хомячка Винки! Почему сраного?! Да потому что меня все это бесит-бесит-бесит!!!!

Я внутри собственного тела орала, топала ментальными ногами и обещала ей все самые страшные кары, но контроль Дэя мне так и не вернула. Похоже, ей нравятся такие игры. Глаза она закрывать не стала, позволив мне быть безмолвным наблюдателем сцены, за которую мне до сих пор хочется её придушить. Могло быть и хуже, я знаю, но сейчас меня гораздо больше раздражает то, что было, чем то, что могло бы быть.