— Юре-е-е-е-ец! — негромко позвала я.

— Рец… рец… рец… ец… — ответил мне музей.

— Ты меня не слышишь? — почти шепотом снова окликнула.

— Слышишь…Слышишь… — ответили мне и стало жутковато.

Еще и откуда ни возьмись холодный ветерок налетел. Он забивался под тонкую курточку, и кожа покрывалась мурашками, заставляя ежиться то ли от озноба, то ли от страха.

— Я тебя не боюсь! — ответила эху.

— Боюсь… Боюсь… — сказало оно.

— Вот и не вякай! — и… на этот раз мне никто не ответил.

Странный зал, странное эхо, и вообще от этих магов всего ожидать можно. Пойду-ка лучше Юру поищу.

Но дошла я ровно до первой витрины, а потом зависла, рассматривая экспонаты. За стеклом был разложен обрывок толстой цепи из желтого металла, толщиной сантиметров десять — не меньше. Надпись на табличке гласила: «Элемент магической цепи с дуба мудрости. 200 тыс. лет. До н. э.»

— Неужто из золота та самая? Ну, ничего себе! — восхитилась я.

— Чего тебе… чего тебе… — пристало ко мне противное эхо.

— Ничего мне не надо!

— Надо… надо… — решил меня выбесить невидимый собеседник.

— Да заткнись ты! — в сердцах сказала я.

— Ткнись… ткнись… — продолжали издеваться из темноты.

— Сиди там, в сумраке и не отсвечивай, а то фонарик достану!

— Не стану… не стану… — кто-то раздухарился не на шутку, пришлось достать мобильник и действительно посветить в самый темный угол.

Эхо обиделось и замолчало. Правильно, в общем-то, сделало, потому что любопытство всегда побеждает страх.

В следующей витрине рассыпали зубы и кости. «Верхние клыки и большая берцовая кость ликантропа обыкновенного Петера Штумпфе, 16 век н. э» — прочитала я. Похоже, тут весь музей состоит из тех экспонатов, за которые бы ученые жизни не пожалели.

Так и брела я между лампами, в которых когда-то жили джины, изумрудными ядрами магического орешника, скрижалями, фолиантами, свитками и прочей бесценной мишурой далекого, чуждого мне, прошлого. В следующем зале все стены и поперечные перегородки были увешаны портретами. Некоторые оказались вполне узнаваемыми, вот только о тех их регалиях, что перечислялись под портретом, я и понятия не имела. Например: «Леонардо ди вер Пьеро да Винчи, глава магической гильдии, маг-универсал, м.с. 8, 2 ф.» или «Мишель де Нострдам, маг-прорицатель, м.с. 6, 0 ф.». О значениях сокращений догадалась сразу, там указывали величину магической силы каждого великого деятеля магической общины.

Портреты женщин попадались намного реже, и на них обычно значилось «жена такого-то мага, верная спутница и соратница», хотя попадались изображения тех, кто чего-то достиг сам. Целый стеллаж посвятили ведьмам. На верхних полках расставили картины, а на нижних предметы ведьминского быта от сушеных крыльев летучих мышей до котлов и метел.

Оказывается, среди властителей и властительниц тоже встречались маги. На одном из портретов художник нарисовал изящную, потрясающей красоты женщину, восседающую на золотом троне. Ее простое белое одеяние спускалось крупными складками до самого пола, а украшений на ней было столько, что я невольно задалась вопросом, как она все это на себе таскала? «Нефертари Сери-эн-мут, социальный маг, видный политический деятель, м.с. 7, 2 ф.» — хмм, так вот ты какая царица египетская! Ничего похожего на древние изображения, где виден лишь профиль. Женщину изобразили настолько реалистично, что казалось, она вот-вот сойдет с портрета или начнет с тобой разговаривать.

На следующей перегородке висел всего один портрет, с которого на меня смотрел самый настоящий сказочный волшебник в высоком колпаке и ярко-фиолетовом халате, расшитом золотыми звездами. Седая борода свисала ниже пояса. Сафьяновые шлепанцы с загнутыми вверх носками смотрелись на тощих старческих ногах забавно, а вот взгляд мужчины притягивал. Казалось, он смотрит прямо на меня и хочет сказать что-то важное. «Фонтей Эзур Элазар, маг-универсал, изобретатель магметимура, м.с. 12, 9 ф. — максимально зарегистрированная по настоящее время» — прочитала я. Про этого старичка мне рассказывал проректор. Оказывается, он не только первый измерил магическую силу, но и сам обладал огромным потенциалом.

— Ксю, а ты что здесь делаешь? — голос Юры, прозвучавший за моей спиной, заставил вздрогнуть от неожиданности.

— Напугал! — выдохнула я.

— Уже соскучилась? — прищурившись, спросил Едемский.

— Мечтай, — усмехнулась в ответ. — Пришла вот на музей посмотреть прежде, чем окунусь с головой в вашу магическую жизнь.

— Подписала договор? — поинтересовался он. Отвечать не стала, а просто кивнула. — А я спускался в хранилище, подготовить зал с магметимуром.

— Магметимуром… — задумчиво повторила я и посмотрела на надпись под портретом мага. Юра проследил мой взгляд и понимающе хмыкнул.

— Фонтей Элазар — выдающийся был маг, открытий совершил — современным ученым мужам и не снилось, а ведь техника и средства в то время были, сама понимаешь, допотопные. Причем, в подлинном смысле этого слова — он жил еще до великого потопа. Тогда зануда Ной еще и не родился, когда Фонтей уже творил.

— А почему Ной зануда? — спросила я.

— Потому что ботаник, а для них цветочки и зверушки намного важнее разумных существ.

— А он, что, тоже из ваших?

— Из наших, Ксю! Теперь из наших. Привыкай! — усмехнулся Едемский и тему тут же сменил. — Есть хочешь? Сейчас обеденное время, можем в столовую спуститься.

— Неа, — покачала головой. — Меня Нелюб Петрович кофе напоил, с печеньем.

— Скряга Бедо напоил тебя кофе? — удивился Юрец и заржал. — Ну, ты, Ксюха, даешь! Что же ты с ним сделала, что он так расщедрился?

— Ничего, — пожала плечами. — Мы просто побеседовали. А, вообще, он меня уговаривал. Говорит, жен-полукровок вашим магам для счастья не хватает, а потом предупредил что тяжко мне придется, потому что для магического мира я обезьяна.

Ржач стал громче, перешел во всхлипы, когда Едемский согнулся чуть ли не пополам.

— Ксю, если ты обезьяна, то вполне симпатичная и с гранатой в нехилом таком тротиловом эквиваленте. Поверь мне как магу-интуиту. — Серьезно сказал юноша, когда отсмеялся. — У моей магической силы фонтеев хоть и немного, но зато меня выбрал сильный артефакт. Так что, вполне можешь довериться моему чутью — ты справишься. А что до скептически настроенных магов, то тут все правда — козлы они, особенно древние.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я. Всегда, когда ввязываешься в новое, окутанное туманом, неизвестное дело, важна любая поддержка, а от Едемского я пока видела только хорошее, хотя ничем этого пока не заслужила. — Скажи, а тот Кремер, ну который важный, у лифтов… Он тоже против полукровок?

Почему-то мне было очень важно, что об этом думает тот зеленоглазый шатен, который так галантно назвал меня «леди», словно обласкав тягучим, медовым голосом.

— Что? Понравился? — хитро прищурился Юра.

— Причем здесь это? — возмущенно ответила я, но глаза все же опустила. — Просто он мне показался вполне адекватным и порядочным чело… э-э-э-э, магом, в отличие от своего однофамильца. Кстати, ты мне так и не рассказал, родственник ли он белобрысому?

— Кремеры — очень древний и уважаемый в магическом сообществе род, в большинстве своем радеющий за старые правила. Пойдем, а покажу тебе одного их представителя, — Едемский взял меня за руку и повел вдоль перегородок почти до конца зала. Перед одной из них мы остановились.

Картина, висевшая на ней, была огромна. На полотне художник изобразил в полный рост очень важного мага. Надменный взгляд прожигает смотрящего насквозь, словно выворачивает наизнанку и одновременно оценивает, гордо вздернутый подбородок, расправленные широкие плечи, а осанка такая, что кажется будто он проглотил лом. Но, что больше всего меня поразило, сразу можно догадаться, чей предок изображен на картине — те же синие глаза и шапка золотых волос, переливающихся на солнце. Копия. Правда копия более мужественная или возмужавшая, не знаю тонкостей характера предка.