А Вы можете вычесть из моего содержания 25 центов.
До свидания, до января, желаю веселых праздников!
К концу Рождественских каникул. Числа не знаю.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Идет ли снег там, где Вы живете? Весь мир, который я вижу из башни, окутан белым, Сверху падает снег, словно кукурузные хлопья.
День кончается, солнце садится, оно - светло-желтое, а холмы - лиловые. Я сижу на оконном сиденьи и пишу Вам.
Пять золотых монет от Вас пришли так неожиданно! Я не привыкла к Рождественским подаркам. Вы подарили мне столько - все, что у меня есть - и я не вправе ожидать большего. А все же мне приятно. Хотите знать, что я купила?
1. Серебряные часы в кожаном футляре, чтобы вовремя приходить в класс.
2. Поэмы Мэтью Арнольда.
3. Грелку.
4. Коврик (у меня на башне холодно).
5. Пятьсот листов писчей бумаги (надеюсь скоро стать писательницей).
6. Словарь синонимов (для обогащения языка).
7. (В этом я не хотела бы признаваться, но что делать!) Пару шелковых чулок.
Не думайте, дядюшка, будто я не все Вам рассказываю! Чулки я купила из низких побуждений. Джулия Пендльтон приходит ко мне учить геометрию, и всегда - в шелковых чулках. Ну, ничего… Как только она приедет, пойду к ней и сяду на кушетку, нога на ногу. Видите, какая я плохая - но, по крайней мере, честная. А Вы из моей характеристики знали, что я - не совершенство, правда?
Резюмирую (это любимое словечко нашей учительницы английского): я очень благодарна Вам за семь подарков. Я играю, что их прислали родные из Калифор-нии. Часы - от отца, коврик - от мамы, грелка - от бабушки, кто же другой будет беспокоиться, чтобы я не простудилась тут, на севере? Бумага - от младшего брата Гарри. Сестра Изабелла подарила мне шелковые чулки, тетя Сьюзен - поэмы Мэтью Арнольда, дядя Гарри (маленький Гарри назван в его честь) - словарь. Он хотел послать шоколад, но я настояла на синонимах.
Надеюсь, Вы согласны играть роль целой семьи?
А теперь рассказать Вам, что я делала на каникулах или Вы интересуетесь моим образованием как таковым? Обратите внимание на «как таковым». Это - мое последнее приобретение.
Девочку из Техаса зовут Ленора Фентон. (Не лучше Джеруши, а?) Мне она нравится, но меньше, чем Салли. Я никогда никого не буду любить, как Салли - кроме Вас, конечно. Вас я всегда буду любить больше всех, потому что Вы - моя семья в одном лице.
Мы с Ленорой и две второкурсницы гуляли каждый ясный день в коротких юбках, вязаных кофтах и шапочках. Исходили мы всю местность. Как-то раз мы пришли в город, (он - в четырех милях от колледжа), и зашли в ресторан, куда ходят обедать студентки. Вареный омар (35 ц.) и гречневые оладьи с кленовым сиропом (15 ц.). Питательно и дешево.
Мы очень веселились, в особенности - я, ведь все это так непохоже на приют. Я - словно каторжник, вырвавшийся на свободу. Не подумав, я начала про это рассказывать, но спохватилась и замолчала. Мне трудно молчать, я по природе откровенна. Если бы не было Вас, я бы лопнула.
В пятницу вечером мы варили тянучки. Здесь остались на праздники двадцать две девочки со всех курсов, и экономка разрешила нам постряпать. Кухня - огром-ная, медные кастрюли висят в ряд по стенам; самая маленькая кастрюлька - величиной с котел. В колледже живет девушек четыреста. Главный повар, в белом колпаке и переднике, достал еще двадцать два колпака и передника, и все мы превратились в поваров.
Было очень весело, но тянучки вышли не такие уж вкусные. Когда все было готово, а мы сами, кухня и дверные ручки стали совсем липкими, организовали процессию, и мы - в передниках, в колпаках, с вилками, ложками, сковородками - торжественно направились по пустым коридорам в учительскую, где с полдюжины преподавателей мирно коротали вечер. Мы исполнили перед ними серенаду и предложили угощение. Они были вежливы, но нерешительны. Когда мы уходили, они молча и вдумчиво боролись с тянучками.
Видите, дядюшка, какие я делаю успехи!
Не думаете ли Вы, что мне лучше стать художницей, а не писательницей?
Каникулы через два дня кончаются, и я рада, что снова увижу девочек. У меня на башне как-то одиноко. Когда двадцать два человека занимают дом, построенный для четырехсот, они гремят в нем, как кости в мешке.
Одиннадцать страниц… Бедный дядюшка, как же Вы устали! Я хотела написать благодарственную записку, но если уж я начну, я не могу остановиться.
До свидания, спасибо за память. Я была бы вполне счастлива, если бы не облачко на горизонте: в феврале начинаются экзамены.
Любящая вас Джуди.
P.S. Может быть, неудобно писать «любящая»? Тогда - простите! Но ведь должна же я любить кого-нибудь, а у меня только и есть, что Вы да миссис Лип-пет. Так что Вы уж потерпите, ее я любить не могу.
Накануне…
Дорогой длинноногий дядюшка!
Посмотрели бы Вы, как мы учимся. Каникул будто и не было. За последние четыре дня я вбила себе в голову пятьдесят семь неправильных глаголов, - надеюсь, они останутся там и после экзаменов.
Многие ученицы продают свои учебники, но я свои хочу сохранить. Потом, когда я кончу, все мое образование будет стоять на полке, и если мне понадобится что-нибудь - я всегда смогу это найти. Гораздо легче и удобней, чем запоминать все.
Джулия Пендльтон зашла ко мне сегодня вечером и пробыла с добрый час. Она завела разговор о семьях, и я не могла переменить тому. Ей во что бы то ни стало понадобилась девичья фамилия моей матери. Ну можно ли задавать такой вопрос человеку, воспитанному к приюте? У меня не хватило смелости сказать правду, я пробормотала: «Монтгомери». Тогда она осведомилась, принадлежу ли я к Монтгомери из Вирджинии или из Массачусетса.
Ее мать - Резерфорд. Семья эта прибыла в Ноевом ковчеге и связана родством (точнее - свойством) с Генрихом VIII. Со стороны отца их род можно проследить до Адама. На самых верхних ветвях генеалогического древа ютятся ее предки с шелковистой шерстью и особенно длинными хвостами.
Собиралась написать милое, веселое, интересное письмо, но очень уж хочется спать, и, кроме того - не о чем. У новеньких судьба незавидная.
Ваша,
ожидающая экзаменов,
Джуди Аббот.
Воскресенье.
Дорогой длинноногий дядюшка!
У меня ужасная, ужасная, ужасная новость. Но прежде, чем сообщить ее, постараюсь привести Вас в хорошее расположение духа.
Джеруша Аббот стала писательницей. Стихи под названием: «С моей башни» появятся в февральской книжке нашего ежемесячника, на первой странице. Это очень большая честь для новенькой. Преподавательница английского остановила меня у церкви и сказала, что стихи очень хорошие, только в шестой строке не выдержан размер. Я пошлю Вам журнал, если хотите.
Постойте, нет ли у меня еще чего-нибудь приятного? Ну, как же! Я учусь кататься на коньках и уже могу немножечко проскользить без посторонней помощи. Кроме того, я умею спускаться по канату с потолка и прыгаю через планку на высоте три фута шесть дюймов. Скоро будет и четыре.
Сегодня утром мы слушали вдохновенную проповедь епископа Алабамского на текст: «Не судите, да не судимы будете». Он говорил, что надо прощать другим слабости и не огорчать людей осуждением. Хотела бы я, чтобы Вы его слышали!
Сейчас ослепительно-солнечный день, на елях сверкают сосульки, все сгибается под бременем снега, а я сгибаюсь под бременем горя.
Итак, новости. Смелее, Джуди! Говори. Вы в xoponieь настроении? Да? Так вот: я провалилась по математике и по латыни. Теперь я занимаюсь ими отдельно и буду держать переэкзаменовку через месяц. Мне очень грустно, если это Вас огорчает, но сама я не очень горюю, ведь за это время я узнала столько всяких вещей! Я прочла семнадцать романов и целые пуды стихов. Книги самые нужные: «Ярмарка тщеславия», «Ричард Феверел», «Алиса в стране чудес», эссе Эмерсона, «Жизнь Вальтера Скотта» се написал Локкарт, первый том «Римской империи» (это Гиббон) и половина «Жизни Бенвенуто Челлини». Разве не замечательно?