НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ

В мае 1941 года штаб артиллерии и все артиллерийские части 55-й стрелковой дивизии выехали в Уреченские лагеря, расположенные километрах в пятнадцати к востоку от Слуцка. Оказавшись на новом месте, подразделения сразу приступили к занятиям.

Начальник штаба артиллерии нашей дивизии капитан Ф. И. Деревенец отличался беспокойным характером и большим трудолюбием. Своим помощникам — мне, старшему лейтенанту Радченко и младшему лейтенанту Макарову — он давал столько заданий и поручений, что мы едва успевали выполнять их.

Дел было много. Мы планировали учебу, контролировали ход боевой подготовки и внутренний порядок в артиллерийских частях, учились сами. Набегаешься, бывало, за день так, что к вечеру ног не чувствуешь.

Жил я в маленьком домике, сколоченном из досок и фанеры. Вместе со мной — шестилетняя дочь Римма, давно уже оставшаяся без матери. Когда я работал в штабе, Римма играла возле крыльца. Это было ее излюбленное место. Иногда она исчезала, но я не волновался за нее: она убегала в штабную батарею, в гости к «дяде Коле». Разведчик Николай Семенихин, недавно прибывший к нам из другой части, умел и любил в свободное время развлекать Римму.

Многие командиры и бойцы, скучавшие по своим детям, охотно играли с девочкой. Но самой старшей и внимательной «няней» оказался начальник артиллерии дивизии полковник Сергей Иванович Семенов. Он часто брал Римму с собой в столовую, баловал сладостями. На время учений полковник отвозил девочку в Слуцк к своей жене. У них умер единственный сын, и больше детей они не имели. К Римме они привыкли, полюбили ее.

Мужчине, особенно военнослужащему, трудно одному растить ребенка. Я был очень благодарен товарищам, помогавшим мне.

Для меня это было счастливое время. Я любил свое дело, свой коллектив, намеревался подать рапорт о поступлении в военную академию.

На рассвете 22 июня полковник Семенов, младший лейтенант Макаров и я отправились на рыбалку. Едва подъехали к реке — услышали нарастающий гул самолетов.

— Выходной день, а авиаторы наши трудятся. Наверное, учение какое-нибудь, — сказал Саша Макаров.

— Им теперь суток не хватает. Осваивают новые машины. А сегодня погодка хорошая, вот и ловят момент, — пояснил Семенов.

— Десять… двадцать… тридцать, — считал я черные точки, двигавшиеся навстречу восходящему солнцу.

— Больше полка! — удивился Саша.

— Это не наши, немецкие! — встревоженно воскликнул я, увидев в бинокль кресты на крыльях машин.

— Дайте сюда! — Семенов выхватил у меня бинокль. — Точно! Фашистские бомбардировщики! Что это значит?

— Если бы война, то наши «ястребки» давно бы их перехватили и растрепали. Такую махину не заметить нельзя, — успокоительно сказал Макаров.

— Резонно! — согласился Семенов. — Но я все-таки на всякий случай вернусь в лагерь. А вы пока оставайтесь.

Полковник уехал. Скрылись за горизонтом самолеты. Вокруг было тихо, но настроение испортилось. Не до рыбалки! Часа через полтора за нами пришла машина.

— Приказано срочно прибыть в штаб, — сказал шофер Акимушкин.

Когда мы вернулись в лагерь, там заканчивались последние приготовления. Исчезли палатки, опустели коновязи и артиллерийский парк. Мы узнали, что возвращаемся на зимние квартиры, где будем ждать дальнейших указаний. Личному составу выданы боевые патроны, однако по немецким самолетам стрелять не разрешено.

Деревенец приказал мне отвезти дочь в Слуцк и немедленно явиться в штаб дивизии.

Я не испытал чувства страха и даже особого огорчения, узнав о начале войны. Мы, молодые командиры, восприняли это известие даже с воодушевлением. Каждый из нас мечтал о подвигах, и вот эта пора пришла.

Мы знали, что Красная Армия сильна и могуча. Наша 55-я стрелковая дивизия имела не только отличные кадры и хорошее вооружение, но и славные боевые традиции, зародившиеся еще в годы гражданской войны. Она участвовала в освободительном походе в Западную Белоруссию, потом дислоцировалась на границе, в Брестской крепости, и лишь недавно была отведена в Слуцк.

Мы верили, что разобьем противника на его собственной территории — малой кровью, могучим ударом. Так пелось в песне, и так нас учили в то время…

Капитан Деревенец встретил меня на лестнице штаба:

— Берите карту и бегите в оперативное отделение. Там уже марш планируют. А я артснабженцами займусь.

У операторов было людно и шумно. Начальник отделения капитан А. М. Зуев со своим помощником капитаном А. Б. Маркиным едва успевали отвечать на вопросы начальников служб и других отделений штаба. Каждый хотел быстрее нанести на карту обстановку, выяснить то, что волновало его.

— Кстати пришли, товарищ Морозов, — сказал Зуев. — Быстренько готовьте расчеты на марш для артиллерии.

Дивизия получила приказ сосредоточиться в районе Березы-Картузской, в ста километрах от Бреста. Стрелковым полкам округ подавал автотранспорт, и они должны были прибыть на место к 24 июня. Артиллерия на конной тяге совершала 200-километровый марш своим ходом и сосредоточивалась к исходу 26 июня. Сведений о противнике мы не имели.

Я принялся изучать маршруты и переносить на свою карту. Один из них проходил по прямому как стрела шоссе Слуцк — Брест. Другой — северный — извилистой линией шел через Несвиж, Барановичи, Ружаны. Измерив расстояние, я сделал необходимые расчеты, заготовил распоряжения артиллерийским частям: когда выступить, когда пройти исходный рубеж, где и на какое время остановиться на дневки.

К концу работы в оперативное отделение пришел полковник Семенов. Он проверил и утвердил составленные мной документы, потом обратился к капитану Зуеву:

— Какие новости?

— Пока никаких указаний не поступало, — ответил тот. — С армией связи нет. Боюсь, что наша дивизия прибудет к шапочному разбору. Без нас там всё закончат.

— Вряд ли. Это не Хасан, тут большой войной пахнет, — ответил Семенов и, повернувшись ко мне, распорядился: — Передайте Деревенцу, что я поехал в полки. Готовьтесь к маршу. Держите связь с операторами и разведчиками.

Подойдя к дверям, он добавил:

— Дочь вашу возьмет моя жена. Если что, так вместе в Курск поедут. (В Курске до 1939 года стояла наша дивизия).

Красноармейцы выносили ящики с имуществом и документами. Комендант штаба лейтенант А. И. Жаденов бегал с одного этажа на другой. Из окон виднелся городок стрелкового полка. Там тоже шли сборы: бойцы скатывали шинели, грузили в повозки боеприпасы.

«А вдруг налетит авиация? — мелькнула у меня мысль. — Вот наделает она дел при такой скученности!..»

Я решил позвонить в штабы артполков, которые размещались в отдельных городках восточнее Слуцка. На мое предупреждение командир 84-го артполка майор И. К. Воропаев ответил обиженным тоном:

— Ты что, за дураков нас принимаешь? Все подразделения давно уже выведены.

Зато в 141-м артполку батареи находились еще в городке. Начальник штаба капитан Кряжев пообещал рассредоточить полк и пожаловался на то, что приписной состав собирается медленно. Плохо и с автотранспортом, который должен был прибыть из народного хозяйства…

Едва забрезжил рассвет, наша колонна выступила из города.

В пятидесяти километрах от Слуцка штаб дивизии остановился на дневку около деревни Нагорное. Шоссе опустело. Войска укрылись в лесных массивах. Только отдельные автомашины и повозки ехали на восток. Стали появляться первые беженцы. Фашистские самолеты безнаказанно расстреливали детей и женщин, а мы ничем не могли помочь им. С нами не было даже зенитного дивизиона. Он находился на полигоне в районе Крупки (восточнее Борисова), где были сосредоточены зенитные дивизионы всех дивизий Западного особого военного округа.